…Грохот захлопывающейся двери. Эй, кто это там? Мой трамвай трогается с места!!! Без меня! Прикрываю глаза ладонью – ослепляет свет мощных фонарей. Не вижу, сидит ли кто-то в кабине. Тело в воде шевелится. Да этот парень, похоже, живой. Кто же его здесь оставил? Взваливаю его на плечи и бегу прочь от трамвая, преслдеующего меня…

Дзинь-дзинь… Не открывая глаз, я придвинулся к краю кровати, опустил одну руку, поводил ею по ковру, наконец, нашел телефон и нажал почти на все кнопки сразу. Будильник перестал звенеть. Сколько же он меня будил? Казалось, что всю ночь я провел под его аккомпанемент. В ушах навязчивое эхо пронзительного звона. Голова не болит, не раскалывается, не гудит – просто чувствую, что у меня есть голова. И это мне не нравится. Так иногда я чувствую, что у меня есть печень, ощущаю этот орган. Никаких болевых сигналов, просто, словно на рисунке в медицинской энциклопедии, вижу, как она касается стенок других органов, которые я различить не могу, – стало быть, с ними все в порядке и беспокоиться о них не надо. Сейчас у меня была голова. А в голове был рот. И во рту стойко присутствовал… Нет, не вкус и не запах… Скорее, цвет вчерашнего вечера. Коричнево-бурый сгусток возле гортани, темно-зеленые мазки на верхнем небе, что-то фиолетовое под языком. Я облизал губы. Они были серые, с бордовыми прожилками.

Подобрал с полу телефон и подвел к своему лицу. Открыл один глаз. Несколько непринятых вызовов и непрочитанных sms. Перестал чувствовать голову и услышал сердце. Вначале проверю, кто звонил. На экране появилась картинка, на которой указывалось количество пропущенных звонков. Целых семь. Отсчитал семь ударов сердца. В телефонной книге десятки номеров, но звонит мне чаще всего человек пять-шесть. Семь вызовов. Прошло уже два дня с тех пор, как я в последний раз слышал ее голос. Семь. Шесть от кого угодно, меня это не интересовало… Хотя бы один… Я нажал на клавишу.

Звонил Дима. Семь раз в течение ночи. Наверное, я обещал ему позвонить, когда приеду. Уже не надеясь на чудо, проверил список входящих сообщений. Еще три sms от Димы. Стер их, даже не открывая.

Один глаз был все еще открыт, поэтому я видел над собой потолок. Она мне не звонила… Комната как будто стала меньше. Не знаю, опускался ли потолок или поднимался пол. Я давно замечал, как она уменьшается. Уже несколько раз в этом году. Впервые это произошло, когда ушел из жизни мой хороший знакомый. Слова «хороший знакомый» означают не только то, что я был хорошо с ним знаком. Он был хорошим человеком. Душой компании. Еще в институте его избрали студенческим ректором. Первого апреля руководство вуза организовало День самоуправления. Скорее в шутку, чем всерьез, предложили студентам выбрать себе ректора. На один день. За этот день он успел столько, что пришлось пересмотреть отношение к этой первоапрельской затее. В устав университета внесли изменения, структуру управления жизнью вуза подправили, и он в течение еще целого года отдавал всего себя работе со студентами. После окончания учебы устроился в крупную заграничную компанию, осваивавшую рынки нашей страны. За несколько месяцев вывел наш регион из аутсайдеров в лидеры по объему потреблению их продукции. Лично контролировал работу сотен разбросанных по всей области торговых точек, встречался с крупными клиентами, периодически ездил в столицу с отчетами для руководства… Летел по жизни, не замечая препятствий. Пока не столкнулся с одним из них. За рулем, на пустой мокрой разбитой трассе. Утром, после бессонной ночи. Около того бетонного столба сейчас возвышается небольшой обелиск. Кто-то предполагал, что он заснул за рулем. Я в это не верю. Никогда никому не говорил о своих предположениях, но порой мне кажется, что он знал…

В день, когда он разбился, я был в командировке в другом конце страны. Мне позвонили, я как-то скомкано ответил. На похороны не успел. Собственно, даже и не пытался быстрее закончить свои дела. Я просто узнал, что его нет. Все очень просто – его нет, и мир уже никогда не станет таким, каким его видел он. Вернулся из командировки домой. И, когда вошел в комнату, почувствовал, что в ней стало чуть меньше места. Помню, я сел на пол (потому что казалось, что если я сяду на диван, потолок будет слишком близко к моей голове) и включил телевизор. Около получаса переключал каналы, но на всех показывали лишь размытые картинки. Тогда я выключил телевизор и заснул прямо на полу. Проснулся через три часа и поехал на кладбище.

Вот и сейчас. Кажется, что если я протяну вверх руку, то смогу дотронуться до белого листа гипсокартона. Я моргнул, пытаясь прогнать видение. Но получился обратный эффект. Комната стала еще ниже. Размеры ее уменьшались, а давление воздуха увеличилось. Голова стала тяжелее, и я не мог приподнять ее над подушкой. Впрочем, и не пытался. Интересно, наступит ли тот день, когда потолок коснется пола? Если я в это время буду в квартире, меня попросту сплющит. Стану двухмерным. Кляксой на грязном полу. Вначале будет немного непривычно. Никакой перспективы, я буду видеть лишь то, чего касаются границы моего тела. Не будет и желания куда-то двигаться. Ведь все направления станут для меня равнозначными. Наверное, точнее будет сказать – равнонезначимыми. Буду занимать свою территорию, и знать лишь самых близких соседей. При таких условиях у меня появится шанс покрыть телом всю планету. Надо лишь непрерывно расти, оставаясь при этом на том же месте. Мне будет некуда спешить, я перестану ощущать расстояние и время, для меня не будет разницы между высоким и низким. Будет лишь длинное и короткое, широкое и узкое. Без чувств, желаний и знаний. Обладать лишь тем, чем обладаю, остальное – фантазии, бесполезные в двухмерном мире. Попасть сюда проще, чем кажется, выбраться отсюда невозможно. Ведь этого нужно захотеть. Или хотя бы знать, чего хочешь. А ни желаний, ни знаний в двухмерном мире не будет. Чувств тоже.

После того как последняя мысль промелькнула в моей тяжелой голове, я вскочил с кровати. Как будто хотел поскорее убедиться, что мир все еще трехмерный. Подпрыгнул, зажмурившись, но, вопреки скрываемым логикой ожиданиям, потолка макушкой не коснулся. Засчитав этот прыжок в свой личный актив как утреннюю зарядку, поискал взглядом тапки, не нашел и пошлепал босиком на кухню бороться с обезвоживанием.

Сок в холодильнике был лишь томатный, я поскорее захлопнул дверцу. Молока тоже не хотелось. В чайнике было немного воды. Налил ее в стакан и залпом выпил. Чуть не опустился на колени, мне показалось, что вода моментально затвердела и застряла где-то на полпути к желудку, перекрыв при этом доступ кислорода к моим легким. Еще несколько спазмов, и мне удалось восстановить дыхание. Что-то слишком часто в последнее время меня подводит мой организм. Я-то думал, что сильнее всего страдает центральная нервная система, но она, в отличие от пищеварительной и дыхательной, кое-как справлялась с испытаниями, которым я ее подвергал. Стоять босиком на прохладной поверхности было не очень приятно, и я поспешил вернуться в комнату. И тут я заметил его.

Удивительно, что не обратил на него внимания вчера ночью, когда вернулся домой после насыщенного алкогольными парами вечера. Не похоже на меня. Именно он познакомил нас, а сейчас скромно отмалчивается, пытаясь спрятаться в углу от моего взгляда. Персональный друг и помощник – персональный компьютер с подключением к интернету. На его жестком диске остались все наши письма, диалоги, несколько фотографий.

Мы познакомились на одном интернет-форуме. До этого у нас уже был опыт виртуальных романов, но сейчас все было по-другому. Мы понимали друг друга без слов. Иногда по полчаса молчали в чате. Были как два зеркала, обращенные лицом к лицу, смотрящие друг на друга и не понимающие, что видим – собеседника или свое отражение. Знали, что это не любовь, и поэтому не боялись встречи. Мы не могли разочароваться друг в друге. Но встреча так и не состоялась. Она влюбилась. В человека, который хотел пустить ее в свою жизнь, но не мог. А я… Что мог сделать я? Смириться с плохими новостями и ждать. Уверен, я был бы счастлив за нее, если бы её любовь к нему закончилась их слиянием. Но они расстались. А у меня уже не было сил Ей помочь. Еще несколько дней мы топтались на месте. Замерли по инерции. А потом… Это было похоже на прощание на вокзале, когда человек, который уезжает навсегда, стоит возле окна вагона, а провожающий всего в нескольких метрах, но на перроне.