Пять… Пять миллионов двести тысяч!

Полновесных золотых имперских рублей! За каждый!!

Первое впечатление, что эти лодки из золота сделаны.

– Твоюж… э-э-э, эскадру, – вовремя одёрнул я сам себя, найдя приложение с характеристиками «лодки».

Чуть было про дивизию вслух не ляпнул. Не факт, что заклинание без жеста могло сработать, но как-то проверять не хочется.

У какого идиота так мозги вывернуло, чтобы назвать лодкой семидесятиметровый бронированный корабль, с экипажем в десять офицеров и сто тридцать матросов? С четырьмя пушками в сто пятьдесят два миллиметра, шестью трёхдюймовками и четырьмя спаренными крупнокалиберными пулемётами?

Ответ нашёлся внизу документа:

Имперские Владивостокские верфи. Проект «Гиляк – 2М».

Мда-а. Не шутит Империя, когда свои заботы на плечи бояр и князей взваливает.

Но, опять же, печеньки очень вкусные к этому делу прилагаются.

На первые пять лет полное освобождение княжества от налогов, а на последующие годы льгота в пятьдесят процентов. Хотя нет, не всё так сладко. Вон, мелким шрифтом прописано, что к льготным территориям только пограничные области относятся.

Короче, опять эта экономика, которую надо считать и считать.

А у меня Алёнка, как назло, проектом эмиссии для авиастроительного завода занята. Очень мне хочется с самолётами французам нос натянуть. Когда они впишутся в скупку акций, то потратив деньги, не вдруг поймут, что купили себе всего лишь право на получение дивидендов. Контрольного пакета им не видать, как своих ушей, а под него и всё остальное в новой редакции Устава прописано.

Короче, князь опять в заботах, и что самое противное, их в связи с моим ростом всё больше и больше, и они всё сложнее.

– Ты в курсе, что у нас народ перешёптывается, и чуть ли не бузить собирается? Ходят слухи, что ты японцам по десять тысяч рублей в месяц обещал платить, – «порадовал» меня Степан при встрече.

– Во-первых, не десять тысяч, а всего лишь пять рублей с каждого проданного изделия. К тому же, когда я эти пять рублей мастеру пообещал, то в голове держал, что моя прибыль вдесятеро больше будет, а когда с Липатовым поговорил, то и вовсе получилось, что я в шестнадцать раз больше мастера получу. Он меня и с ценой, и со скидкой для купцов существенно поправил. Так что, если японцы соберут, а купцы продадут две тысячи арифмометров в месяц, то мастер десять тысяч рублей получит, а я сто шестьдесят.

– А во-вторых?

– А во-вторых газету нам свою заводить пора. Там можно объяснить будет, что не только японцам дано право с патента деньги зарабатывать. Если что, то это наш, российский закон. Да, за японца мне пришлось вступиться. Они на нашей земле пока чужими и бесправными себя считают. Но я им как-то раз уже сказал простую истину: – «Тут вам не там», и она не только к плохому относится. Куда бы какая Империя не пришла, она приходит со своими законами и правилами, а Россия не делит своих граждан на людей первого и второго сорта. Это колониальным державам свойственно.

– На газету мы нескоро созреем, – поскрёб Степан щетину, выглядевшую на мой взгляд крайне непрезентабельно.

Бородку он надумал отпускать, а это дело такое. Месяц, а то и два пройти должно, прежде чем она хоть какой-то приличный вид примет.

– А что тут созревать? Много ли нам нужно? Новостей и объявлений на один газетный лист набрать, да с одной стороны это в любой типографии напечатать. Мы же всё равно их на стены развешивать будем, так что и шрифт покрупнее можно использовать. Что-то у себя повесим, а остальные алькальдам раздадим, пусть по сёлам и деревням развезут. У меня одни только заводы сталелитейные с полсотни объявлений дадут. Людей постоянно не хватает. Сегодня же Светлану озадачу. Она журналисткой пыталась стать. Пусть теперь ей и не до журналистики, но знакомства-то остались. Глядишь, и посоветует что-то дельное.

– Хорошо бы, – вздохнул Степан, – Но людям всё равно лучше объяснить пораньше. Слухи, они, как ржавчина. Поползут, не остановишь.

– В понедельник на планёрке у меня человек пятьдесят разных руководителей соберётся. Попробую им рассказать, в чём дело, а заодно и людям на местах попрошу разъяснить, что князь за стоящие изобретения всем готов платить, вне зависимости от национальности, а при необходимости и помощь может оказать. Глядишь, кто и предложит что-нибудь интересное.

– Помощь, помощь и нам бы не помешала, – задумчиво пробормотал Степан, – Помнишь, сколько мы аппаратуры старой вытащили из подземного города. В основном хлам оказался. Многое в труху превратилось от времени. Но некоторые микросхемы у военной аппаратуры в керамических корпусах были сделаны, а керамике, сам понимаешь, два века не срок. Короче, наработались мы вдосталь. За что-то сложное не хватались. Материалы добывали, где могли. Оборудование купили. Понемногу получаться кое-что началось. Да вот, смотри, это приёмник, – Степан достал из кармана небольшую плоскую коробочку и вытащив штырь антенны, щёлкнул выключателем. На лётном поле теперь всегда оживлённо, и переговоры диспетчера с пилотами мы тут же услышали, – Две простенькие микросхемы в нём стоят, но знал бы ты, как мы с ними намучались, пока у нас хоть что-то получаться стало.

– Помочь с чем нужно?

– Да хотя бы с подложкой. Нам пластины из кремния с безукоризненной полировкой нужны и с минимумом примесей. Больше половины брака из-за них. Остальное худо-бедно освоили, – отвёл глаза Степан, понимая, что у меня других дел невпроворот.

– Слушай, а когда ты последний раз на участке сапфирового стекла был? – прищурился я, сообразив, что у меня появился шанс немного поквитаться с другом за его издевательские поучения по электрике, – Могу записочку написать, чтобы тебе просто со склада выдали то, что вы никак сделать не можете, а то сам-то ты ни за что не догадаешься. Стекло, правда, не кремний, но не думаю, что оно хуже будет.

– Точно! – хлопнул Степан себя ладонью по лбу, – Пиши, и я помчался.

– Быстрее мчись, – хохотнул я на столь быструю реакцию друга, – А то Мещерский позволил себе интересную оговорку. Я до сих пор гадаю, случайно он проговорился или нет.

Как не спешил Степан, но моя фраза заставила его притормозить, а когда я ему пересказал разговор с советником Императора, он и вовсе присел обратно, задумавшись.

– Олег, а Мещерский тебе ничего про протоколы не сказал? – спросил он у меня после доброй минуты размышлений.

– Он же не следователь и не судья. Зачем ему протоколы? – не понял я вопрос.

– Я не про те протоколы. Понимаешь, мы, закрывшись друг от друга, сейчас каждый изобретаем свой путь. Оригинальный и самостоятельный. Представь себе двух оружейников. Оба конструируют винтовку, но каждый делает её под свой, особый патрон, не похожий на обычные.

– Ничего у них не выйдет. Вояки примут только ту винтовку, которая будет сделана под существующий стандарт. Разносортица у армии не в почёте.

– Правильно. И нам пора выработать общие правила для радиотехники. Такие, чтобы вот этот же приёмник, к примеру, можно было без проблем подключить к любому другому устройству, – повертел перед собой Степан уже знакомую коробочку.

– Не станет Мещерский заморачиваться, – предсказал я, подумав, – Скорее всего выберет какой-нибудь стандарт из тех, что у предков были, и дело с концом. Рискну предположить, что они уже руководствуются чем-то подобным.

– Ты сможешь для нас достать хотя бы один экземпляр их стандартов?

– Для нас? Скорее всего смогу, но сам подумай, какой в этом смысл? Нам нужна совместимость всех устройств в стране, а не только наших с кем-то ещё. Так что в самый раз будет, если вопрос о всеобщей стандартизации для той же радиотехники я на Совет Князей вынесу.

– Не засмеют тебя Сиятельные? – с хорошо заметным сомнением поинтересовался Степан.

– Побоятся. К тому же вопрос о наших стандартах куда как важнее будет, чем строительство устаревшего линкора. Мы, русские, как-то чересчур наплевательски относимся ко многим системным вопросам, а потом удивляемся, почему нам приходится соревноваться по немецким правилам или платить франками. Пора самим условия диктовать, – наконец-то сформулировал я для себя ту мысль, которая давненько по разным поводам волновала меня, но из-за кажущейся незначительности я никак не удосуживался свести её в общую картину.