Если бы я не полюбила Джима раньше, несомненно, влюбилась бы сейчас. Всю жизнь я ждала этих слов, признания, и вот дорогой моему сердцу человек заявляет это при всех.

– И я люблю тебя, – невпопад ответила я.

За столом воцарилась тишина. Никто не хотел нарушать момента.

– Ну что же, – неловко произнесла мама, – за нашу чудесную, самостоятельную дочь и ее не менее прекрасного молодого человека. Спасибо, что пригласили нас.

В глазах мамы стояли слезы, и я поняла, что они действительно скучали по мне. Как и я по ним. Поэтому, отпустив руку Джима, я встала из-за стола и подошла к ним. Крепко обняла обоих за шею и каждого поцеловала в щеки.

– Я вас люблю. Спасибо вам, что вы здесь со мной.

Мы стояли у окна. Джим прижимал меня к себе. На улице шел снег и рисовал чудные узоры на наших окнах – не без моей помощи. Мы смотрели, как родители играли с Элиасом, и как Мистер Шикли улегся на ноги папе.

– Как я давно мечтал об этом, – произнес Джим, заставляя повернуться к нему.

– О чем ты?

– О семье. Понимаешь, без родителей было не то. А теперь, когда появилась ты. – Джим полностью ко мне развернулся и взял мои ладони в свои. – Ты изменила все. За несколько дней ты вдохнула в меня жизнь. Ты спасла моего брата.

Он запнулся, а я едва сдерживала слезы. Меня переполняла такая сильная и нескончаемая любовь, что я едва могла стоять на ногах.

– Эмилия, смотря на тебя, я вижу свое будущее. Я вижу красоту и печаль, вижу любовь. Эми, – протянул Джим, вкладывая так много в эти три буквы, – смотря в твои глаза, я чувствую, что способен на все.

Он вынул небольшую коробочку красного цвета, и у меня перехватило дыхание. Пульс участился, а руки задрожали.

– Это…? – не в силах закончить предложение, сказала я.

Джим молчал. Его лицо оставалось серьезным, брови чуть нахмурены, но вот губы подрагивали от едва сдерживаемой улыбки. Он открыл коробку.

Там лежали сережки.

Я шумно вздохнула и рассмеялась. Однако внутри я почувствовала разочарование. Пусть и не очень сильное. – Ты же подумала, что я… – Да.

– И ты бы согласилась?

Я вновь посмотрела на него. На мужчину, который вытащил меня из раковины. На мужчину, который спас меня. На мужчину, что я люблю. Могла ли я согласиться стать его женой? Может быть, через время, но да. Я бы определенно сказала – «Да!»

– Когда-нибудь.

Джим улыбнулся и чмокнул меня в губы.

Мистер Шикли начал ласкаться о мои ноги, и я подняла его на руки. Джим опустился в его шерсть и потерся носом.

Котик громко мяукнул.

– Да, Шикли. Мы дома.

Продолжение следует…

Следы к Рождеству

Анастасия Вронская

– Виорика Милтон? – голос врача звучал откуда-то издалека, хотя его слова раздавались прямо у меня за спиной. До Рождества три дня. И жизнь преподнесла мне худший подарок.

Я замерла на месте, не желая поворачиваться, не желая признавать реальность. В голове все еще билась мысль: «Нет, это просто кошмар, сейчас я проснусь». И все-таки я шагнула. Ветеринарный врач, мужчина лет сорока с усталыми глазами и мягким тоном, стоял у стойки с небольшой коробочкой в руках.

– Это прах Дасти, – его голос был все так же ровен и спокоен, будто он произносил эти слова сотни раз. Хотя, скорее всего, так и было. Он протянул мне короб, и я механически взяла его, стараясь не смотреть врачу в глаза.

Коробка была такой легкой, и это было несправедливо. Легкая, но слишком тяжелая для моего сердца. Врач что-то говорил о том, как можно обратиться за поддержкой, предлагал контакты специалистов, но его слова сливались в одно гудение как дальний шум. Я не могла сосредоточиться, не могла осознать, что моей Дасти больше нет.

Я прошептала: «спасибо», хотя не была уверена, за что именно благодарю. Вокруг сияли гирлянды, висели причудливые украшения. Какой абсурд, и как же раздражало.

Я развернулась к выходу, боясь сделать первый шаг, который означал бы, что я действительно осталась одна. Дасти больше нет. И когда я вернусь домой, никто не встретит меня радостным вилянием хвоста. Никто не принесет мне свою любимую игрушку или не посмотрит своими блестящими глазами, полными жизни. Ноги все же двинулись, и когда дверь ветеринарной клиники мягко закрылась за мной, зимний воздух ударил в лицо. Я сделала несколько шагов вперед, пытаясь прийти в себя, но вдруг замерла.

Передо мной, играя в снегу, скакал щенок.

«Ви, кажется, ты бредишь», – сказала бы я себе, но… Щенок был такой же, как маленькая Дасти.

Золотистый ретривер, полный жизни, неуклюже кувыркался в снегу. Мой взгляд непроизвольно застыл на его пушистой шерсти, светящейся в холодном утреннем свете. Сердце на мгновение замерло, словно кто-то перевернул время вспять.

– Расти! Расти, сюда! – раздался голос впереди, у подъездной к клинике дороги.

На звук я среагировала лишь мельком – увидела молодого мужчину лет тридцати, который быстро направлялся к щенку. Его темные волосы спутал промозглый ветер, длинное черное пальто развевалось на ходу. Но что меня действительно зацепило, так это был его голос – низкий, глубокий, с едва уловимым акцентом. Казалось, незнакомец не принадлежит этому маленькому городу, словно пришел откуда-то издалека.

– Извините, – услышала я, когда щенок, с глухим топотом на маленьких лапках, добежал до моих ног. – Это мой пес, Расти. Он золотистый ретривер, а они такие: слишком активные, едва успеваешь следить, как сбивают прохожих с ног, – молодой мужчина неловко улыбнулся, подбирая щенка. Тот извивался в руках незнакомца, пытался дотянуться розовым языком до подбородка хозяина, лишь бы тот вновь опустил его на землю.

Я смотрела на него, стараясь выровнять дыхание. Расти был слишком похож на Дасти, чтобы я могла оставаться спокойной. Вплоть до маленького различия в буковке клички.

Внутри все переворачивалось, но я тихо, чуть резче, чем хотелось, ответила:

– Да, я знаю. – Я указала взглядом на коробку, которую прижимала к груди. – Я тоже хозяйка ретривера… – пауза повисла между нами, он уже открыл рот, чтобы что-то сказать, но я продолжила, не желая давать времени на сочувствие. – По крайней мере, была ею.

Наступило неловкое молчание. Я заметила, как его взор скользнул по коробке, и он сразу понял. Ничего не сказав, мужчина лишь опустил голову.

– Мне очень жаль, – наконец тихо сказал он. Голос стал мягче, и я почувствовала, что мужчина хочет сказать что-то еще, но не могла этого вынести. Не сейчас.

– Не надо, – я резко его перебила, стараясь удержать дрожь в голосе. – Все в порядке. – Я шагнула в сторону, обходя его и чувствуя, как тяжесть коробки снова давит на грудь.

Не дожидаясь ответа, я быстро пошла прочь. Прочь от этого человека, от его щенка, от напоминания о том, что я больше никогда не увижу Дасти.

Возвращалась я пешком, почти не осознавая, как ноги несли меня вперед – городок наш был небольшим, и клиника находилась совсем рядом с моим домом. В голове все еще звучали слова врача: «Это прах Дасти». Они крутились, повторялись, как заезженная пластинка.

Дом казался пустым и чужим. Как только я вошла, холод отступил, но ничего не изменилось. Я прошла, вглубь не разуваясь и просто села на диван, все еще сжимая коробку в окоченевших руках.

Гостиная утонула в тишине. Все, что когда-то было привычным и уютным, теперь давило своей пустотой. Игрушки, которые Дасти так любила таскать по комнате, все еще лежали разбросанными в углу. Поводок висел на крючке у двери, словно ждал, что его вот-вот возьмут. Но Дасти больше не будет прыгать ко мне, когда я подниму его.

Я не смогла заставить себя снять пальто. Не смогла даже разжать руки, в которых лежал короб. Часы тикали, но время не двигалось. Как долго я сидела там? Не знаю. Может, несколько минут. Может, несколько часов. Все слилось в одно: звуки, мысли, память. Я пыталась вычеркнуть все это, но воспоминания накатывали волной.