Майору пришла в голову глупая мысль, что все это очень красиво смотрится. Со стороны. С крыши старого поста ГАИ.

Шум моторов удалялся и стихал, и после того, как этот звук окончательно затерялся вдали, в Новоудельск снова пришли покой и тишина.

Одно за другим приходили в Москву краткие донесения Бондарева, в которых сообщалось об исчезновении Шустрова, о взятых в заложники детях мэра... Потом пришло уже подписанное не Бондаревым, а каким-то другим человеком сообщение о том, что Шустров вроде бы появился, и Бондарев преследует его в степных районах...

Потом наступила информационная пауза, продолжавшаяся несколько суток.

Директор смотрел в окно и видел суету большого города — бесконечная полоса машин тянулась по проспекту в обе стороны. Директор думал совсем о другом.

В тысячах километров к югу отсюда не было машин. Один человек встречался на сотню километров. Когда наступала ночь — тьму нарушали только звезды и луна.

Степь казалась Директору невероятно пустым, невероятно бессмысленным местом. Там никто не живет, там ничто не растет.

Идеальное место для сведения счетов с жизнью. Со своей собственной и с жизнями других людей, если таковые окажутся рядом.

Директор не выдержал и набрал номер информационного подразделения, осуществляющего связь с Бондаревым.

— Есть что-нибудь для меня? — спросил он.

— Нет, пока ничего нет.

Степь казалась Директору неестественно тихим местом, где не произносится ни слова и где люди теряют дар речи.

Далеким таинственным местом, где так легко затеряться навсегда.

Первой мыслью Шустрова, после того как «Крайслер», будто вырвавшийся из клетки хищник, с ревом вынесся на открытое пространство степи, было: «Как все просто!»

Еще несколько часов назад он мучился сомнениями, размышляя и рассчитывая свои ходы. Достичь своего казалось настолько сложным, что однажды Шустров даже подумал о том, чтобы все бросить и податься на юг. Там он не пропадет — человек, стреляющий с двух рук в движении, умеющий резать глотки маникюрными ножницами и в одиночку сдерживать наступление роты — такой всегда заработает свою сотню баксов. И какая разница, откуда перевести матери деньги?! Можно из Новоудельска, а можно и из Стамбула.

Однако он потом в деталях вспомнил, что пришлось ему сделать ради обладания синей сумкой с надписью «Мальборо», прикинул, сколько времени ему придется трудиться по локоть в крови, чтобы восстановить утраченную сумму.

И он подумал о времени. Оно подстегивало его. Он хотел оправдаться перед матерью сейчас, не дожидаясь нового шанса.

И он решил попробовать. И ему сразу стало везти. Он подслушал разговор милиционеров, сидя возле поленницы в селивановском дворе. Мозг сразу заработал в бешеном темпе, соединяя известное в цепочку последовательных событий и восполняя пробелы между фактами.

От селивановского дома Михаил переместился к площади перед зданием городского Управления внутренних дел. Когда в начале первого две машины отъезжали к назначенному месту встречи, Шустров был непрошеным третьим в колонне. На угнанной «Ниве» он неспешно двигался тем же маршрутом, не приближаясь слишком, но и не теряя машины из виду.

Когда ему стала ясна цель этого небольшого путешествия, он свернул с дороги, бросил «Ниву» и далее пробирался ползком, пока не занял наблюдательный пункт метрах в ста от будки ГАИ.

Увидев синюю сумку в руках майора, он почувствовал участившееся сердцебиение и улыбнулся. Однако, присмотревшись, он с удивлением заметил, что это другая сумка, внешне соответствующая всем признакам настоящей — размеры, цвет, «Мальборо» белыми буквами. Однако Шустрова, проведшего с драгоценной поклажей в обнимку около суток, было не провести.

Он недоумевал до тех пор, пока на сумасшедшей скорости к двум милицейским машинам не подскочила третья, с включенной мигалкой. Она резко затормозила, и оттуда менты вытащили какую-то девчонку, а потом... А потом появилась сумка! Настоящая!

Шустров едва не заорал от охватившего его дикого восторга. Он сжал кулаки и треснул ими по земле, уткнувшись в которую лежал, разглядывая из-за чахлых кустиков непонятные события у старого поста ГАИ.

Да, собственно, ему было наплевать на подробности происходящего. Он видел сумку и видел, как ее понесли к «Крайслеру», перед которым маячил невысокий кругленький мужичок с автоматом.

Менты словно ослепли и оглохли, уставившись в ту сторону, куда медленно уходила сумка. Михаил не собирался прощаться со своим — он уже давно считал сумку своей — имуществом.

Он подобрался к задней машине, бело-синим «Жигулям», коснулся кончиками пальцев шеи водителя и уложил его обмякшее тело на соседнее сиденье. Вынул из кобуры милиционера пистолет и взвел курок, включил зажигание и резко дал вперед. Все оказалось так просто. Он пролетел сквозь толпу растерянных милиционеров, как нож через масло. На асфальте перед ним вдруг оказались какие-то дети, он едва успел объехать их, вывернул руль влево и с металлическим хрустом втиснулся своим бортом в борт джипа.

Удерживая рулевое колесо лишь левой рукой, Михаил вскинул правую в направлении Музыканта, который истошно вопил от боли в сломанной ноге. Шустров выстрелил ему в голову, прекратив страдания несчастного. Вторая пуля швырнула наземь Странноглазого. Малыш с автоматом куда-то исчез — Шустров надеялся, что сумел сбить его машиной.

Михаил запрыгнул в джип, спихнув на пол труп Музыканта, нога которого по-прежнему была зажата между «Крайслером» и «Жигулями».

Он нажал на газ, и машина рванула с места. В зеркало заднего вида Михаил увидел бегущих милиционеров, но никто из них не стрелял, и отъезд «Крайслера» превратился в спокойное нехлопотное мероприятие.

Шустров все сильнее вдавливал педаль газа в пол, все больше становилось расстояние между ним и нерасторопными новоудельскими милиционерами. Он радостно подумал о том, как все оказалось просто.

Так продолжалось еще минуту с небольшим.

А потом уже ничто не казалось Шустрову простым.

Ведя машину правой рукой, он запустил левую за спинку сиденья, туда, где должна была стоять сумка.

— Пожалуйста, возьмите, — услышал он и дернулся, как от удара током. Он был в машине не один. Лежал, правда, еще Музыкант в обнимку с «ремингтоном», но он-то наверняка помалкивал.

Тонкие руки поставили сумку на сиденье. У девушки было бледное взволнованное лицо, короткая стрижка и засохшая кровь возле губ. Память неспешно отмотала назад десять минут времени, перед глазами Шустрова возникла тонкая фигурка в синем платье, выходящая из милицейской машины.

— Что ты здесь делаешь? — спросил Шустров.

— Я... Я не успела выскочить, — тихо проговорила Наташа. — Когда вы...

— Что вообще делаешь в этой машине?

— Мне сказали поставить сумку внутрь. И они хотели, чтобы я отъехала с ними на полкилометра от города. А вы... Вы меня не узнаете?

— Что? — Шустров нахмурился. Что еще за старые знакомые в столь неподходящее время?! Он повернулся, оглядел девушку — напряженность во взгляде, золотая цепочка с крестиком поверх ворота платья, засохшая кровь... Почему-то Шустров все время задерживал взгляд на крови — так странно было видеть это на девушке.

— В поезде? — вспомнил он. — Это ты была в поезде?!

— Я, — кивнула Наташа. — Я случайно взяла вашу сумку... Я не хотела.

Шустров потрясенно покачал головой. Девчонка, из-за которой он влип в кучу неприятностей... Слава богу, что все они позади.

— Как это случайно?! — зло выкрикнул он. — Как такое можно сделать случайно?!

— Я перепутала в темноте. Они стояли рядом. Когда начали стрелять, я схватила вашу сумку и выскочила из поезда. А потом... Потом я хотела оставить ее себе.

— А что же не оставила? Совесть замучила?