Лично перевязывая лейтенанта Моргана — навылет, в плечо, заживет быстро! — Эдингем поймал взгляд Мировского. Отныне — командира словеонцев. И выражение его глаз Алану очень не понравилось…

К счастью, взгляд был всего один. А потом Эдингем нежданно-негаданно получил передышку. На продумывание плана дальнейших действий. В новых условиях.

Потому что на импровизированных носилках принесли Гарсию. Истекающего кровью. И с надменного Мировского вмиг слетела вся спесь!

Новый вожак словеонцев резким жестом отослал в сторону всех. И своих, и чужих. А сам поднял на руки соратника. И унес в палатку. Уже с порога отрывисто приказав:

— Никому не входить!

— Они — друзья? — несколько ошалело уточнил Френсис Морган.

Молодец. А вообще — до такого следовало додуматься командиру.

Конечно, в Ярославовой физиономии только что мелькнуло что-то человеческое… Но Эдингем — не Бертольд Ревинтер. Могло и показаться.

И тогда — еле живой Гарсия сейчас в палатке наедине с врагом. Метящим на его место!

Другое дело, что спросить-то можно, а вот отвечать никто не обязан. Вон как на несчастного Френсиса уставился один из ветеранов. Хмурый матерый дядька лет сорока,

Но всеславовский лейтенант помоложе, к счастью, тоже ошалел от двух стычек подряд. Потому как нервно хохотнул — в упор не замечая взгляда стоящего рядом хмурца:

— Если бы еще только друзья…

А еще говорят — в словеонских войсках такого не бывает! Алана захлестнуло неодолимой волной отвращения. Аж вчерашний ужин назад запросился!

Усмешка лейтенантика-северянина сомнений не оставила. А ведь Гарсия даже начал вызывать уважение!

Темный побери этих южан! Женщин у них мало, что ли?

Если б не численное превосходство словеонцев, Алан приказал бы забрать «сестру Валентину» и уезжать немедленно.

Увы!

Глава пятая.

Эвитан, Лютена — Лиар — окрестности Лютены, поместье принца Гуго Амерзэна.

1

Эвитанского кардинала мучила бессонница. В последнее время. А длится оно уже больше двух лет…

Что ж, если всё равно не заснуть — зачем зря терять ночь?

Его Высокопреосвященство кардинал Александр — подвластный лишь Патриаршему Престолу глава Эвитанской церкви и один из восьми Регентов, однажды уже исключенный из Совета и вновь возвращенный в него, — встал, оделся, взял кремень, кресало. Самолично разжег камин.

А потом присел у огня. В любимое кресло. И задумался, глядя на задорно пляшущие огоньки. Александр любил, когда другим весело. Даже если самому давно уже не до радости…

Озорные искры вот-вот превратятся в золотое пламя… Вот так и воспитанники взрослеют на твоих глазах. Проживают яркую, стремительно-краткую жизнь… и гаснут. Только не огнями в камине, а падающими звездами…

Завтра — тяжелый день. Один из череды многих — столь же невыносимых. И надо отдохнуть, а не предаваться воспоминаниям. В таком возрасте память о былых поражениях уже не придает сил, а отнимает.

Его Высокопреосвященство тяжело вздохнул. Тело еще сохраняет тень прежней гибкости и силы. Да и на память семидесятилетний кардинал не жалуется. Но вот сердце и вечно мерзнущие ноги… Особенно когда за окном — ветер и снег. Как сегодня.

А когда застывают ноги — ноют зубы. Нудно и невыносимо. Еще одна причина бессонницы. Помогает отвар гореники с чёрным маком… но теперь уже и он — не всегда. Поэтому в первую очередь кардинал придвинул к запылавшему в полную силу камину несчастные ноги. И принялся разжигать еще и жаровню.

Вьюга взвыла на особо пронзительной ноте. Швырнула в окно пригоршни снега, зазвенела стеклом.

Бесполезно. В этом доме всё — старое. Но пока еще выдержит.

Его Высокопреосвященство не выносил, когда его видели больным. Поэтому любил одиночество и не любил слуг.

А еще когда-то очень любил читать под уютный треск камина. Особенно письма Арно Ильдани. Того, кто заменил Александру никогда не существовавшего сына. Сердце прихватило впервые, когда эти подлые изверги…

Встать тогда с постели помогло лишь желание увидеть в могиле мерзавцев, узурпировавших власть в Эвитане. И погубивших Арно!

Лишь один сын покойного Филиппа не унаследовал пороков взбалмошного и развратного отца. Потому и погиб. Слишком часто в подлунном мире убивают тех, кого не могут понять. Так было во все времена. Природе большинства людей свойственно уничтожать даже память о тех, кто лучше, чище, справедливее! Ведь если героев нет и не было — значит, все такие, как ты. Никто не потерпит льва в стае шакалов.

Кардинал это понимал, но легче не становилось. Прощать врагов по силам лишь Творцу… А вот Его Высокопреосвященство для такого подвига — слишком слаб. Как и любой смертный. И уж точно не до всепрощения — когда эти враги продолжают губить твою страну!

— Ваше Высокопреосвященство, откройте!

Раз Жерар стучит именно так — значит, в Лютене, самое меньшее — пожар. Или восстала очередная провинция. Скорее всего — Ильдани или Вальданэ…

А значит — кардинал Александр в ближайший месяц толком спать не будет. Потому как будет мешать другим Регентам стереть с лица Эвитана мятежные герцогства.

Мешать — и надеяться, что опять получится. А корысть вновь пересилит жажду мести…

— Входите, Жерар.

— Ваше Высокопреосвященство! — секретарь встал в дверях. Одновременно преграждает внушительной фигурой путь…

Кардинал чуть не охнул — настолько напомнило события двухлетней давности…

Ночной стук в дверь, верный Жерар на пороге. А за его спиной — израненный офицер в изорванном плаще. С ног до головы — в чужой и своей крови. Прилипшие ко лбу темные волосы, провалившиеся полубезумные глаза…

На сегодняшнем госте нет военного мундира… И лишь это спасло Александра от нового сердечного приступа. Потому что мундир означал бы не крестьянский бунт, а не больше, не меньше — новое бесполезное восстание.

Гонцы с границы скачут не к кардиналу, а к Всеславу, Эрику или Мишелю Лойварэ. И лишь потом известие получат штатские Регенты…

Восстание сейчас обречено. Вот два года назад шанс был. Если бы не Северный Волк…

А теперь на любых повстанцев хватит и Эрика Ормхеймского.

— Ваше Высокопреосвященство, я — виконт Витольд Тервилль. — Молодой дворянин еле стоит на ногах. Тяжело ранен? Наверняка устал, замерз, голодал… И вблизи растаяло сходство с Анри Тенмаром. Светлые, а не темные волосы. Шире в кости, иные черты лица. — Спасите мою жену Александру, спасите ее сестру Элгэ Илладэн!..

— Еды и вина, и никому не беспокоить! — приказал Александр.

— Ваше Высокопреосвященство! — рискнул вмешаться Жерар.

Два года назад — не возражал. Но тогда лично знал дворянина, с кем далеко не молодой Александр рискнул остаться наедине.

Слишком многие в счастливых снах видят во главе Эвитанской церкви более удобного кардинала. И кое-кто имеет привычку превращать грезы в явь. Во всяком случае, пытаются. И порой — весьма активно.

— Я знаю, что делаю, — вздохнул Его Высокопреосвященство.

Интуиция редко его подводит. И потом лучше поверить врагу, чем не поверить другу, — сказал один древний мудрец.

И уж точно — лучше, чем отказать нуждающемуся в помощи.

Интересно, а сам автор высказывания прожил долго? С такими-то взглядами? В золотой век древности Александр не верил никогда. Вряд ли в старину люди были лучше теперешних.

— Идем, сын мой, — позвал он юношу. — Тебе нужно отдохнуть, но вижу — времени нет. Так что будешь есть, пить и рассказывать. А я — слушать и думать, чем тебе помочь.

2

— Вы что, оглохли? — В равнодушном голосе Карлотты нет даже раздражения.

И это — хуже всего. Она снисходит до ответа.

Урожденная графиня Гарвиак и бывшая леди Таррент игнорирует зверский холод Лиара. Даже здесь, в палатке, — невыносимый!

Точно так же истинная аристократка игнорирует непроглядную — предрассветную — тьму. И назойливость какого-то там мелкого дворянина. Смеющего допрашивать ее, графиню!