— Думаю да, — я и правда так думаю.

Двигаюсь к нему ближе и окунаюсь в тепло его объятий. Его подбородок покоится на моей макушке, а правая рука нежно гладит по плечу.

— Откуда вы такой, Виктор? — шепчу я, будто стараясь не спугнуть своё счастье.

— Из аптеки… Вы же видели, — слышу, как гудит голос в его груди, от этого по телу бегут мурашки.

Вздыхаю.

— Что так тяжко? — тревожно спрашивает он.

— Да ничего, не берите в голову, — телу моему безумно приятно, а в душе тошно. Ведь я понимаю, что эта случайная встреча скорее всего ни к чему не приведёт. Парень просто хотел сбросить напряжение с первой встречной пустышкой. Поиграли в доктора и пациентку, потрахались и дело с концом. Но сейчас мне плевать, его руки тёплые и уютные как любимый плед.

Я закрываю глаза и наблюдаю за роем разноцветных точек, кружащихся в желтоватой темноте. За окном начинаются салюты.

— С новым годом… С новым счастьем, — слышу его тихий голос и отключаюсь.

Просыпаюсь от яркого света в лицо, на улице во всю сияет солнце. Оглядываюсь в поисках ночного гостя. Но его и след простыл, в квартире гробовая тишина. Только кран на кухне капает, напоминая, что нет в доме "хозяина".

— Что и требовалось доказать, — тихим потухшим голосом говорю я в тишину своей квартиры.

Встаю, подхожу к окну на душе гадко, хоть за окном и зимняя сказка. За ночь навалило снега, всё сияет и переливается, настоящий Новый год.

Измеряю температуру: 37,1…

Помог витамин, горько усмехаюсь. Заваливаюсь обратно под плед и отключаюсь. Будит меня звук открывающейся двери, сердце делает радостный кульбит. Но потом с горечью вспоминаю, что ключ есть и у Жоры. Лежу не шевелясь, может если сделать вид, что его не существует, то он быстрее свалит.

— Снежа ты дома? — раздаётся из прихожей до боли знакомый голос, внутри всё противно сжимается, молчу. — Я вижу твои сапоги и куртку… Не проснулась ещё? — не унимается мой бывший.

— Иди на хер Жора, — выкрикиваю я из своего укрытия.

— Ой, как по-взрослому, — ехидно посмеивается он, слышу, как снимает обувь.

— Взрослые люди не расстаются по смс-ке, — парирую я его подколку и нехотя сажусь на диване, вылезая из своего тёплого убежища.

Он проходит в комнату, от него пахнет морозной свежестью, в тёмных волосах умирают пленённые снежинки. Всё те же серые глаза, в которых, как мне казалось, я видела любовь.

— Давай поговорим, — он выглядит грустным, и как будто виноватым.

— Мне не о чем говорить с тобой… Вали отсюда скорее, — мне и правда не хочется говорить с ним, умерла, так умерла.

— Можно я тогда скажу? Может ты поймёшь… — заводит он свою нудную пластинку.

— А может ты нахер пойдешь? Как я сразу и предложила… — начинаю закипать.

— Снежа, мы не можем быть вместе, — ну конечно, до этого могли, а тут получите распишитесь.

— Да твою мать Жора, я не держу тебя! — выкрикиваю я, закатывая глаза. — Забирай свои манатки и свали уже. Пока ты игрался в расставашки, я тут подыхала, — мне хочется убивать и плакать.

Его лицо приобретает обеспокоенное выражение.

— Ты заболела?! — красивые тёмные брови ползут вверх, неподдельное удивление возникает на лице.

— Да блин! Не только твоя драгоценная мамочка болеет, — я делаю вдох и, срываясь на хрип, почти кричу. — Я тоже… Я живой человек…. Сука ты!!!

— Так тише… Давай снижай тон, — командует он и его тонкие черты лица злобно заостряются.

— Тон, гандон!!! — истерически воплю я, и совершенно плевать, что он теперь обо мне подумает, ненавижу его. — Я думала у нас все серьёзно! А у тебя были другие планы, значит, — кашляю. — Жил со мной, пока было удобно… Да?! — голос хрипит и ломается, но меня не остановить, я хочу его уничтожить, разорвать на кусочки. — До универа недалеко, за квартиру только половину платить, трах регулярный…. Жопа в шоколаде, да?

— Снежана, я прошу по-хорошему снизить тон, — нудит Жора.

Но я, набрав обороты, уже пёрла как паровоз со сломанными тормозами.

— Что там тебе твоя маман напела? Она тебе не ровня? За душой ни гроша? — очень похоже передразниваю её мерзкий писклявый голосок, вижу, как Жора меняется в лице. — Нашла тебе богатенькую пиздёнку? Так и вали отлижи ей!

— Ты как сапожник… Аж противно, — брезгливо кривится он, того и гляди плюнет в меня. — Девушка называется… Хабалкой была, хабалкой и останешься, — высокомерно бросает он, яростно сверкая своими серыми глазищами.

— А мне от тебя противно… Пиздолиз поганый! Забирай свои манатки и чтобы ноги твоей тут больше не было! Никогда!

Он поджимает губы, вскидывает руки в знаке капитуляции.

— Дважды просить не надо, — по его лицу и шее пошли красные пятна, признак того, что он на пределе.

— А я и не прошу! Уматывай!!! — ору как потерпевшая, а у самой внутри всё огнём горит. Дали бы сковородку, я бы его тупую черепушку пополам расколола.

Накрываю голову пледом, чтобы этот гад не видел моих слёз. В уютной пёстрой темноте под пледом у меня голове летит вереница флешбэков.

Его мать с самого начала была против нашей связи. Она мечтала женить его на дочери своих друзей. Те и в школе сидели за одной партой и учились на юрфаке вместе. Общие интересы, уровень достатка одинаковый. Я пару раз бывала на этих снобских загородных вечеринках, от которых меня тянуло блевать.

Галя была астенической брюнеткой, кожа да кости и вечно эти поджатые бледные губы. Вся из себя леди, почти герцогиня Кембриджская.

Мы с Жорой познакомились в универе. Я была на первом курсе, он на третьем. Весёлая громкая блондинка с острым язычком и пышной грудью привлекла рафинированного интеллигента. Несмотря на свою внешнюю раскованность я тогда была ещё девственницей и Жора очень гордился, что «распечатал» меня.

Редкие потрахушки в общаге, иногда под сопение моей соседки его не устраивали и он предложил снять квартиру. Оплата, естественно, пополам, я была не против, в содержанки не метила.

Незаметно прошло два года как мы начали встречаться, я прикрепила душой к этому человеку. Признаюсь он хорош — умный, собранный, целеустремленный. Жора мне по настоящему нравился, возможно даже любила. По окончании вуза его уже поджидало место на фирме у отца этой Гали. Вот, видимо, мамашка и подсуетилась.

— Снежана, — грустно вздыхает бывший, я же молчу. — Ну может хоть попрощаемся…

— Иди блять уже, ключ оставь на тумбочке возле двери, — рычу из под пледа.

Щелчок двери, без хлопка, без лишнего слова, такой человек. Знаете в церкви дают просвирки, красивые такие на вид булочки, кусаешь, а она никакая. Вот и Жора такой, ноль эмоций, ни рыба ни мясо. Наверное поэтому я так и залипла на этого странного фармацевта. Вспоминаю его поцелуй и живот скручивает сладким спазмом. Эх… Пролетела я везде, как фанера над Парижем.

К вечеру приезжает мама, без звонка, без предупреждения. Видимо люди зачатые в коммунальной квартире в восьмидесятые, напрочь лишены понятия личных границ. На ней пёстрый новогодний свитер, белые брюки в обтяжку и дурацкий ободок с бубенчиками из ФактПрайса.

— Дочка, а ты чего такая опухшая, как переваренная сосиска? — всплеснула руками, как только увидела меня на пороге. — Весь день в постели провалялась что ли?

— А что мне делать, мам? Пойти двор почистить от снега? — ворчу в ответ, пропуская маму в квартиру.

— Ой, а страшна как смерть…. Бледня бледнёй, — кудахчет маман, рассмотрев меня при ярком свете. — А фингалы то под глазами! Страх божий! Жорка поставил? — заливается ехидным смехом от собственной шутки.

— Ну спасибо… Только и живу твоими комплиментами, — падаю на диван и накрываюсь одеялом с головой.

— Ты заболела что-ли, а, дочь? — смотрит на журнальный столик на котором хаос из упаковок с таблетками, грязных чашек и сопливых салфеток. — А где Жирдос? — это так она нежно называла Жору, от чего тот ужасно бесился.

— Надеюсь у него понос, — вяло рифмую я.