Поэтому я на Венди не досадую, не отвечаю всерьез. Даже не уворачиваюсь от ее ударов. Если могу хоть немного продлить ей детство и скрасить юность, то поддамся, промолчу. Котя рад будет. И Наталья. С ней бы тоже надо поговорить. Она основной источник полезной информации. Завтра улучу момент, чтобы Венди не слышала.

– Спокойной ночи, – Венди гасит свет и раздевается в темноте. Я все вижу, шторы полупрозрачные, а луна яркая. Венди смотрит на меня. – Не вздумай храпеть.

– Постараюсь, а то еще пристрелишь.

– Я тебя раздражаю?

– Ты меня веселишь, – говорю истинную правду и опять получаю подушкой по голове. Правду редко кто способен без злости воспринимать, вот и Венди еще не научилась.

– Гад ты, Горыныч.

– Гад Горыныч все равно что молоко молочное.

– Ты мне спать мешаешь.

– Муж и должен мешать жене спать.

– Ты мне не муж!

– Что ж Аде об этом не сказала?

– Иди сам скажи. Горыныч, – Венди рычит, а мне смешно. Представляю, как ее глаза сверкают от ярости. Меня это заводит.

– Хочешь мужиками поменяться с Адой? Димка ничего такой, симпатичный.

– Цену себе набиваешь?

– Моя цена нулевая, один чих не в ту сторону и налетят буйны молодцы по мою душу.

Венди не откликается, а жаль. Препираться с ней забавно. Чувствую себя молодым оболтусом. Можно спросить напрямик, чем я ей не угодил, на какую мозоль наступил в молодости, но не спрашиваю. Или сама проговорится ненароком, или косвенными путями узнаю.

Делать мне все равно нечего теперь. При бывшей мачехе Венди держит фасон, не хочет, чтобы я искал документы. А меня, наоборот, тащит в поиск. Я лежу молча, продолжаю рассуждать сам с собой. Если есть мачеха, значит, мама куда-то делась. Куда? Развелись родители? Увлекся отец молодой девахой? Но Ада не молода. Отсюда и антипатия? Месть за мать?

– Моя мама погибла в аварии, – шепчет вдруг Венди. – Мы ехали на машине и мама не справилась. Дождь начался, а она резко повернула. Нас выкинуло в кювет.

– Давно это случилось?

– Три года назад.

– Дом был на мать записан?

– Да. Было завещание. На меня. Оно пропало. Поэтому Ада настаивает на дележке. Ей от отца типа должно достаться.

– А нотариус? Или не регистрировали завещание?

– Дед говорит, что регистрировали. Только нотариус тоже в машине с нами была. Мамина подруга. Мать Димки. Мы поэтому с ним решили быть вместе. Поддерживали друг друга поначалу. Я доучивалась за границей. Вернулась, а тут Ада. Разом и отца охомутала, и Димку.

– Заковыристо. А Леха откуда взялся?

– Я же говорила. Из-за Димки он со мной. Пожалел.

– Не хочешь, не говори. Врать необязательно.

– Я не вру.

– Врешь. Но дело твое.

– Что опять тебе не так? – Венди резко садится на постели.

– Все так.

– Бесишь ты меня. Убила бы.

– Убивай, – я стаскиваю Венди за лодыжку на свой матрас. – Доставь мне такое удовольствие.

С минуту мы барахтаемся как два медведя, но силы неравны и Венди затихает в моих объятиях. Я жду, что она оттолкнет меня, уйдет на кровать, но строптивица лежит смирно. Наклоняюсь над ней, сдуваю прядку с лица. Кажется, мы поладили? Надолго ли? Я приподнимаю за подбородок ее лицо, чтобы заглянуть в глаза. Венди зажмуривается.

Скоро утро, вот-вот рассветет, первый день нового года. Мы могли бы гораздо приятнее провести время. Наши пикировки поднимают настроение, оттачивают остроумие, только у тела тоже есть потребности. Рядом, очень близко, лежит красивая девчонка, всего лишь в маечке и шортиках, считай, без ничего, а я изображаю сдержанность.

– Ты любил хоть раз? По-настоящему? Чтобы ничего не имело значения. Наотмашь.

– Непременно сейчас это надо выяснять? – вопрос Венди меня озадачивает.

Большинство людей, и не только женщины, предпочитают красивые слова, я готов сказать их, чтобы добавить романтики и нежности в наши объятия, но разговор явно вырулил не на ту дорогу. Не о красивых словах речь. Умные беседы о бывших гасят интим в зародыше. А неосторожные признания лишают козырей в будущем.

– Значит, не любил, – делает вывод Венди. Глубокомысленно так предъявляет малявка.

– Какая разница, любил или нет? – спрашиваю язвительно, хотя отлично понимаю разницу. И к чему все эти выяснения, тоже понимаю. У многих людей есть страх близости, а еще сама собой вспыхивает идея фикс, исцелить давние любовные страдания партнера собой. Только я не думал, что Венди из этой породы людей. Ей жертвенностью рановато увлекаться. – Сейчас есть ты и я.

– Это важно.

– Серьезно? Лежать с мужиком в обнимку и тащить в постель еще кого-то, пусть из воспоминаний, это важно?

– Ты вечно все испортишь. Опошлишь.

– Вечно? Мы знакомы пару дней, – я разжимаю руки. Момент упущен. Настаивать на сексе сейчас может только извращенец или бесчувственный болван. Хотелось бы думать, что я ни тот, ни другой. – Если у тебя уже накопились претензии, то я готов их выслушать. Валяй правду-матку прямо в мою пошлую харю.

– Нет у меня претензий, – огрызается Венди.

– Тогда спим? – я переворачиваюсь на другой бок. – Сладких снов, дорогая.

– Ты обиделся? На что? Что я такого обидного сказала?

– На что? – оборачиваюсь через плечо, правда не понимает или кокетничает? Может, сообразил все же, одумался? И вдруг до меня доходит, что Венди жутко смущается. Сжалась и смотрит как зверек, на которого замахнулись и вот-вот ударят. – Извещаю. В настоящий момент я никого не люблю. Никому не принадлежу. Штампа в паспорте не имею. Это ты хотела узнать? Или слов мало и паспорт тебе требуется предъявить?

– Я просто так спросила. Можешь не размахивать паспортом. Это не доказательство.

– Просто так. Ясно. Зачем тебе подобные сведения? Захотела уравнять наши статусы? Ты в отношениях, я в отношениях, небольшой финт и все довольны, – говорю и понимаю, что попал пальцем в небо. В отношениях, похоже, Венди по-настоящему и не была. Отсюда и жеманная робость, и вопросики на засыпку. Типичная идеалистка. – Леха тебе не муж? Вернее, фиктивный муж?

– Нормальный у меня муж. Лепишь тут ерунду, – Венди отодвигается, смотрит в окно. – Утро уже. Снег идет. Новогодняя погодка. И никакой радости.

– Вот именно, утро. Мы спать будем?

– Спи.

– Если документы не найдешь, чем это грозит? – я вздыхаю, какой тут сон. Будем собирать сведения. Все польза. – Кроме дележа дома с Адой, что еще? Не Ада ведь тебя пугает. На нее управу найти легче-легкого.

– Мне плевать на этот дом. Он мне осточертел. Дед попросил. Не откажешь. Я не в курсе его дел.

– Что ж ты врушка-то такая, – я смеюсь, шутливо щелкаю Венди по носу. – Или хочешь, чтобы я надолго у тебя завис?

– Ты сам приехал, я тебя не звала, – звучит забавно, Венди пытается оправдаться.

– Приехал сам, а оставила меня здесь ты.

– Зануда.

– Согласен. Без занудства ничего не найдешь, чужие секреты не раскопаешь. Так что я профи в занудстве. Золотой призер всех международных соревнований и олимпийский чемпион.

– Я заметила.

– А что еще заметила?

– Утро нового года и снег?

– Холодно.

– В моих комнатах нет никаких тайников?

– Тайников нет, но холодно.

– Ты знаешь, где тайник и помалкиваешь.

– Знаю, где три тайника. Как минимум.

– Ты неисправимый хвастун?

– Неправда и холодно.

– Ты от меня без ума, – выпаливает Венди. – Весь вечер пялился. И лапал.

– Теплее.

– Совсем чуть-чуть и ты мне нравишься. Я уважаю твои знания и опыт.

– Теплее. Спасибо, что не упомянула возраст.

– Что еще? Не знаю.

– На мне одни трусы, а ты в маечке. Мы лежим почти голые рядом и болтаем никому неинтересную чушь. А могли бы увлекательно провести время.

– Оу, ты нахал, – Венди краснеет, но не сбегает на свою кровать, даже не отодвигается.

– Нахал бы давно сделал то, ради чего парень и девушка ложатся вместе, а я сама невинность. Ой, прости, сел не на свой стул, невинность у нас ты.