Гена решил, что глупо ломать комедию и заговорил нормальным голосом. При этом с немалым удивлением обнаружил, что сиё действие даётся ему не так просто. Похоже, он весьма основательно перевоплотился в образ бесстрашного викинга.

– А зачем вложил в деньги визитку с телефоном?

– Не знаю, – чистосердечно сознался Гена. – Захотелось выпендриться.      – Вот и принимай гостью. Должна я отработать полторы тысячи долларов?

– Т-ты чт-то им-меешь в в-виду?

Светка звонко рассмеялась.

– Не пугайся. Насиловать тебя я не собираюсь. Но если ты предложишь чашечку кофе…

– Тогда идём на кухню.

– Может, сначала похвастаешься квартирой? Девчонки о ней такие чудеса рассказывают.

– Девчонки? – у Гены вытянулось лицо. – Откуда они могут знать? У меня здесь никого не было. И я никому ничего не рассказывал.

– Знаю, что никто здесь не был. Думаешь, иначе я бы пришла к тебе? Но, тем не менее, всем всё известно. И, кстати, слухи почти совпадают с действительностью. Какой отсюда следует вывод? Что кто-то побывал у тебя без твоего ведома. Чему я нисколько не удивляюсь. Особенно, учитывая твоё нынешнее шикарное имя. Как оно звучит? Олаф… Олаф?…

– Торвальдсен, – не без гордости произнёс Гена.

– Тебе идёт. И, надеюсь, объяснишь мне, во что ты ухитрился вляпаться. Но сначала показывай хоромы.

– Слушаюсь и повинуюсь.

х х х

– Д-да, – покачала головой Светка, когда осмотр был закончен, и они приземлились на кухне, которую и кухней-то назвать было неудобно. – Круто. Очень круто. И во сколько обошлась эта роскошь?

– Всё, вместе с евроремонтом, услугами дизайнера и обстановкой порядка двухсот тысяч. Долларов, естественно.

– Откуда такие деньжищи у скромного российского бюджетника-архивиста, ты мне расскажешь позже, а сейчас давай, пои меня кофе. Я хоть и не соловей, но также красивым басням предпочитаю нечто материальное.

– Какое кофе: натуральное или растворимое?

– Если можно, натуральное. Со сливками. И много-много сахара.

– Натуральное, так натуральное.

Гена достал из шкафчика пакетик с кофейными зёрнами, бросил горсть в кофемолку, покрутил ручку, щедро засыпал коричневый порошок в турку, залил её водой и поставил на плиту. Работал он красиво и споро.

– Только сливок нет. Могу предложить сгущёнку.

– Сойдёт и сгущёнка. А ты классно смотришься у плиты.

Гена покраснел.

– Скажешь.

– Это хорошо, что к тебе вернулся естественный цвет, – задумчиво сказала Светка, помешивая ложечкой сахар в кофейной чашке. – А то я так испугалась за тебя. Ты сидел такой бледный, такой несчастный. Сердце разрывалось от жалости. Когда Томка сказала, что ты заявился к нам собственной персоной… – Светка покачала головой. – Сначала я испугалась. Сама не знаю чего. Ведь ты знал, в каком я здесь какчестве. И коликчестве. Затем, наоборот, вошла в такой раж… Сроду так не танцевала. А увидела твое испуганное лицо, всё в груди оборвалось. Не помню, как довыступала. Даже не заметила, как ты ушёл. Это меня Томка просветила. Ну, думаю, допрыгалась. А затем обнаружила твою визитку. Полчаса бродила по улице. Собиралась с духом. Если бы в твоём голосе была хоть капля презрения, больше бы ты меня не увидел. А теперь давай рассказывай, как докатился до жизни такой.

– Нет, – твёрдо ответил Гена. – Сначала ты.

– Легко, – согласилась Светка. – Нет повести печальнее на свете, чем повесть о Гене и Свете.… После того, как отзвенел школьный звонок, и все разбежались в разные стороны, я оказалась в нашем универе, на геофаке. Специальность: экология. Мне казалось, это так нужно, так востребовано при нашей-то катастрофической экологической обстановке. Тебя очень часто вспоминала. Особенно на вечеринках. Когда меня приглашал танцевать какой-нибудь кретин. На втором курсе вышла замуж. Не вышла, выскочила. Не спрашивай, почему. Сама не знаю. Через год родилась девочка. Оленька. Моя радость. А на пятом курсе мы развелись.

– Почему?

– Мы оказались с ним совершенно разными людьми. Нас не связывало ничего, кроме постели. А когда новизна прошла, ощущения притупились, да ещё Оленька. В общем, оказалось, что нам и поговорить-то не о чем. Мы разошлись, и я ничуть не жалею об этом. Ну, а поводом послужила измена. Однажды, вернувшись домой в неурочное время (мы снимали квартиру), я обнаружила его в нашей постели с другой женщиной. Можешь поверить, сцен я не устраивала. Я даже обрадовалась такому повороту, подала на развод и напрочь забыла про суженого. Потому что, через неделю умер отец. Инфаркт. К разводу это не имело никакого отношения. Я им ещё не успела ничего сказать. Затем мать перенесла инсульт. Вот и осталась я одна с больной матерью, младшей сестрой и ребёнком на руках. Кое-как добила универ, попыталась устроиться на работу, но куда там. Экологов у нас как собак нерезаных. Жили вчетвером на инвалидскую пенсию матери. На алименты не подавала, да и что с него взять? Он, по-моему, до сих пор не работает.

– А как ты сюда попала?

– Тома устроила.

– Тома?

– Да. Чему удивляешься? Мы с ней вместе учились в универе. В одной группе. Она сразу уехала в Москву. Помыкалась, помыкалась и, в итоге, оказалась в «Дарах». Что делать? В Москве своих экологов более чем достаточно.

– Но она проститутка. Самая натуральная. Я лично сплавлял ей клиентов.

– Знаю. А ты знаешь, что у неё двое детей? И муж-алкоголик?

– Тебя послушать, что ни шлюха, то святая.

– В большинстве, так оно и есть. Во всяком случае, то, что касается наших девочек. Любительниц этого дела среди них всего несколько человек. Остальные пошли на это от очень большой нужды. – Светка помолчала. Её красивые тёмно-серые глаза широко раскрылись. – А меня ты тоже считаешь шлюхой? Только честно.

– Честно? – Гена задумался. – Не знаю. Но мне очень, очень не нравится твоя работа.

– А как мне она не нравится. Особенно теперь. Но что прикажешь делать? Впрочем, хватит обо мне. Давай колись. Как ты здесь оказался?

Гена вздохнул и начал рассказ.

– Когда мы все после десятого класса, как вы изволили выразиться, разбежались в разные стороны, я подался в историко-архивный.

– Странный выбор для молодого парня.

– А куда мне деваться с этакой внешностью? Только в архив, подальше от людских глаз.

Светлана поморщилась.

– Слушай, ты мне надоел. В натуре. Сколько можно кокетничать. Ты очень хороший симпатичный парень.

Гена насмешливо хмыкнул.

– И не хмыкай, пожалуйста. Ты хочешь сказать, что невысокого роста? А зачем тебе ноги от ушей? Тебе что, на подиуме топтаться? Для мужика не ноги главное, а то, что между ними. Извини за грубость, но ты меня достал своими надуманными комплексами. Хочешь знать: все наши девчонки только и мечтают о том, как бы затащить тебя в постель. А помани обручальным колечком, любая побежит за тобой на край света. И давай всё об этом? Продолжай, пожалуйста.

– После института у меня встала та же проблема, что у тебя. Наконец, дядя сжалился и устроил меня в архив УВД. Там я проработал до нынешнего лета. – Гена замер, оторопело уставился на Королеву. – В самом начале июня меня, вдруг, вызывает генерал. Представляешь, генерал! Меня! И начинает долдонить про распоясавшуюся наркомафию, потерянное поколение и всё такое. Между прочим, интересные цифры приводил. Жаль, ни одной не запомнил. Но и без цифр всё ясно. Полностью согласен с ним по всем затронутым вопросам. Неясно одно: при чём здесь я? Скромный работник ведомственного архива. Честно отрабатывающий свою хлебную корку. Потому что на большее я, к сожалению, не зарабатываю. Но генерал, надо отдать ему должное, весьма популярно и доходчиво просветил меня. Оказывается в ходе оперативно-розыскных мероприятий, так у них, кажется, это называется, было установлено, что наркотическая река, впадающая в наш забытый Господом город, берёт своё начало в городе-герое Москве. А если точнее, в ночном клубе «Дары Востока». Надеюсь, теперь тебе всё ясно?