Или просто этого не заметил.

3

Птицы летят в сторону Сантэи. Все три дня, что Элгэ брела по ее окрестностям.

И ретиво машут крыльями не гуси или утки. Их сезон отлета на север давно прошел. Все желающие поплавать в озерах Ормхейма и Бьёрнланда давно добрались, куда хотели.

Улетают птицы, что испокон веку гнездились в Южной и Центральной Квирине. Драпают прочь. Из древнейшего в подлунном мире города и его окрестностей.

Элгэ понимает их, как никто другой. Но, увы — не всем повезло родиться крылатыми.

Сантэя — действительно древнее некуда. Не считая гробниц Хеметиса, где наверняка — еще мерзостнее.

Откровенно говоря, вообще непонятно, как здесь можно жить. Постоянно сверлит душу ощущение, что в Сантэе за все эти века-тысячелетия умерли миллионы людей. И до сих пор разлагаются. А еще… вот-вот встанут.

Неупокоенные души бродят по призракам давно снесенных домов, на чьем месте давно стоят новые. А жильцы не понимают, почему так душно днем и необъяснимо жутко ночью.

Мертвые рвутся в город живых. Плесень и гниль бьет в нос, сводит с ума. И почему-то этого не видит, не чует и не понимает никто. Кроме одной-единственной вдовой герцогини-виконтессы.

Не видят, не осязают. Разве что банджарон тоже не по себе. Но вздумай Элгэ поделиться своим бредом даже с ними — примут за рехнувшуюся. Особенно они.

Смерть не просто пришла в Сантэю. Она давно здесь обосновалась и пирует в свое удовольствие. Гнездышко свила.

А сейчас — хищно распахнула крылья. Голые кости — в клочьях гнилых, ветхих перьев.

Высматривает новую жертву… жертвы. Черной Гостье прискучила обычная ежедневная пища. Захотелось новенького и интересного. Возжаждалось.

Но глупые смертные не догадались ее порадовать, и она пришла сама. А теперь возьмет всё, что приглянется.

Элгэ вздрагивала по ночам, не в силах нормально заснуть. Но это — полбеды. Хуже, что кошмар преследует и наяву. Призрачный, но не менее жуткий взгляд двух пустых провалов костистого черепа. Смерть издевается над единственной, кто ее чует.

Подземелья! Здесь — то же, что и под Лютеной, но жутче и кошмарнее. И то зло в сравнении с этим — глупый детеныш рядом со взрослым хищником. Смешной, новорожденный зверек. Способный лишь вслепую махнуть когтистой, но еще слабенькой лапкой.

Этот бы над ним посмеялся.

И здесь нет неведомого мудрого мага, готового прийти к помощь. Только глупая девчонка. Та, кто полгода назад угодила в капкан, да так и не выбралась. И если из мира мертвых полезет… пусть даже не ТО, что ворочалось под катакомбами Лютены, а нечто, вроде Юстиниана после смерти, — Элгэ не справится. Она понятия не имеет, как упокаивать нежить. Так и не поняла. И не удосужилась спросить. То ли не успела, то ли поспешно сунула дурную башку в песок.

Не спросила. Пока было, у кого.

Может, банджарон знают? Неужели всё же придется рассказать? Всё?

Увы, откровенности мешает еще одно. Илладийку в таборе не слишком любят. Точнее — одни любят чересчур сильно. А на долю вторых, соответственно, любви не досталось.

К сожалению, жизнь лишний раз напомнила, как хорошо и привольно жилось в «цветнике». И насколько всё иначе в реальности!

Младшая герцогиня Илладэн всегда считала себя сдержанной и осторожной. А оказалась слишком дерзкой и вольной в поведении. Недопустимо. Даже для банджарон. И здесь женщина — ни в коей мере не равна мужчине. И не смеет держаться с ним вровень.

Теоретически Элгэ об этом знала. И даже часто шутила и строчила едкие эпиграммы. А вот вести себя в соответствии с этим знанием — никогда не умела. И даже не пыталась.

Такие вещи впитываются с молоком матери. А кто не впитал — сам виноват. Даже изобрази гордая илладийка величайшее для себя смирение — умный поймет, что оно — показное. И отомстит еще жесточе.

Так зачем лгать впустую?

Тем более что… герцогиня не станет опускать глаза перед дикарями банджарон. Она ничем не уступит им в бою. А значит, не склонится, даже если перед ней — сын баро.

Выздоравливающая Элгэ еще в первые дни сравнила свое поведение с образом жизни женщин табора. И всерьез опасалась вот-вот нарваться на конфликт. Да хоть с первым же ухажером — схватись он в случае отказа за нож. Кто она здесь? Опять же — никто. В Лютене была «проклятой южанкой», а в таборе — «приблудная чужачка». Пора уже привыкнуть.

Да и по поводу ее быстрого выздоровления — шепчутся. Слишком быстро — даже для банджарон. Зелья зельями, но так даже на кошках не заживает.

Как ужилась среди дикарей бесшабашная Эста — неизвестно. Но на стороне Элгэ нет даже банджаронского происхождения.

Конфликт таки возник — весьма скоро. Но вовсе не из-за приставаний кого бы то ни было.

Риста — самая тихая и робкая среди замужних банджаронок. И денег, соответственно, приносила меньше других. Такой и меди выпросить тяжко, не то что золота.

Жалеть Ристу было не принято. Слабая, больная, двух детей подряд скинула. Да и в детстве малахольной была — вечно сверстники колотили. И когда муж за плохую добычу колотил ее — обычно на глазах всего табора — прочие лишь подзуживали да советы давали. Ведь жалеть слабых — не принято. Закон выживания. Приволочь бы сюда всех философов, воспевающих «золотой век» — на лоне «невинной, дикой природы»!

Только Элгэ об этом предупредить забыли. Да и не вняла бы она. Как такое терпела Эста — опять же неизвестно. Наверное, это не ее следовало прозвать «дикаркой».

Обидчик Ристы был успокоен первым же ударом. В некое весьма ценное для него место. После чего вызван в круг. На ножевой бой. По всем правилам.

А вот возмущенный окрик «С бабой — на ножах⁈» — полнейшее их нарушение. В таких поединках пол и возраст не важны. Вызвали — дерись или ищи защитника.

Что-то не устраивает? Илладийка, нехорошо ухмыльнувшись, предложила в таком случае стреляться. Оклемавшийся мужик мигом пошел на попятный. Согласился на ножи.

В итоге Элгэ получила один труп не в меру ретивого драчуна. И одну свалившуюся ей на голову банджаронку. Ибо отчим Ристы брать ее в свою кибитку отказался.

Мать бедняжки давно умерла. Допустила бы она подобное или все-таки нет — неизвестно.

Зато ясно одно: вся хваленая банджаронская свобода не стоит и ломаного меара. Да что там — медного лу! Еще одна глупая, лживая сказка.

И какими же дураками были они в цветнике, распевая: «Мы — вольные банджарон…»

По кому они судили о жизни в таборе? По Эсте? Или того хуже — по Крису? Таких банджарон не бывает. А если и рождаются — до возраста юных Триэннов не доживают. Ибо опять же — законы дикой природы…

А еще Элгэ так никто и не ответил, почему вполне способная нагадать-навыпрашивать себе на прожиток женщина не может жить одна? Наверное, потому же, что и незамужние Элгэ и Александра. Низшие существа. Неразумные.

Нет, даже так — несправедливо. Ведь, к примеру, собаке или кошке совсем необязательно иметь хозяина. А уж диким зверям в лесу… На лоне природы.

А вот последствия выходки Элгэ стали неожиданностью. Спала она и прежде с кинжалом под подушкой. Так что здесь ничего не изменилось.

Зато большинство мужчин вдруг ею заинтересовались. И вовсе не из мести. Пари на приличную кучу золота ставились по всему табору. Кто сумеет укротить дерзкую «чужачку»?

У нее эти споры уже через три дня вызывали смех — на грани истерики. Как и местные ухажеры — с их претензией на куртуазность.

А возненавидели ее неожиданно женщины. То ли за измену кавалеров, то ли потому что самим давно хотелось, да кишка тонка.

В общем, еще один вывод: чем больше узнаешь людей — тем больше нравятся домашние животные. И даже дикие. Они хоть неразумны.

Отвечать таборным взаимностью девушка не собиралась. Дружить с их стервами-женами — тоже.

Но ухмыляйся — не ухмыляйся, а быть изгоем — приятного мало. И можно сколько угодно твердить себе, что это — всего лишь один-единственный бродячий табор. Дикари, недостойные целовать пыль под ее ногами.