К тому времени, как Семён достиг Ярославля, мрачные его мысли сформировались в не менее мрачную решимость. Если уж суждено ему теперь погибнуть, решил он, то хоть открытие своё он должен успеть доставить в Москву. Пусть его свободная жизнь окончена, но дело его – его труд, мечта – оно будет жить.

Было уже темно, над городом повисла ночь. И, хоть на улицах ещё были люди, паровая машина слишком уж бросалась в глаза.

– Чай, студенты развлекаться едут, – проворчал стоявший без дела извозчик Прохор, глядя вслед удаляющейся машине.

Но Семёну было не до развлечений. Машине надо было дать остыть, да и брикеты прессованного угля, служившие топливом, были на исходе. Нужно было остановиться на автомобильной станции. Семён, уставший и измученный, даже в таком состоянии не допустил бы ни единой ошибки при починке двигателя – но многое из того, что было за пределами механики, оставалось для него тайной за семью печатями.

Едва он въехал под крышу ближайшей же станции, как ворота за ним захлопнулись. И даже тогда Семён не понял, что случилось. В тусклом свете электрических огней он не сразу разглядел серые шинели да зелёные фуражки с красными околышами.

Потом чья-то рука схватила механика за воротник и вытащила из машины. Он пытался сопротивляться, но ему дали по зубам. Из глаз у Семёна брызнули искры, земля ушла из-под ног. Он даже не понял, что теряет сознание – только что его били, а через мгновение он уже лежал на полу станции, а потолок кружился, кружился… -…поди разбери, – пробормотал стоящий над ним полицейский. – О, очнулся. Эй, ты! Ну-ка! Вставай!

Семён попытался встать. Получалось плохо, ноги подводили. Кто-то взял его под руку, поднял. И тогда Семёна вдруг вырвало, прямо на серую шинель стоящего перед ним полицейского. Тот отскочил, но было уже поздно. Механик сжался, ожидая новых ударов, но их не последовало.

– Вот ведь дьявол, всего испачкал! – выругался полицейский. – Да, видать, сильно ты его приложил, – обратился он к кому-то из стоящих вокруг шинелей.

– По-другому не умеем…

– «Не умеем»… А ну как помер бы? Вот что бы ты делал?

– Напился бы.

– Тьфу ты. – Городовой снова повернулся к Семёну. – А ну-ка, говори, ты кто таков?

– Семён Дежнёв, я из механиков… – пролепетал задержанный, едва держась на ногах. – Ой, дайте сесть…

– Садись. М-да, вот и попался ты, парень. Недалеко уехал. Ну что, сообщите на другие станции, чтобы не ждали. Скажите – баста, мол, мы его поймали.

Семён сидел на каменном полу и держался за голову. Всё вокруг плыло.

– Что, оклемался? – спросил его тот же полицейский. – Давай, поднимайся, пора нам уже. Ты у нас сейчас беглый преступник, а таким рассиживать где попало нельзя.

– Мне бы сумку… – простонал Семён, подавляя новый приступ рвоты. – Мне бы сумку взять…

– Сумка тоже краденая?

– Нет, моя. Там вещи, документы все…

– Ладно. Сумку ты бери. А остальное всё в машине оставь, за ней завтра от твоего барина приедут.

– Доложил! – выпалил подбежавший полицейский. – Говорят, ждите, мол, на месте, сейчас за ним пришлют!

– Зачем это? – удивился первый. – Мы что, сами его сопроводить не можем?

Чудно как…

– Никак не могу знать. Только сказали, чтобы мы арестованного из станции не выводили, пока разрешение по телеграфу не получим.

– Чудно, чудно… Ладно, будем сидеть. Эй, механик! Сиди пока тут. Ждать будем. Долго, наверное, ждать-то теперь…

Семён не помнил, сколько прошло времени. Каждая секунда отдавалась пульсирующей болью в висках, каждую секунду приходилось держать под контролем свой желудок. Только в какой-то момент Семён поднял взгляд к потолку, сосредоточился на его балках, чтобы голову не кружило – и увидел, как под потолком, прямо в воздухе, расцветает зелёный цветок.

Сперва Семён принял это за видение, иллюзию – после удара у него вообще долго мушки перед глазами кружили. Но потом цветок обратился в зелёную птицу, а та расправила крылья и вспыхнула на мгновение ярким изумрудным светом, а затем исчезла.

Тотчас же полицейские в гараже стали падать на землю. Те, что курили у входа, и те, что окружали его паровую машину – все они повалились на землю, словно мёртвые.

В раскрытые ворота вбежал высокий и худой молодой человек в потёртом коричневом пиджаке. Остановившись рядом с Семёном, он присел на корточки и с трепетом спросил:

– Вы, товарищ, есть механик Семён Дежнёв?

– Д-да, – неуверенно ответил Семён.

– Тогда не будем терять ни минуты! Идёмте! Эти палачи скоро очнутся, у нас не так много времени!

– Постойте, постойте… Кто вы?

– Друг! – на безусом лице засияла улыбка. – У вас здесь много, много друзей! Позвольте, я помогу…

Семён, кряхтя, кое-как встал. Медленно, поддерживаемый своим новым знакомым, он вышел на октябрьский холод, где его ещё раз вырвало.

– Куда мы идём? – спросил Семён, утирая рукавом губы.

– Сейчас – к извозчику, – бодро ответил «друг». – А потом – увидите!

– Так ведь и знал, что студенты, – пробормотал извозчик Прохор, глядя на шатающегося Семёна. – Вон, ужо и на станциях гуляют. Не зря я старухе говорил, всё это бесовское, все эти машины. Что они на этих станциях вытворяют – и знать не хочу. Лошадку-то ничем не заменишь, это точно.

Через час Семён уже лежал на кровати в чьей-то тесной и тёмной квартире.

Молодые люди и девушки толпились вокруг, советовали:

– Ты ему спиртом виски разотри!

– Камфоры понюхать дай!

– Господа, господа! – успокаивал всех молодой доктор с острой клиновидной бородкой. – Не нужно советовать мне, чем лечить! Я, между прочим, доктор! Я и сам вполне справлюсь с больным! Вот, – повернулся он к Семёну, – понюхайте камфоры.

Семён понюхал. Голова заболела сильнее.

– М-да, – пожал плечами доктор. – Медицина тут почти бессильна. Мало чем можно помочь! У него сильный ушиб головы.

– Так, и что теперь делать? – спросил кто-то.

– В больницу надо. Покой, лекарства… А тут мы что сделаем?

– Некогда мне в больницу, у меня послезавтра научное собрание! – возразил Семён.

– Не обязательно, не обязательно лгать теперь, – раздался чей-то холодный голос, и все разговоры в комнате разом смолкли.

Семён поискал глазами говорившего – им оказался непонятного возраста мужчина со всклокоченной чёрной бородой и болезненно бледным лицом. Он сидел в изножье кровати и пристально смотрел на Семёна тёмными глазами.

– Я не лгу… – начал было Семён, но мужчина его перебил.

– Мы такие же, как вы, дорогой товарищ! Да, социал-демократы не в чести, не в чести в России нынче! Я понимаю… Мы все понимаем, п-п-понимаем, как тяжело вам было решиться на такой шаг, как трудно идти впервой против хозяина. Не будем, не б-б-будем лицемерить – многие, многие из нас ещё не избавились от своих угнетателей, мы ещё стонем под их игом, п-п-под их игом! Мы живём у них, работаем на них, а они издеваются над нами, но главное, г-г-главное – они губят будущность России! Им непонятно, что переход к капитализму неизбежен, что социализм как путь, как путь…

– Помилуйте, – перебил Семён мужчину. – О чём вы говорите?!

– О бунте! – глаза незнакомца вспыхнули. – Мы слишком, слишком долго ждали. Пора, пора! Мы ждали символа, идеи! Мы набирались, н-н-набирались сил и ждали подходящего момента. И вот он настал, настал! Когда вы побили своего хозяина, когда забрали его средство вашего угнетения, дорогой мой друг, мой друг, – вести об этом разнеслись по Вологде быстрее ветра! Ведь наши люди, наши верные товарищи, друзья, д-д-друзья – они есть везде! Конечно, конечно, и на телеграфах тоже есть наши глаза и уши, и уши. Мы получили весть о том, что вы свершили бунт, и что вас хотят поймать, поймать! Не ожидали эти люди, что мы воспользуемся их слабостью! Не ожидали, не ожидали, что мы решимся на такое. Но мы, мой дорогой друг, мой друг, мы не бросаем своих товарищей в беде! И мы больше не будем, не будем терпеть их ига! Настало время для решительных действий!