– Вы меня слышите? – раздался тихий, спокойный женский голос. Его веки дрогнули, горло что-то пыталось выдавить из себя, но ничего не получилось.

– Если да, моргните один раз. Нет – два раза.

– Да, – ответили глаза.

– Вы на интенсивном курсе лечения, скоро вам будет лучше. Ощущаете боль?

– Нет.

– Вы что-нибудь помните, как сюда попали?

– Да.

Конечно, он помнил, как его забрали с Петровки, затем приехали в какую-то клинику, где его уже ждали. А потом операция, наркоз, и все…

– Спасибо. Сейчас надо отдохнуть, постарайтесь уснуть. Вам будет легче.

Черные глаза медсестры внимательно смотрели на пациента, пытаясь оценить его состояние и правдивость его ответов. От этого зависела его жизнь, и это было важно, критически важно не только для него самого.

Через два дня больного перевели из реанимации в обычную палату, однако лечение не прекращалось – ставили капельницы, кормили через трубочку. Временами он силился вспомнить тот то ли сон, то ли сеанс телепортации в Иной Мир, но образы и диалоги путались, наслаивались, не складывались в единую картину. Но желание восстановить то видение, ибо в нем скрыта важная истина, которая известна лишь ему, Василию Ломакину, его не покидало. Постепенно стали возвращаться силы. При очередном визите Ираклия Давидовича он попросил разрешения пользоваться смартфоном, но в этом ему было отказано. Он пока не мог понять, какую операцию он перенес. В его голове происходила какая-то путаница, лекарственные препараты искажали четкость мысли и предшествующие события, все было как в тумане.

Любая пластическая операция вызывает психологический стресс даже у психически здоровых пациентов. В случае с Ломакиным зоны вмешательства были очень большие и довольно травматичные. Зато на плоский и подтянутый живот порадовал отсутствием ужасающих швов и гематом, обычных после полосной операции. Кроме того, после окончания курса обезболивания присутствовал физический дискомфорт, который полностью выбил Василия из обычного ритма жизни. Именно поэтому уровень стресса были столь велик, что Ираклию Давидовичу пришлось организовать несколько сеансов психотерапии. Тем не менее, первый психологический шок и откровение, к которому пациент не был эмоционально готов, не заставил себя ждать.

На пожелание встать с постели врач объяснил Василию, что координация его еще слабая, и может закружиться голова. Когда Василий Петрович впервые подошел к зеркалу и заглянул в него, ни с чем не сравнимое чувство ужаса вспыхнуло в его измученных глазах с набухшими после операции веками, животный страх пробил его, как электрический разряд, от макушки до самых пяток: на него смотрело не его, а чужое, отекшее лицо. Присмотревшись повнимательнее через свои щелочки, он осознал, что на него из зеркала смотрит незнакомый человек.

Василия Петровича привели в чувство после легкого обморока, дали возможность отдышаться и отлежаться под присмотром Ираклия Давидовича, который поведал бедному и психически надломленному, а в прошлом счастливому и веселому человеку, о проведенных пластических операциях по приказу некой всесильной организации, которая и приказала его поместить в эту клинику. Резонный вопрос – зачем, с какой целью? Об этом лечащий врач не знал, в чем он искренне и заверил Ломакина. Более того, жизненный опыт мудрого господина Деканосидзе подсказывал: благоразумнее держаться подальше от чужих секретов – целее будешь. Он объяснил Василию, что его задача – провести операцию и поставить его на ноги в течение двух-трех недель, а дальнейшее ему неизвестно. Это было похоже на правду; тем не менее, Ломакин не мог простить его за чудовищный обман и соучастие в этом грязном деле, которое под силу только настоящим интеллектуалам без страха и упрека, без явно излишних, отягощающих жизнь гуманных принципов. Понимая это, Ираклий Давидович, так сказать, подсластил пилюлю, тожественно открывшись Василию, что онкологический диагноз – просто блеф, благодаря которому медикам удалось уложить его на операционный стол.

– Радуйтесь, Василий Петрович! Посмотрите на это с другой стороны. Онкологии у вас нет, вы здоровы как бык, да еще с новой, извините, более известной внешностью, чем были! И реабилитация протекает успешно.., – уверенно излагал он своим баском.

– А что мне теперь с ЭТОЙ внешностью делать прикажете? – взорвался Василий.

– Без понятия, друг мой! Но как врач предупреждаю: берегитесь переживаний, они искажают лицо и могут повредить еще слабые швы, так что соблюдайте режим и храните по возможности, олимпийское спокойствие! Никаких эмоций! Пейте больше чистой воды и спите, пожалуйста на спине, это позволит избежать нежелательных отеков…

2 июля 2020 года, четверг. В Барселоне прекрасная летняя погода, температура воздуха плюс 29 градусов Цельсия, вода – плюс 24 градуса. В отеле "Бе-Моль" и на городском пляже толпы загорелых туристов, многие с детьми, разгар летнего сезона. Администрация отеля предпринимает все усилия по сокрытию неприятного инцидента с одной из его постоялиц, дамой средних лет из России, случайно выпавшей из окна своего номера на пятом этаже. В номере отдыхающей не обнаружили ничего необычного – стандартный набор путешественника: паспорт, личные вещи, недорогие дамские ювелирные украшения, синий чемодан и коричневую сумку фирмы "Lakestone". Валюты и банковских карт в наличии не оказалось. Анализ записей камер слежения силами секьюрити показал, что накануне ее видели в баре в компании с импозантным мужчиной с бородкой и модной прической "мэн бан", но это подробности частной жизни, вмешательство в которую строго осуждается законом и считается дурным тоном в современном светском обществе.

– Да уж, вы в своей жизни накуролесили, уважаемый Василий Петрович! – Елена Николаевна, или как ее там зовут, давила на психику Ломакина в секретном офисе благотворительного фонда помощи "Добрый Доктор", листала его личное дело и готовила кандидата к благородной миссии. – Я уже начинаю сомневаться в правильности нашего выбора, тут внешнее сходство, конечно, сильно повлияло, ну, и ваши амбициозность и авантюризм. Одно только то, что вы вляпались в Думе в этот дурацкий проект закона о новом ордене… Хорошо, что компетентные органы не завели дело об антигосударственной деятельности и призывах к экстремизму! Придумать только – народ сам выдвигает своих героев! Демагогия! Да будет вам известно: неконтролируемая инициатива снизу – это подрывная деятельность!

Обновленный, с внешностью известного политика, Ломакин растерянно молчал, не смея возразить, чем очень напоминал поведение мультяшного Крокодила Гены в беседе с милиционером при дознании о пропаже строительного катка. Не объяснять же, что стремился расширить демократические права народа в соответствии с духом Основного Закона, что в соответствии с Конституцией каждому гарантируется свобода мысли и слова. "Кто не ошибается вместе со всеми, тот уже ошибся." Бесполезно…

Психолог-консультант смотрела на Василия Петровича и оценивала его готовность к дальнейшей работе и, как бы это помягче выразиться, к добровольному сотрудничеству. В спецслужбе кроме штатных сотрудников, к которым относилась сама Елена Николаевна и ее коллега Татьяна Леонтьева, были еще внештатные сотрудники вроде пенсионеров ФСБ и МВД; были агенты, граждане разного возраста и пола, достойные представители народа, от слесаря до члена-корреспондента Академии наук или народного артиста, которые выполняли деликатные и порой опасные поручения, причем в миру они могли носить маски диссидентов, противников власти, оппозиционеров, стойких идейных борцов против правящей партии и так далее. Следущая категория – доверенные лица, которые в рамках проводимого расследования осуществляли какие-либо действия в пределах своей компетенции, но в интересах спецслужбы, например, хирург Деканосидзе. А остальные – это прочие, просто граждане, и в этот момент психолог определял ту категорию, в которую можно было вписать гражданина Ломакина, лингвиста-академика, бывшего депутата.