– Платье – огонь, – похвалила я пёстрый и в некоторой степени экстравагантных наряд подруги. – И причёска ничего.

– Ты тоже – конфетка, – подмигнула Валя. – Надеюсь момент ты сегодня не упустишь.

– Какой такой момент?

– Ну, замутить с Аркадием Иванычем.

– Что?!

Моя челюсть отвисла. Сватать меня с лысеющим дядечкой вдвое старше меня, к тому же страшным занудой. Нет подруга, сама с ним и мути.

– Это же тебе он на каждом корпоративчике заливает про «глаза твои что бездонные озёра, про губы твои, что алые врата в сладостный грех, про груди твои, что словно белые голубки, порхающие в райском небе».

– Ой, да было по пьяни, одна ты и помнишь, – сконфузилась Валя. – Я на полном серьёзе. Мужик он теперь свободный, надо брать. Смотри, и хозяйственный, домашними делами будет заниматься, и за юбками по трезвости не бегает, и работа есть. А что он постарше, так ничего, никто больше на него не позарится и на пенсию он скоро выйдет, будет прибавка к доходу, быстренько ипотеку на твою квартиру закроете.

– Так чего ж сама не налетаешь? – скрестила я руки.

– Мы друг другу не подходим по гороскопу.

– По чему? – Я чуть было не подавилась воздухом.

– Знаки у нас плохо совместимые, – пояснила Валя.

– Знаки? Серьёзно? Это ты в моём гороскопе вычитала или у конкурентов?!

Валя вот сейчас меня прямо-таки поразила. Уж кто-кто, а она была в курсе как я эти гороскопы пишу и чего правдоподобность астротрепологии стоит.

– Твои я не читаю, ты в звёздах не шаришь.

– А что кто-то шарит? Самое большое – думает, что шарит, а на самом деле нельзя шарить в науке которой нет. Ты ещё алхимией увлекись, займись поисками философского камня, медь в злато обрати. А может айда на поиски священного грааля, а?

– Не умничай, тебе не идёт, – огрызнулась Валя. – А к Аркадию Иванычу присмотрись, кандидатура-то он не плохая. А то ты с такими высокими планками и замашками старой девой останешься.

Я хмыкнула.

– Ну и что? Джейн Остин осталась старой девой, Анна Бунина, Елизавета Дьяконова, Анна Голубкина. Отсутствие близости компенсируется искрой таланта. Я за искру.

– Ну и в чём же твоя искра? Сочинять неправдоподобные предсказания? Балда. Ладно, пустой разговор, лучше погнали, а то все тарталетки пожрут и коктейли выхлебают.

Корпоративчики год из года проводились в одном и том же месте – снимали бюджетный кафе-бар на краю города. Хотя, надо отдать должное обстановка там всегда была что надо. Столики с выгнутыми стульчиками в стиле модерн, барная стойка, светомузыка, диджей, колдующий на возвышающейся платформе музыку, преимущественно техно, приличные закуски.

За столиком напротив входа хихикая щебетали девушки из отдела маркетинга и рекламы. А за столиком у окна сидели две верстальщицы. Несмотря на то, что нарядные блузки на них были разного цвета, они всё также сильно походили одна на другую, а выражение их лиц было как всегда сосредоточенно суровым. Между женщин сидел перепуганный мужчина из технического и, опасливо озираясь, потягивал коктейль из трубочки.

Мы с Валей прошли дальше, к двум сдвинутым столам, за которыми расселись коллеги из нашего отдела. Понурый Аркадий Иваныч и бросающие друг на друга жадные взгляды Виталик и Лиля. Мы поздоровались и уселись рядом, ухватили по тарталетке с салатиком.

– Пей, пей, Аркаша, это поможет лучше всего, залечит душевную рану, – приговаривал Виталик, протягивая коллеге коктейль голубого цвета с витиеватой трубочкой, на которую была нанизана оливка.

– Ой, пойду поздороваюсь с девчонками из маркетинга. – Поднялась со стула Лилька.

Виталик сопроводил её многозначительным взглядом.

– Нет, ничто не уймёт сердечной боли. Верочка! – всхлипнул Аркадий Иваныч.

– Да ты пей, пей, – махнул рукой Виталик. – А я – спасать парня из технического отдела, а то там гаргульи бедолагу меж собой зажали.

С этими словами он встал и пошёл, но только совсем не в ту сторону, где обосновались верстальщицы.

– Аркадий Иваныч, как вам наряд Люды? Правда она чудесно выглядит? – Начала воплощать свою идею сватовства Валя.

Я на неё шикнула, но подруга не среагировала.

Аркадий Иваныч допил коктейль, безразлично посмотрел на меня, а потом резко повернулся к Вале.

– Глаза твои словно бездонные озёра, губы твои, словно алые врата в сладостный грех, груди твои, словно белые голубки, порхающие в райском небе. – выпалил он.

На губах Аркадия Иваныча блуждала чудоковатая улыбка.

Спиртное подействовало.

Не желая оставаться третьей лишней, я прошла к барной стойке и уселась рядом с начальником. Георгий Митрофанович тоже прилично набрался и преобразился в тоскливого философа.

– Жизнь – это череда бесконечной боли с короткими просветами иллюзии радости, – начал он.

Я вздохнула и посмотрела на подмосток. К диджею с юношеской прытью влез Аркадий Иваныч и принялся резво отплясывать, местами попадая в ритм музыки.

– Ты думаешь, что можешь что–то изменить, обрести счастье? Ложь. Мы обманываем себя, чтобы не сойти с ума в зловещей карусели человеческих страданий, – развил мысль дядя Жора.

Тем временем, Аркадий Иваныч продолжал наяривать на подмостке. Он снял пиджак, повертел его за рукав вокруг головы и бросил в толпу.

– И нет из лабиринта бесконечной муки выхода, кроме как покинуть этот жестокий бренный мир, – добил мысль начальник.

Я не выдержала, придвинула к себе коктейль и отпила. Какой приятный кокосово-солёный привкус. Может сегодня меня пронесёт и не стошнит? Градусов-то в коктейле немного. Не, сегодня не стошнит, не должно.

Зажав рот ладошкой, чтобы не вырваться прямо в зале кафе-бара, я опрометью кинулась в туалет. Пробежала мимо сосущихся в углу Виталика и Лильки и забежала в кабинку. Надо сказать, что кабинка в туалете кафе-баре была единственной. Вторая уже год как находилась на ремонте.

После того как меня стошнило, пришло облегчение. Но пришло ненадолго.

«Ува-ха-ха!» – раздалось откуда-то сверху и прямо на стене кабинки начала расползаться чёрная клякса.

Недолго думая я сняла с правой ноги туфлю и ударила по расползающемуся чёрному пятну. Я тебе покажу Кузькину мать, мерзкая клякса!

– Эй, звездочёт, это ты там? Выходи, очередь, – раздался из-за двери голос Виталика.

К моему великому ужасу, клякса никуда не ушла, а только становилась больше и больше. Каблук был слишком тоненьким, а кулаком я не дотягивалась.

– Уже по времени можно вволю натошниться, сваливай давай, – раздражался Виталик.

Я размахнулась и рискуя повредить туфлю ударила ей по зияющей дыре. Но снова не помогло. Раздался звук работающего перфоратора. Хана.

Я снова и снова ударяла по кляксе, но она всё разрасталась и разрасталась.

– Ладно, сиди, можешь не торопиться, после тебя всё равно уже не зайти, Калашников ты наш, – фыркнул за дверью Виталик.

А дыра становилась всё больше и больше, затягивая меня внутрь как магнитом.

«Жизнь – это череда бесконечной боли с короткими просветами иллюзии радости», – последнее, что пролетело у меня в голове, прежде чем я покинула этот бренный мир, чтобы очнуться в другом.

Пришла в себя лёжа на мягкой траве с зажатой в руке туфлей. Вскочила на ноги и принялась с ужасом осматриваться. Рядом со мной росли кусты крыжовника, на мили вокруг простирался цветущий сад, слева возвышались прорезаемые реками горные массивы, справа зеленел густой лес, а вдалеке утопал в облаках сказочный замок. Было жарко, градусов под тридцать. В конце-то декабря.

Из-за кустов ко мне выпрыгнуло существо, напоминающее полосатую кошку, нет, скунса. Я вскрикнула и запульнула в него туфлей, которую всё это время продолжала сжимать в руке.

Скунс отпрыгнул, а потом возмутился вполне себе человеческим голосом:

– Не убий своего фамильяра!

Я снова вскрикнула. А зверёк продолжал говорить и самое ужасное, что я его понимала.