Ланс нахмурился, из бессвязного бреда Келиба он мало что понял.

Хлопнула дверь. Вздрогнув, он обернулся и встретился глазами с вернувшейся матерью.

– Как он? – Айна скинула платок, поставила на стол перевязанную бечёвкой баночку и присела около сыновей.

Взгляд Келиба стал осмысленным, радужка поменяла цвет с жёлтого на голубой от природы. Он печально посмотрел на родных. Те довели парня до кровати и уложили. Не выпуская из ладоней вялую руку младшего сына, Айна попросила:

– Ланс, приведи отца, мне страшно.

Невольно вспоминая виденное в горах, тот задумчиво посмотрел на брата.

– Почему он говорил про знахарку? Что у вас тут стряслось?

Айна с тревогой оглянулась на окно.

– Это всё из-за мора. Жители Грейстоуна словно помешались. Они уверили себя в том, что во всём виновата Наринга, и пошли на болото. И я даже думать боюсь, зачем.

– Уверили? – переспросил Ланс и внимательно посмотрел на мать. – А ты? Ты тоже?

Плечи Айны опустились. Она провела ладонью по взмокшему лбу Келиба.

– Я уже и не знаю. Магнус видел её сегодня в лесу. Говорит, сам слышал, как она зазывала в Грейстоун чёрную смерть.

Запрокинув голову, Ланс глубоко втянул носом воздух. Никогда не любил Нарингу, это правда. Но поверить в такое!.. Нет, не поверил бы. Да и призыв к расправе, давно обещанный старухе жестокосердными соседями, ни за что бы не поддержал.

– Выходит, отец с ними? – спросил он, исподлобья глядя на мать.

Она покачала головой:

– Он пошёл, чтобы во всём разобраться.

Незаметно уснувший Келиб издал тихий стон. Под глазами парня пролегли синие тени, придавая бледному лицу болезненный вид.

– Справишься? – кивнул на него Ланс и поднялся. – Я скоро.

Оставив мать у постели больного брата, он покинул комнату, прихватил оброненные у лавки рукавицы и открыл дверь на двор.

За окраиной, где начиналось болото, не умолкал гвалт голосов. В холодном воздухе расплывался запах горящего масла.

«Зло войдёт в дома тех, кто призывает большую беду, и Грейстоун испытает гнев духа Атсхалии».

Слова бесплотного старца крепко врезались в память и постепенно обретали пугающий смысл. В груди Ланса толкнулись обречённость и скорбь. Опасаясь самого худшего, он перешёл на бег и помчался в лес, где за деревьями всё яростнее мелькали огненные пятна.

Глава 22

Спеша опередить озлобленную толпу, Магнус торопливо продирался непролазными дебрями напрямик через лес. Он всегда знал, случись что в Грейстоуне, первой, на кого падёт гнев его жителей, окажется Наринга.

Но нельзя позволять кому бы то ни было самовольно решать чужую судьбу. Вину доказать ещё надо.

Вместе с тем он прекрасно понимал, что распалённую ненависть сельчан, подпитанную страхом и горем, ему остановить не под силу. Несчастье пожаловало едва ли не в каждый дом. Страдание, обратившись в гнев, срочно требовало выхода.

Ничего другого Мордок сейчас не желал столь же сильно, как убедиться в том, что не зря верил знахарке. Столько лет он прикрывал старуху от досужих бредней и перетолков, потому как не чуял в ней скверны.

Однако виденное в горах не оставляло надежд. Ну и как ему, самому находясь в душевном смятении, пытаться убеждать в чём-то других?!

«Накрой Грейстоун своей чёрной тенью». Что это, если не призыв безжалостного мора?

Магнус рывком распахнул дверь маленького приземистого домишки и переступил порог. Согнувшись у очага, Наринга подбрасывала в огонь поленья. Она повернула голову (невероятно спокойная и неспешная) и встретилась с горящим от негодования взглядом. Мордок сжимал в руках грязный плащ, с которого на дощатый пол падали капли растаявшей крови.

– Расскажи мне об этом, – потребовал он. Разогнув сгорбленную спину, знахарка молча посмотрела на гостя. – Молчишь? – Он бросил к её ногам окровавленную хламиду.

И тут его взгляд упал на закрытые ставни. Знаки! Угольные символы! Как же он мог забыть?.. Не иначе рука самого беса начертала такие же на дьявольском алтаре.

– Видят боги, Наринга, я до последнего не верил толкам. Сомневался, а, выходит, всё правда. За что… зачем ты решила погубить Грейстоун?

От брошенного обвинения по лицу старухи прошла мрачная тень.

– Как же ты, Магнус так легко мог поверить? – с укором покачала она головой. – Если ты не разумеешь, то я тебе объясню. Не нарисованными символами и жертвами холодному камню взывают к богам.

– А чем?! – сверкнул он глазами. – Огнём, разведённым для священного духа? Или не ты в горах призывала смерть?..

– Я! – выпрямилась она неожиданно, и Мордока с силой толкнуло в грудь. – Только не смерть, а спасение от чёрной погибели. – Обжигая светом сумрачных глаз, Наринга заговорила: – Беда давно ползёт по земле, Магнус. Тени прошлого вырываются из древних захоронений. Они ползут по земле, заражая и умерщвляя души. Но люди всегда были слепы и глухи. Они ищут не там, где до́лжно. Не дано им услышать, как стонет Атсхалия. А ещё люди слабы, оттого и все беды. Я призывала не смерть, а защиту.

– Это твоя защита?.. – стиснул он кулаки. – Призываешь очистить землю от человеческой скверны?!

Во взгляде Наринги проступило разочарование.

– Не слышишь ты меня. – Она опустилась на лавку и смиренно сложила на коленях костлявые руки. – Неужели твою веру так легко пошатнуть? Не торопись обвинять. Не позволяй глупому гневу взять верх над собой.

Издали принесло заунывный вой. Волчья скорбь полетела над лесом. Магнус напрягся, прислушиваясь, в глазах мелькнула тень страха.

– Они уже здесь, – выдавил он, голос сорвался до шёпота. – Верные слуги спешат на подмогу своей госпоже.

За стенами послышались выкрики и бухтение – селяне пришли на болото. Под окном испуганно заголосила баба. Следом раздались разъярённые мужские крики. Вой сменился озверелым рычанием. Волчье лаянье не утихало. Окружило болото, слилось. И вдруг его разбавил треск выстрелов. Раздался пронзительный визг. Подхватившись, Наринга бросилась к запертому окну, заметалась.

– Да что же это! – закричала она с отчаяньем. Затем кинулась к Мордоку, вскинула руки, взмолилась: – Останови их, Магнус! Останови. Не остановишь – это сделает он!

В щелях между ставнями замелькали огни. Понеслись призывы и гневные вопли:

– Молись своим нечестивым богам, ведьма! Или мы собственными руками вытрясем твою поганую душу.

Магнус изменился в лице, толкнул дверь. Снаружи, окружив дом, стояла облитая факельным светом толпа.

– Выходи, Мордок! Дай нам как до́лжно разобраться с бесовкой.

Он повернулся к знахарке.

– Иди, Нарнига. Объясни им, что за чертовщину затеяла.

– Магнус-Магнус, – закачала она головой, – беда помутила ваш разум. Не видите истины.

– Хватит! – проорал Мордок и сжал кулаки. – Слишком жестокой получается твоя истина. Во спасение ты готова предать весь Грейстоун. Пусть горы на всех нас обрушатся, только вера твоя устоит.

– Как ты не понимаешь, – запричитала она.

– Если я не понимаю… – он грубо схватил тощую руку и насильно выволок старуху из дома, – так попробуй образумить хоть кого-то из них!

Вокруг ветхого домишки, потрясая топорами да вилами, собиралась взбешённая толпа. За деревьями, приближаясь, плыли всё новые и новые огни факелов. Обозлённые люди, побуждаемые собственной ненавистью, продолжали подтягиваться на болото, в жажде наконец свершить суд над нечистью.

В воздухе пахло смертью. Рыжие отсветы гоняли по болоту темень. Среди кочек с жухлой травой вытянулись серые безжизненные тела. На осквернённую землю медленно опускался снег. Пропитываясь кровью убитых зверей, он словно дурное знамение менял свой цвет на багровый.

Селяне плотными рядами обступили крыльцо. Вместе с обвинениями в старуху полетели проклятия. Зябко кутаясь в выцветшую шерстяную накидку, Наринга обвела несчастным взглядом толпу. Морщинистый подбородок мелко затрясся.

– Одумайтесь! – попыталась она воззвать к разуму односельчан. – Или не я приходила на помощь любому из вас? Неужели вы настолько ослепли?