Я ставлю остальные напитки за другой столик, где сидят Арсон и Рипер, поедая стейк с луком.

Арсон смотрит на мою грудь, издавая тихий свист. — Черт. Нет сомнений, что теперь ты сучка Спайдера.

Хорошо, что Спайдера сейчас здесь нет. Если бы это было так, я бы, наверное, ударила его.

Глава 13

Что происходит после

Эмма

Следующие пару часов проходят мучительно медленно.

Посетители, в основном мужчины, приходят и уходят, суета в час завтрака спадает по мере того, как утро подходит к концу, а затем переходит в суету в обеденный перерыв, которая снова делает Попс занятым. Ди появляется время от времени, но ничего мне не говорит. Моника иногда проходит мимо меня, задевая меня, но в остальном ведет себя так, как будто меня там вообще нет.

Депрессия посещает время от времени, смешиваясь с чувством изоляции и одиночества, от которого невозможно избавиться.

Нет никаких признаков Спайдера. Я не могу понять, заставляет ли это меня чувствовать себя лучше или хуже.

Кэп приходит около полудня, незадолго до моего перерыва. Он, прихрамывая, входит, опираясь на трость и хлопая по спине пару членов Уайт-Спрингс, когда они направляются к лестнице. Кэп кивает мне, отодвигая стул за столик у двери в бар.

— Ангел, — он теряет хватку за стул, и тот с грохотом падает на пол.

— Позволь мне тебе помочь, — трудно скрыть мою радость при виде его или всплеск привязанности к прозвищу, которое он, похоже, теперь сделал официальным. Я ставлю напитки для посетителей и быстро пробираюсь между столиками, поправляю стул и осторожно забираю у него трость, пока он устраивается на него.

— Спасибо, — говорит он, когда я возвращаю ему длинную деревянную трость.

Прошло больше недели с тех пор, как в него стреляли, но я предполагаю, что пройдет некоторое время, прежде чем он перестанет это чувствовать.

— В любое время. Как у дела, Кэп? — я киваю на его ногу.

— О, я буду жить. Это чертовски больно, но что ты можешь поделать? Я переживал и похуже.

Мои глаза расширяются, и я вдруг задаюсь вопросом, как он потерял свой глаз. Он был бывшим военным. Нет, я не уверена, что хочу знать. — Я уверена, что так и есть. Я просто рада, что ты с нами. Что я могу для тебя сделать?

Он заказывает пиво, и когда я возвращаюсь с его кружкой, он наблюдает за мной с такой пристальностью, что мне становится неловко. — Как у тебя дела? — спрашивает он, наклоняясь ко мне, когда я ставлю кружку.

Он немного повернул голову, уставившись на меня здоровым глазом, другой прикрыт знакомой черной повязкой. Его взгляд скользит по порезам в форме паутины на моей груди, и я клянусь, что вижу, как он сглатывает под густой седой бородой, но он не задерживается на этом, вместо этого сосредотачиваясь на моем лице. Я не могу не испытывать безмерной благодарности за то, что он не придал этому большого значения, в отличие от некоторых других.

Выражение его лица ничем не выдает того, что он думает, и все же, кажется, в этом взгляде так много сказано. Беспокойство в его глазах ни с чем не спутаешь.

Тоска сильно давит на меня. Тоска по дружбе и общению с другими людьми, которого, как мне кажется, у меня не было уже несколько месяцев.

— Я в порядке, Кэп. Спасибо, что спросил, — я поворачиваюсь, чтобы направиться к бару, чтобы забрать еще заказы, прежде чем мне придется сказать что-то еще.

— У тебя был перерыв?

— Еще нет.

— Хорошо, — он кивает на стул напротив себя. — Присаживайся.

В поисках оправдания я открываю рот, затем закрываю его.

В Кэпе есть что-то такое, что позволяет легко разговаривать с ним, открываться, и при этом мне кажется, что я вскрываю вену, которую, однажды вскрыв, никогда не остановишь.

— Уважь старика, ладно? — он снова кивает на сиденье.

Это не приказ, но я слышу в нем слабый оттенок ожидания, уверенности, которые, каким-то образом, исходящие от него, не раздражают меня.

Я не могу удержаться от улыбки, несмотря ни на что. Он похож на одного из тех милых старых дедушек, с которыми невозможно поспорить. Забавно думать о нем таким образом, когда он носит порез, а его большие руки покрыты татуировками. У него на плече якорь, красно-черный, которого я раньше никогда не замечала. Его вид заставляет меня еще больше думать о пирате, чем раньше.

Подзывая Текилу, чтобы сообщить ей, что у меня перерыв, я сажусь напротив него. Я с усмешкой скрещиваю руки на столе. — Хорошо, ты меня поймал.

Моника подходит, чтобы обслужить нас — или, скорее, обслужить Кэпа. Когда она видит меня, она щелкает зубами и закатывает свои темные глаза, как будто она предпочла бы ходить по горячим углям.

— Привет, Кэп. Что тебе доставит удовольствие? — она не смотрит на меня.

Он заказывает тарелку стейка с картошкой и смотрит на меня. — Ты хочешь? Я угощаю.

Стейк звучит замечательно, но мысль о том, чтобы взять у него что-нибудь, почему-то кажется неправильной. — О, нет, тебе не обязательно…

— Еще один для нее, — говорит он Монике. — Принеси ей так же кока-колу.

Моника выгибает темную ухоженную бровь, в ее глазах пляшет насмешливый огонек. Мои внутренности сжимаются, гадая, какие предположения она делает.

— Тебе не следовало этого делать, — говорю я ему, как только она уходит, неловко оглядываясь на окружающих нас мужчин, некоторые из которых наблюдают за нами.

— Конечно, я должен, — я открываю рот, чтобы возразить, но он машет рукой. — Ты должна научиться не так сильно заботиться о том, что думают другие, Ангел. Если ты этого не сделаешь, то никогда не сможешь заставить это работать здесь.

— Я…

— Если Спайдер поднимет шум, пошли его поговорить со мной, — рычит он, в его голосе появляется намек на силу. — Ты спасла мне жизнь. Это меньшее, что я могу сделать.

Чувствуя себя гораздо менее виноватой, я откидываюсь на спинку сиденья, расслабляясь и чувствуя себя так, словно меня только что завернули в теплое одеяло холодной ночью.

— Сейчас, — говорит он, делая глоток пива и вытирая немного пены со рта. — Расскажи мне, как у тебя на самом деле дела.

Смысл его слов ясен. Не стоит ему давать тот лживый ответ, который я ему только что дала. Он хочет, чтобы я рассказала ему все так, как оно есть на самом деле.

Я смотрю на стол, потирая большим пальцем потертое место на нем, во мне бурлит множество эмоций, ни одну из которых я не чувствую нужным выражать ему. Кэп близок со Спайдером. Доверять ему не только кажется неправильным, но и заставляет меня чувствовать себя почти испуганной. Я соглашаюсь пожать плечами.

Кэп наблюдает за мной поверх своей кружки. Он не смотрит на отметины на моей груди, и я чувствую, что он избегает их так же сильно, как если бы он смотрел на них. У меня такое впечатление, что он так думает.

Как много он знает? Я ерзаю на стуле, не в силах поднять взгляд выше его бороды.

— Станет легче, Ангел.

— Так ли это? — я вздрагиваю от того, как резко это прозвучало. Я оглядываю бар, битком набитый вооруженными людьми, преступниками, которые, похоже, не задумываются дважды о том, с каким насилием или неприятностями они сталкиваются каждый день. Сколько из этих людей лишили себя жизни?

— В какой части? — спрашиваю я его, надеясь, что он понимает вопрос, который я не могу заставить себя выразить словами.

Он говорит об опасной жизни, которую они со Спайдером ведут, об идее быть с человеком, который ведет такую жизнь, или о тьме в Спайдере, которая постоянно стремится поглотить меня целиком?

— Все это, — говорит Кэп, отпивая еще немного своего янтарного напитка.

Он открывает рот, чтобы продолжить, но замолкает, пока Моника ставит перед каждым из нас тарелку с толстым стейком, покрытым луком и грибами. Там есть печеная картошка, разрезанная ломтиками и дымящаяся. Кусочки масла и сметаны в маленькой чашке лежат на каждой тарелке. Я глубоко вдыхаю и мычу в знак признательности.