В начале 1950-х Раневская вновь переехала. Теперь уже в свое первое отдельное жилье – двухкомнатную квартиру «высшей категории» в высотке на Котельнической набережной. Это было детище архитектора Чечулина, но актрисе досталась «чечулинская изнанка»: окна выходили в каменный мешок двора. А там – выход из кинотеатра и служебный вход в булочную, где по утрам разгружали хлебные фургоны. Актриса не унывала и привычно острила: «Я живу над хлебом и зрелищем».

Высотка на Котельнической набережной

Но Котельническая набережная связана с важным событием в жизни актрисы: она добилась у министра культуры СССР Екатерины Фурцевой возможности пригласить свою сестру, Изабеллу Аллен, из Парижа и прописать ее в своей квартире. Милая, чудесная Белла! Она удивляла окружающих своими буржуазными привычками и постоянно давала Раневской повод для возмущения! Сестра так и не смогла адаптироваться к социалистической действительности и в магазине, задерживая очередь, с легкой улыбкой спрашивала продавщицу: «Как здоровье вашей матушки? А батюшки?..» А потом тяжело заболела и умерла, прожив вместе с Фаиной Георгиевной всего несколько лет.

Л дальше – тишина. У Андрея Платонова есть строки как будто про нее: «Он скучал от своего таланта, как от одиночества, не зная, как нам высказать это, чтобы мы поняли». Тогда, по совету подруги Нины Сухоцкой, Раневская переезжает в Южинский переулок (совр. Большой Палашевский переулок, 3).

Дом в Палашевском переулке

Это была просторная светлая квартира: спальня с большой лоджией, выходящей в зеленый скверик, а в гостиной – огромная бегония, попавшая к Раневской еще из дома Алисы Коонен. Здесь у актрисы появилась ее последняя любовь – собака Мальчик: «Это самое у меня дорогое – псина моя, человечная». Но, кроме Мальчика, в ее жизни оставались друзья и, главное, искусство!

В последний раз на театральные подмостки Фаина Георгиевна вышла в легендарном спектакле «Дальше – тишина» 24 октября 1982 года, а 19 июля 1984 года скончалась, не дожив чуть меньше месяца до 88-летия. Вскоре на надгробии актрисы на Донском кладбище кто-то прикрепил чугунную собаку – память о последнем ее родном существе.

Фаину Раневскую просили написать книгу, но она отказывалась. Свой отказ объясняла тем, что в итоге получилась бы «жалобная книга» – «Судьба-шлюха».

Как-то актриса с горечью заметила: «Я бегала из театра в театр, искала, не находила…» Фаина Георгиевна не мыслила жизни без русского театра, без искусства, и сегодня, спустя десятилетия, все мы помним и взбалмошную Лялю из «Подкидыша», и очаровательную злую мачеху из «Золушки», и незабвенную «домомучительницу» фрекен Бок. А значит, великая Фаина Раневская навсегда вписала свое имя в историю театрального искусства и осталась навечно в наших сердцах.

Ия Саввина вспоминала: «Я не помню, чтоб Раневская что-нибудь для себя просила, искала какую-либо выгоду При этом у нее было обостренное чувство благодарности за внимание к ней…»

Красноречивый случай: актриса под рукой всегда держала запасы крупы для кормления голубей. Птицы стайками слетались к лоджии Раневской, оставляя после себя плотный слой активной жизнедеятельности. Однажды Фаина Георгиевна уехала на дачу, оставив своего «эрзац-внука» Алексея и его супругу Татьяну присматривать за квартирой. Кончилось тем, что Татьяна целый месяц оттирала голубиный помет, а когда Раневская вернулась обратно, то с возмущением обнаружила «пропажу»! Актриса негодовала, но в тот же день собрала две сумки дорогих шоколадных конфет и вручила в знак признательности и благодарности за чистоту!

Быт тяготил Раневскую: «Мое богатство, очевидно, в том, что мне оно не нужно». Однажды Фаина Георгиевна угостила сладостями девушек-маляров, делающих ремонт ее дома. Девочки удивились: «Почему вы нас угощаете?»

Раневская не замедлила с ответом: «Потому что я не богата».

У актрисы были иные ценности.

Однажды она пришла в новую квартиру с наспех сделанным ремонтом к Ирине Вульф и обнаружила недостойное, с ее точки зрения, хранение книг: часть библиотеки расположили во встроенном шкафу. На это Раневская гневно заметила: «Боже мой, книги-пленницы, какой ужас, томятся за дверью! Как вы можете так жить?!»

Фаина Георгиевна до конца своих дней оставалась верной себе.

К 75-летию со дня рождения Любови Орловой драматург Нонна Голикова взяла интервью у актрисы, но после записи вернулась: «Все хорошо, но в одном месте нужно переписать слово „феномен“ – современное звучание должно быть с ударением в середине слова – „фено́мен“». Актриса переписала весь кусок, но, дойдя до слова «феномен», без тени сомнения заявила: «Феномэ́н, феномэ́н и еще раз феномэ́н!»

Как-то на улице к ней обратилась прохожая: «Извините, ваше лицо мне очень знакомо. Вы не артистка?» Раневская с ходу парировала: «Ничего подобного, я зубной техник». Но женщина не сдавалась, и, когда она неожиданно задала вопрос о возрасте, Раневская гордо ответила: «Об этом знает вся страна!»

Восхищенный талантом Любови Орловой писатель Горький однажды заметил: «До чего хорошо играет эта девушка!» И добавил, что она настоящая ведьма, потому что может абсолютно все.

Что ж, классик русской литературы оказался прав! Для Любови Петровны писали лучшие сценарии, а на кинофестивале в Венеции она удостоилась специального приза за лучшую женскую роль.

Впрочем, сегодня искать саму Орлову в сыгранных ею ролях – пустая затея. «Мое творчество известно всем, моя жизнь не касается никого», – говорила Орлова и строго соблюдала эту заповедь.

Немногим известно, что лучшая исполнительница ролей ударниц коммунистического труда – потомок древнего дворянского рода Орловых.

Вот такая ирония судьбы! Любовь Петровна родилась в 1902 году в Звенигороде. Род Орловых вел свое начало с XIV века, в нем были и светлейшие князья, и графы, в том числе знаменитые братья Орловы, фавориты Екатерины Великой. Впрочем, не все историки разделяют это мнение. По другой версии, Любовь Петровна принадлежит к куда более скромному, хотя и не менее древнему роду, берущему начало в Полтавской и Витебской губерниях. По материнской же линии Любовь Орлова находилась в дальнем родстве с великим русским писателем Л. Н. Толстым: дядя ее матушки, Михаил Сухотин, был женат на дочери Толстого, Татьяне Львовне.

Отец актрисы, Петр Федорович, музицировал и прекрасно пел, а матушка, Евгения Николаевна, была хорошей пианисткой. Орловы дружили с Шаляпиными, и не раз маленькая Любочка и ее старшая сестра Нонна веселились на детских праздниках в доме Федора Ивановича. На одном таком балу пятилетняя Люба играла, танцевала и пела в музыкальной сказке «Грибной переполох».