– Так как я пока не арестован и предъявить вам мне решительно нечего, потрудитесь вести себя так, как полагается вести себя со старшим по званию… И обращаться ко мне следует «Ваша благородие».
Мартемьянов сбавил тон и высказался почти извинительно:
– Ну посудите сами, Ваша благородие , все говорят, что вы вчера с этим господином поссорились, и особенно ваша супруга, – тут Мартемьянов зыркнул в сторону Анны, сидевшей на диване в уголке с видом несколько растерянным.
– Моя супруга сказала всего-навсего, что не разделяет литературных воззрений господина Горчичникова. Это вы называете ссорой? Может быть, местным дамам, которые смотрят этому писателю в рот и на него почти что молятся, слова моей жены показались слишком независимыми… Но независимое мнение по поводу литературных вкусов – не слишком-то веский повод для убийства, не так ли?
– Вообще-то дамы говорят, что она с ним говорила очень резко…
– Если бы я убивала всех писателей, чье творчество мне не по вкусу, – негромко, но твердо молвила Анна, – то за мной тянулся бы шлейф из трупов. Но как вы видите, в газетах пока не пишут о массовых убийствах писателей в России?
– А может, вы только начали, и этот первый, – резонно возразил Мартемьянов.
Анна невольно рассмеялась.
– А напрасно вы смеяться изволите, сударыня, – дело весьма серьезное, и может кончиться тем, что я буду вынужден вас арестовать.
– Вам это будет стоить должности, – жестко заявил Штольман. – Полагаете, я, надворный советник, с моими связями в столице, не найду способов привести вас в чувство? Вы готовы арестовать достойную женщину, не имея против нее никаких улик? Даже мотивов преступления вы не можете предъявить ей никаких, кроме несходства литературных вкусов. Ни улик, ни мотивов! В конце концов, это демонстрация вашего профессионального бессилия, и я начну с того, что сообщу свое мнение вашему начальству.
– Но кто же мог еще-то, Ваша благородие, кроме вас? – привел последний веский довод уже слегка струхнувший Мартемьянов. – Пока вас не было, и убийства не было, а как вы появились, так сразу…
– Очень, очень убедительно, – в голосе Штольмана звучала злая ирония. – Вариант, что преступник только этого и ждал, вы не рассматриваете?
– Вашего приезда? А откуда он мог знать, Ваша благородие, что вы приедете?
– Вовсе не обязательно именно нашего приезда. Он мог ждать приезда кого угодно – все время ведь кто-то приезжает в гости, верно? Главное, в окружении писателя появляются новые люди, и это отводит внимание от истинного виновника. А может, он и не приезда ждал, а просто ждал подобной ситуации, как вчера…
Поскольку в глазах Мартемьянова отразилось полное недоумение, Штольман пояснил:
– Ну сами смотрите: званый вечер. Званые вечера ведь не каждый день бывают, верно? Большой красивый сад, в который гости непременно выйдут погулять после ужина. Вот он и ждал, когда судьба преподнесет ему такое отличное место для его планов! Гости гуляют по саду. Все разбрелись кто куда. Писатель в одиночестве, в темной аллее, можно к нему подойти и выстрелить почти в упор. И никто не увидел убийцу, зато под подозрением куча народу. Кстати, пистолет нашли?
– Нет, пока ищут.
– А когда нашли писателя?
– Так утром… Вечером такой был ливень, все разъехались, а потом спохватились, что писателя нет, жена его все искала… а потом решили, что он первый ушел, ну, вроде как потому что обиделся…
– Понятно. То есть, пистолета уже и не найдут –убийца наверняка вынес его на себе.
– Да кто ж из них убийца-то?
– А давайте вспомним старое доброе «Cui prodest»? Вы латынь еще не забыли?
– Кому выгодно, – пробормотал Мартемьянов.
– Вот и давайте подумаем, кому выгодна смерть писателя. Заметьте главное: у тех, кто знал этого писателя уже давно, мотивов для его убийства непременно должно быть куда больше, чем у людей, которые его встретили впервые… то есть, у нас.
– Да отчего же-с? – в голосе Мартемьянова звучало искреннее недоумение.
Штольман смотрел на него тяжелым взглядом в упор, затем вздохнул – то был горький вздох умного человека, столкнувшегося с беспросветным сочетанием глупости и упрямства.
– У меня складывается впечатление, – молвил он иронически, – что до сих пор вы расследовали в основном убийства, совершенные в кабаках и притонах… я прав?
– Точно так-с… И что с того-с? – удивился Мартемьянов.
– А то, что нравы в так называемом приличном обществе все же несколько отличаются от таковых в кабаке. Здесь тоже совершаются убийства, но реже – заметьте, гораздо реже – если не верите, изучите полицейскую статистику. А знаете, почему реже?
Сделав паузу и не дождавшись ответа, Штольман пояснил:
– А потому, что только в кабаке сказанное кем-то нелюбезное слово может стать причиной тяжелых последствий. В кабаке ведь как: слово за слово, и вот уж перебранка, крики, драка, а потому уж в ход идут ножи. В приличном обществе люди умеют сдерживать себя. Резкое слово не может стать причиной убийства – а если уж до убийства и дойдет, то причины его здесь куда более веские. Веские, понимаете? Вот эти веские причины и надо искать…
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.