— Что вы придумали? — Алексис обращался к ней именно так — в любом месте дома, где может услышать «дражайшая тетушка». Или длинноязыкие слуги.
Валерия подлетела к кузену. Белая туника, золотые сандалии, нить жемчуга в смоляных локонах, еще одна — на шее.
Горят восторгом глаза. Пылают.
Радостно повисла на шее. Весело болтает стройными ножками.
Юный мидантиец уже понял, что сестренка — куда умнее, чем может показаться. И ее восторженность, а временами и агрессивность, как раз и прикрывают ум и проницательность. И младше она порой кажется нарочно.
И всё же иногда Валерия ведет себя уж слишком вызывающе. На взгляд Алексиса.
— Идем ко мне в комнату! Там и поговорим.
Кузина опять оказалась права. По перилам она ездит только в отсутствие мачехи. Потому как вышеупомянутая дама явилась домой только что. Как раз, когда они почти достигли верха лестницы. Всего-то шагов пяти не хватило.
— Куда это вы собрались?
Медовый голос. Слишком слащавый. Как слишком роскошны для послеобеденного времени это платье и «илладийская кифара». Еще бы в тяжелую парчу вырядилась!
А еще такие гребни не идут к светлым волосам. Но кто ж объяснит это дядиной жене? Не сам же муж-подкаблучник. Им она вертит, как хочет.
— В мою комнату! — фыркнула Валерия.
— Кто тебе разрешил запираться наедине с мужчиной? — прошипела кобра в «илладийской кифаре». — Ты — пока еще незамужняя девица… надеюсь.
— С меня хватит!
Ну, с теткой-то всё ясно. Ей такое не впервой. Но какая муха укусила кузину? Или это та соломинка, что сломала спину слишком терпеливого коня? Долго ведь старалась. И она, и ее предшественницы.
— Во-первых: Алексис — не «посторонний мужчина», а мой близкий родственник. А во-вторых: я вам не родная дочь. Так что не беспокойтесь: я не унаследовала ваши милые привычки, — усмехнулась дерзкая девчонка.
И в два прыжка одолела оставшиеся ступени:
— Алексис, ты идешь?
Крючком в своей комнате Валерия щелкнула как можно громче. И вмиг — привычно забралась на кровать с ногами. И непривычно обняла колени. Зябко — в сантэйскую жару.
Впрочем, тут же опомнилась. Села свободнее. Небрежно облокотилась на подушку.
— Ты сегодня неосторожна. Специально?
— Надоело! — тонкие пальцы нервно вертят сдернутую с шеи жемчужную нить. То накинут на запястье, то обратно стянут. Не порвалась бы. — Надоело, что мне читает мораль первейшая шлюха Квирины. Тварь! Сама ведь пытается подсунуть мне своих потасканных дружков! Разряженных, как бабы, и надушенных, как простибулы. Один только Андроник чего стоит! А она вбивает гадости в уши Марцелле! Сестренке всего двенадцать, а она уже подражает этой… этой!
— Может, ей просто трудно подражать тебе, — попытался осторожно объяснить юноша. — Я в Сантэе меньше двух месяцев. Но даже я уже заметил, как мало девушек посещают стадионы. А в Мидантии юные девицы вообще живут совсем иначе…
— Балы, вышивание, шелка, куклы, сплетни, томные вздохи? — фыркнула Валерия. — Как замечательно, что я — не мидантийка.
Алексис ошибался. Кузина по своей природе — свободна. Для нее нынешняя сантэйская жизнь — как вода для рыбы.
Какой выросла бы эта девушка в Мидантии?
— Ладно, Алексис я не об этом хотела с тобой поговорить. Я придумала, как мне увидеться наедине с нашим будущим михаилитом, чтобы спасти его от будущей сутаны.
Мидантиец подавил тяжкий вздох. Болезнь под названием «тайная любовь» у кузины не проходит, а прогрессирует. Ладно, хоть «томных вздохов» и сентиментальных стихов пока, слава Творцу, не слышно. Валерия — человек действия, а не мечтаний. Но, увы, женщины не признаются в любви первыми даже на пиратском Элевтерисе.
Как сияют эти черные глазищи! Особенно когда влюблены. Будь кузина года на два постарше — Алексис сам потерял бы голову!
Через два года краса Валерии заблистает, подобно ночной звезде. Но к тому времени Марк Юлий давно уже будет молиться у себя в ордене.
И всё же мидантиец даже пожалел тетку. Если даже ему всё видно — каково отнюдь не молодеющей женщине? Собственная красота и внимание мужчин — всё, что «тетушку» интересует. Как же тут не возненавидеть столь быстро расцветающую падчерицу? И это ведь Валерия еще не посещает приемы!
— С Марком познакомишься ты.
— Я? — попытался свести всё в шутку Алексис. — Валерия, прости, но я предпочитаю женщин.
Так и знал. Не покраснела. Даже не притворилась. Не сочла нужным или не знает, что так положено?
— Перестань! — в юношу полетела подушка. Зато загрустившая в последнее время сестренка заулыбалась. — Ты познакомишься с ним на стадионе и подружишься. Потом предложишь познакомить меня с его сестрой. Вот и всё!
Вот и всё. Вот и всё! Алексису всего-то нужно подружиться с будущим монахом. И почаще общаться. На тему особо интересных эпизодов Священных Свитков.
Пока его не сменит Валерия. Которая так влюблена, что согласится болтать с предметом страсти о чём угодно. По крайней мере, первые недель несколько. А потом, возможно, найдет более интересного кавалера.
И еще неизвестно, желать такое или нет. Вдруг с новым тоже сначала пошлют знакомиться некого слишком покладистого мидантийца? И кто знает, кого будет предпочитать новый? Эта Сантэя — ненормальная какая-то.
Ладно, это пока несущественно. А если сравнивать монахов и… тетушек — пусть лучше будут Священные Свитки и душеспасительные беседы.
Кстати, посоветовать ли сестренке ознакомиться с трудами каких-нибудь благочестивых отцов? Авось сама передумает связываться с будущим михаилитом?
Или совет запоздал? И она уже и так наизусть помнит — и саму Книгу, и труды всех изучавших ее теологов? Тогда — дело безнадежно. Зато Алексису хоть не придется потом знакомиться с новым капризом кузины.
— Ладно, — вздохнул юноша. — Пойду искать общий язык с твоим Марком.
— Он — не мой Марк. — В полет отправилась вторая подушка. Прицельно в грудь Алексису.
Попала! А ведь есть еще и третья. Решительно — их тут многовато.
— Пока еще — не мой, — вздохнула девушка.
— Немой? Он еще и говорить не умеет? Как же мне тогда с ним знакомиться?
Последние слова мидантиец выдавил с трудом. Под озорной смех сестренки. Выкарабкиваясь из-под целой горы подушек. А также — кукол, платочков и шарфиков.
Никогда бы не подумал, что в гардеробе Валерии их столько!
3
Когда карета не прибыла в первый раз, Роджер даже не встревожился. Когда и на следующий день — тоже не слишком. Марк мог заболеть. А патриций Андроник — сегодня забыть про своего шпиона. Мало ли их у него?
Но на третий день сомнений не осталось. Что-то случилось. И весьма мерзкое. От серьезной болезни Марка (этого еще не хватало!) до разоблачения некоего горе-шпиона.
На четвертый день Ревинтер, сцепив зубы, явился к Тенмару. Проситься в бой.
Повезло — тот оказался в зале. И рядом — только Керли, а не Эверрат. И капитан, хоть и поморщившись, но отошел. Далеко.
— Ты снят со всех боев, — хмуро объяснил герцог-гладиатор. В последнее время улыбавшийся еще реже, чем раньше.
— Мне нужно выйти!
— Дождись Октавианов. Тут осталось-то…
— До Октавианов — еще два дня! — сорвался Роджер. — Что-то случилось!
— Что-то? — А вот теперь угольные глаза прожгли столь знакомо, что Ревинтер чуть не вздрогнул. Хоть пора бы и привыкнуть. — И ты — не при чём?
— О чём вы? — Роджер похолодел.
Что еще…
— О последних новостях славного города Сантэи. Отец твоего подопечного сегодня арестован. Еще утром.
— Что⁈
— Что слышишь. А теперь вспоминай, о чём именно докладывал Андронику.
Вот так. Всё сначала. Не хватает только луны, бутыли и клинков. И мордобоя.
Впрочем, клинок есть. Шпага Тенмара опущена… но так и видится ее краткий, стремительный взлет. И раскаленная боль в груди. Или в горле. И тьма.
И покой. Вечный. Эта боль станет последней.
Только кто тогда поможет Марку? Или хоть попытается! Один Тенмар? Отправится лично предлагать себя в шпионы?