Парень опустил глаза в стол и понимающе покачал головой.

…

Рана на спине зверёныша затянулась довольно быстро. Только в память о трагичном прошлом оставила намёк в виде серебристого клока на серой шерсти.

Отлежавшись, волчонок начал бегать по дому и нетерпеливо поскуливал, прислушиваясь к звукам за крепкими бревенчатыми стенами. Поспешая за своим непоседливым другом, Келиб и сам научился передвигаться ловчее. Тоскующий по живой природе щенок чуял в человеке родную кровь. Он постоянно лез к увечному мальчишке, вцепляясь молодыми клыками в толстые мешковатые штаны, и с рычанием тянул за собой, вызывая у Келиба дикий восторг. Тот падал на пол и до слёз заходился в хохоте, за что нередко получал в грудь отяжелевшей когтистой лапой. Затем, будто извиняясь, волчик делился угощением, оставляя возле подростка до блеска отполированные кости. А по ночам тайком залезал к парнишке в постель. Во снах он всё ещё видел тёплую заботливую мать, бегущую рядом и прикрывающую от опасности.

В привязанности Серого к Келибу ничего удивительного Мордоки не видели. С затаённой надеждой они наблюдали за переменами, произошедшими с младшим сыном. И только неприятный осадок после бессмысленного убийства волков омрачали настроение главы семейства.

Весной Серый ушёл, как и предсказывал Магнус. Каждый день вглядываясь в тайгу за окном, Келиб ждал, не мелькнёт ли среди замшелых стволов знакомая тень, не взбежит ли на пригорок лесной товарищ. Потянулись долгие месяцы пустого ожидания.

И однажды летом молодой стройный волк с серебристым клоком на спине близко подошёл к Грейстоуну. Серый красавец застыл среди деревьев, сверкая из сумрачной глубины ельника ярко-жёлтыми глазами.

Он стал возвращаться снова и снова, вырываясь из проулка перед самым носом сельчан. Напуганные до жути, те с воплями бросались врассыпную, а Серый мчался дальше.

«К младшему Мордоку повадился, – бурчали соседи, переводя дух и качая головами. – Вот уж звериная натура».

Так же говорили про Келиба. Шибко врезалось в память, как калека заставил убраться со двора соседских мальчишек, решивших закидать волчонка камнями, когда тот ещё жил в доме Мордоков. Неразумных озорников перепугал пронзительно-жёлтый взгляд младшего Мордока и странный хрип, который вырывался из груди подростка. И, если раньше на Келиба просто косились, поговаривая о немощи тела как последствии чёрного колдовства, с того дня уже мало кто сомневался – сын главного охотника Грейстоуна человек только наполовину.

Вместе с Серым Келиб стал выходить в ближний лес. Волк мордой подталкивал парня в слабые ноги, заставляя непременно идти дальше. Магнус провожал спину хромающего паренька с неодобрением, хотя и сам понимал – не сможет сын всю жизнь усидеть во дворе. Беспокоит его волчья кровь, тянет на волю.

Так прошло ровно два года.

На пороге стояло лето.

Двое, человек и волк, бок о бок провожали западающее солнце. За их спинами высились Атсхалы, напоминая чёрными клыкастыми вершинами вздыбленную шерсть великана-чудовища. Сегодня Келиб впервые любовался неприступными горами не издали, а стоя у их подножия.

На землю медленно надвигалась ночь.

С внутренним волнением Келиб ещё раз взглянул на северный склон. Над зелёными кронами выступала часть каменной кладки – там, по другую сторону разрушенной стены, находился настоящий мир Серого.

Мечта попасть на запретную территорию была несбыточна. Мордок это понимал. Зато там побывал Ланс. Это брат рассказал о древних каменных стенах. Про крепость северных богов объяснила во сне Наринга. Келиб знал об Атсхалах куда больше любого жителя Грейстоуна. Ведунья показала пещеры и оставленные на скалах рисунки. В своих ночных видениях Келиб не раз подходил к исчерченным монолитам. Подолгу разглядывая послания прошлого, он пытался угадать заложенный в них смысл. В том прошлом полноправным хозяином этих лесов являлось дикое волчье племя. Когда здешний мир ещё не ведал о странном двуногом существе, с приходом которого привычный уклад начал меняться.

– Пойду я, – потрепал Мордок жёсткий волчий загривок.

Серый мельком глянул – в узких глазах метнулись острые месяцы – и отвернулся к солнцу.

Опираясь на клюку, Келиб стал осторожно спускаться по тропке, скользкой от слоя прошлогодней листвы. Волк проводил последний солнечный луч, широко зевнул и потрусил следом.

Они уже преодолели половину пути, когда парень сообразил, что малость сбился с пути. Тропка внезапно пропала. Он раздвинул кусты и выбрался на склон овражка. Снизу поднимался невыносимый запах гниения и звериного помёта. При виде обглоданных костей и забитых землёй черепов Келиб замер на месте. В овраге лежали человеческие останки. Старые. Много.

Его передёрнуло. Сердце ухнуло вниз. И без того слабые ноги совсем сделались ватными. Он подался назад, продрался сквозь заросли и пошатываясь выбрался на тропу. В голове забродила нехорошая догадка. Не раз урывками слышал пугающие разговоры охотников об одноглазом дьяволе. Неужто его занесло во владения людоеда!..

Серый смотрел на Келиба с напряжением. И вдруг повёл ухом. Переступив, отвернулся и пригнул голову, вглядываясь в сумрачную глубину леса.

– Ты ч-чего? – заикаясь, пролепетал парень. Картина увиденного не отпускала, глубоко врезавшись в память.

Подёргивая верхней губой, товарищ издал угрожающий рык. За деревьями затрещали кусты. Келиб вздрогнул, едва не выронив клюку, и попятился.

Из волчьей глотки вырвался лай. Припав на передние лапы, Серый оскалил клыки.

Тёмно-зелёные заросли качнулись размашисто и разошлись, выпуская огромную бурую тушу. Выскочив на тропу, медведь горой поднялся на задние лапы, распахнул пасть и, потрясая неохватной башкой, громогласно взревел. Чёрный глаз злобно буровил помертвевшего парня.

Сердце Келиба сдавил удушающий страх.

Между чудовищем и человеком метнулась серая тень. Раздражённый гигант рванулся навстречу. Промахнулся. Когти-кинжалы рассекли пустоту, вызвав у медведя дикое буйство.

Парень вскрикнул, и тотчас бурая громадина развернулась в его сторону. Мордока будто волной ярости сшибло. Потеряв равновесие, он рухнул как подкошенный. Из груди разом вышибло воздух. Собирая коряги и камни, Мордок по палой листве скатился с тропы и зарылся руками в сырой мшистый дёрн.

Позади под тяжёлыми глухими ударами задрожала земля. Келиб обернулся – рассвирепевший гигант с трубным коротким выдохом бежал прямо к нему.

Внезапно над бурой спиной взвилась серая тень. Волк впился клыками в толстый загривок. Медведь запнулся и, стараясь сбросить помеху, затряс головой. По тайге прокатился бешеный рёв.

Серый боец отчаянно ринулся на непреодолимую гору жира и мышц. Соскочил и зашёлся от осатанелого рыка. Кинулся снова и, выставив когти, располосовал широкую морду. Увернувшись от взмаха тяжеленной лапы, клацнул пастью и нападками взялся уматывать лесного гиганта. В пламенеющей от схватки душе горело древнее как мир желание победить. Осталась одна только цель – вырвать дьяволу горло. Продравшись сквозь шерсть, волк с остервенением вогнал клыки в жаркую плоть и что было сил сдавил челюсти.

Из пасти медведя извергся рёв, наполненный болью и жаждой убийства. Пытаясь достать желтоглазого зверя, он закружил на месте. Всей тушей бросаясь вперёд и рассекая когтями воздух.

Придавленный ужасом Келиб без сил сидел на земле. Он задыхался от страха при виде борьбы, в которую ввязались два слишком неравных противника из одного, таёжного, мира.

Внезапный пронзительный взвизг острым лезвием прошёлся по сердцу. Разъярённый медведь могучим ударом отбросил лёгкого волка. Серое тело с глухим стуком напоролось на дерево, упало на землю и осталось неподвижно лежать. Шерсть на боку мгновенно окрасилась кровью, обозначая три длинных пореза от жутких когтей.

Бурая громада с располосованной мордой повернулась к Келибу. Под глазом свисал лоскут шкуры с выдранным мясом. Густая тёмная кровь заливала морду и стекала на грудь. Шерсть на горле слиплась и влажно блестела.