— Где эта операционная? — я, видимо, испугал девушку своим видом, потому что она сама выскакивает из кабинета, и мы вдвоем почти бежим к операционной. Она машет рукой, а я залетаю в помещение. Ширма закрывает от меня пациентку, и лишь женщина-врач в маске и стерильном голубом костюме ошарашенно таращится на меня.
— Остановитесь! — кричу на выдохе.
— Владислав Геннадьевич, вы что здесь делаете? — справившись с удивлением, спрашивает врач.
— Не надо аборт, Полина. Давай поговорим, — дыхание сбилось, но я пытаюсь взять себя в руки. В дверях операционной стоит медсестричка, которая непонимающе смотрит на всю сцену.
— Владислав Геннадьевич, выйдите, — врач растерянно переводит взгляд на пациентку.
— Что происходит? Шарашка, а не клиника! — слышу из-за ширмы писклявый женский голос.
— Там не Полина? — до меня не сразу доходит информация.
— Нет, Полину отправили на УЗИ. Она категорична в своем решении и сказала, что ни о каком аборте не может быть и речи, — отвечает врач.
— Владислав Геннадьевич, позвольте, я вас провожу к кабинету УЗИ, — медсестра берет меня под локоть и выводит из кабинета.
— Вы меня извините, я не подумала, что вы про Полину спрашиваете, — тараторит девушка виновато. — Просто последней пациенткой была Татьяна Петровна. Вот я и подумала, что вы про нее спрашиваете. Она же тоже рыжая.
— А сколько лет Татьяне Петровне? — из меня вырвался истеричный смешок.
— Сорок вроде, не знаю точно, — медсестра покраснела, поняв, к чему я клоню. Она подумала, что я не могу спрашивать про Полину по той простой причине, что Татьяна Петровна скорее подходит мне по возрасту, нежели Полина. — Еще раз извините, вот кабинет УЗИ, — девушка открыла передо мной дверь.
— Папаша, куда вы прете? — встречает меня грубым вопросом узистка. — Ой, Владислав Геннадьевич, простите. Я думала, что это отец ребенка не усидел в коридоре.
— Вы все правильно подумали, — я встречаюсь взглядом с Полиной. — Прости меня, любимая.
Девушка смотрит на меня и плачет, а я встаю на колени перед ней. И мне плевать, что кто-то видит это. Это сейчас не важно. — Я был настоящим дураком и козлом. Прости меня и дай мне… Нет, не так. Дай нам еще один шанс. Прошу.
Полина плачет. Кивает, а я встаю с колен и подхожу к кушетке и обнимаю девушку, пряча свою слезу, что так не вовремя появилась на глазах.
Полина.
Токсикоз решил мне показать все прелести беременности. Чтобы я прочувствовала все сполна, так сказать. Все утро меня выворачивало так, что я позвонила и перенесла время приема. Мне просто надо было немного отлежаться. В итоге, пролежав час на диване и убедившись, что беготня к фаянсовому другу окончена, я собралась и поехала в клинику.
Там все было как обычно, и даже Марго вроде бы была такая же, как всегда, но что-то было не так. Мне везде чудились косые взгляды, словно даже посторонние люди знали, что я беременна и без мужа. Ощущение, что в меня тычут пальцем и называют за глаза гулящей, просто заставляло в прямом смысле чесаться.
С Марго мы проболтали полчаса, и я ушла к кабинету врача. Я сидела в очереди, как самая обычная пациентка. Многие женщины на прием приходили с мужьями, и это было странно. Он все равно сидит в коридоре, зачем ты его тащишь с собой? Чтоб показать, что у тебя есть мужик? Так это и так понятно, у тебя уже пузо нос подпирает. Беременность же не наступает, потому что ты форточку забыла закрыть или закрыла, но поздно. Явно же в твоей жизни присутствовал мужчина, пусть и какое-то время. Вот именно на этой мысли я и поняла, что тоже хотела, чтобы и меня ждал в коридоре мой мужчина, который бы с волнением спрашивал: когда я выйду из кабинета врача, все ли хорошо.
— Пчелкина, проходите, — меня пригласила в кабинет молоденькая медсестра. — Как ваше самочувствие? Что решили? — я еще сесть на стул не успела, а врач уже ждет ответа.
— Тошнит, мутит, — как на духу признаюсь врачу.
— Ну, так вы же беременны, это токсикоз, – врач, видимо, ждала другого ответа. А меня немного раздражает такой тон. Я как бы в курсе, что это токсикоз. Но вы же спросили, как я себя чувствую, я ж вам и ответила. — Вы решили? Будете оставлять ребенка?
— Да, я решила. И да, я буду оставлять ребенка, — я и в прошлый раз ответила на этот вопрос, и такая настойчивость врача в этом вопросе меня уже порядком начала раздражать. — Вы мне толком расскажите, что угрожает малышу? Почему вы у меня так настойчиво спрашиваете: буду ли я оставлять малыша или нет.
— Ну, просто в ваших обстоятельствах… да и вы прием перенесли. А у нас в это время обычно на аборт записываются, — что-то невразумительное отвечает врач.
— В каких обстоятельствах? — я прищурилась. Что-то дамочка не договаривает. — А время я перенесла из-за того, что меня рвало и мутило, и я просто физически до вас добраться не могла. Вы что себе позволяете? Что за общение с пациентом? — вот именно такую встряску мне надо было устроить в виде предвзятого отношения от врача, чтобы я поняла. Я очень хочу этого ребенка, и любому, кто хоть косо посмотрит на меня или моего малыша, я смогу заткнуть рот, если этот кто-то его посмеет открыть в мою сторону.
— Извините, — женщина смутилась, покраснела и уткнулась в записи у себя на столе. — С анализами вроде все нормально, есть небольшие отклонения, но не критично. Если токсикоз еще будет беспокоить, то мы назначим курс лечения, капельницы поделаем, — тараторит женщина. — А еще давайте сделаем УЗИ.
— Хорошо, — киваю. Естественно, врач не объяснила мне, про какие такие “обстоятельства” она говорила. Но я решила спустить на тормозах данный инцидент.
— Вас медсестра проводит. Вот направления на анализы, — и мне сунули в руки пачку направлений.
Попрощалась и вышла. “Надо будет сменить врача”, — это первая мысль, которая пришла мне на ум, когда я покинула кабинет.
В кабинете УЗИ был полумрак и прохладно.
— Вы одна? — первое, что спросила у меня узистка.
— Ну да, — я сперва не поняла, что она имела в виду. Лишь спустя мгновение дошло, что она про отца ребенка, которых беременные девушки таскают, чтобы показать на УЗИ точку, которая будет в будущем их общим ребенком. Видимо, чтобы у отца семейства уже с раннего срока проснулся отцовский инстинкт. И чтобы муж начинал носить ее на руках уже сейчас, а не когда живот нарисуется.
Легла на кушетку и подняла футболку. Холодный гель заставил вздрогнуть. Врач-узист называла медсестре какие-то цифры, видимо, размеры чего-то, а я лишь лежала и пыталась понять по тону врача: нормально это или нет. Лежать и вот так вот слушать и при этом не нервничать очень сложно. Как по мне, это практически нереально.
От двери меня загораживает ширма. Притом она стоит так интересно, что загораживает только половину меня. Если кто-то откроет двери, то увидит мои ноги и, видимо, должен понять, что занято. К слову, я при этом не увижу входящего. Только когда он сделает два шага внутрь кабинета, лишь тогда и я предстану перед ним во всей красе, и он перестанет быть инкогнито.
— Папаша, куда вы прете? — эти слова заставили меня посмотреть в сторону двери. Я так усердно вслушивалась в слова врача, что даже и не услышала, как открылась дверь. Первое, что я увидела, — это гигантский букет роз. Я встретилась взглядом с Владом и поняла, что он вчера слышал все мои слова. Не знаю, как и почему, но я почему-то поняла это. — Ой, Владислав Геннадьевич, простите. Я думала, что это отец ребенка не усидел в коридоре, — узистка узнает начальство и тут же пытается загладить свою грубость. Мозг отметил, что уже второго врача бы стоило попросить из клиники, потому что пациентки платят приличные деньги и получают такое ужасное обращение.
— Вы все правильно подумали, — я не могу отвести взгляда от своего любимого мужчины. — Прости меня, любимая, — произносит Влад, а я не могу сдержать слез. Они просто заструились из глаз помимо моей воли. А когда он встает на колени, у меня вообще первым порывом было броситься его поднимать. Сработала эта кнопочка “а что о нем подумают люди”. А затем я поняла, что если ему плевать, что о нем подумают, то мне и подавно. Просто он понял и раскаялся и вот так пытается мне это сказать и показать. — Я был настоящим дураком и козлом. Прости меня и дай мне… Нет, не так. Дай нам еще один шанс. Прошу.
