– Смотри! И тут новый русский поселился – целый замок себе отгрохал!

На другом берегу наполовину скрытый соснами стоял кирпичный терем под серой черепицей, с балюстрадой вместо карниза. Все сооружение было обнесено высокой стеной и напоминало замок с четырехугольным донжоном в центре. По углам стены по всем правилам высились над выступающими бастионами квадратные башни.

– Да, серьезная фортификация, – произнес Андрей и бросился вниз головой в воду.

"Перекусить" расположились на слабеющем уже солнцепеке, разостлав одеяло. Потом Борисыч мечтательно закурил и проговорил:

– Я, наверно, чего-то недопонимаю… В природе вроде бы все друг друга поедают – и все равно тут душой отдыхаешь. А в городе никто никого не ест – ну, может, и едят, но не так явно, – а чувствуешь себя гораздо хреновее. Почему так?

– Не знаю, – ответил Андрей, посасывая соломинку. – Наверное, потому что-о…

– Почему – что?

– Потому что… тут хоть и царит жестокость, но нет лицемерия, фальши – все открыто. – Он не сводил глаз с замка на другом берегу.

– То есть получается: человек стал хуже по сравнению с дикой природой?

– Конечно. А для чего же еще он был создан? Чтобы, как можно, глубже погрузить мир во зло. Однако вопреки божественному замыслу всегда появлялись люди, которые не хотели увеличивать страдания и других отговаривали. Их поэтому и называют гениями, то есть даймониями, духами. Собственно, они уже перестали быть людьми и приобрели новую сверхчеловеческую природу. Правда, им приходилось говорить, что бог добр и что злые поступают против его воли, иначе бы их не послушали, – а может быть, они сами в это верили. Но их становилось все больше и больше, несмотря на то, что их жгли, распинали… Слушай, за нами кто-то наблюдает из замка: окуляры сейчас блеснули на башне… – Андрей приподнялся, опершись на руку.

Борисыч, как лежал, так весь переворотился и подскочил:

– Где?..

Андрей указал на выступавшую ближе всех башню. Там действительно на мгновение что-то сверкнуло и пропало. Или им привиделось, что сверкнуло…

– Может, зеркало или еще что-нибудь…

– Ты спугнул.

– Да ну, кому мы нужны?

– Кому?.. Ты сам знаешь Кому.

– Так это, ты думаешь?.. – Борисыч замер и, как завороженный, глядел на замок. Только шуршание ветра в кронах да шелест камыша нарушали тишину. И вдруг он засуетился, не зная за что хвататься. – Ну так, поехали скорей, чего еще ждать!

– Я что-то не пойму, – спрашивал Саня уже в машине, – если Он есть в тебе и во мне, зачем ему еще являться в материальном обличии?

– Для концентрации вокруг себя той энергии, которая ослабла в нас, чтобы нанести по нам упреждающий удар. – Андрей произнес это с каким-то ожесточением, глаза его сузились и заблестели.

"Эге, – подумал Борисыч. – Нет, таких мы еще не видали".

Они ехали с полчаса, пока не выбрались из леса. Их взорам сразу открылась полуразрушенная водонапорная башня, с похабными рисунками, и другое озеро, на этот раз справа от дороги. Весь берег здесь был изрыт копытами. Поднялись на взгорок и увидели деревню в одну улицу. Халдеевка расположилась в вырубленном в тайге прямоугольнике, со всех сторон ее обступал сосняк. Следуя объяснениям гуру, проехали в другой конец и остановились у последнего дома.

Дом стоял на отшибе, и там, где должен был заканчиваться огород, снова поднимался бор. Андрей хотел толкнуть калитку, но во время заметил, что она просто прислонена изнутри к штакетнику. Гнилой забор напоминал беззубую расческу. Под нижним, словно обгрызенным венцом домового сруба выстроились аккуратные горки ржавой трухи разной высоты – работа древоточцев.

– Может, тут никто не живет, – предположил Борисыч.

– Да вон вроде белье сушится. – Андрей указал на пару раздутых, как паруса, рубашек в огороде. Он отодвинул калитку, и они прошли внутрь. Посреди двора валялось дырявое корыто, на крыльце веник и чуни. Само крыльцо было сильно перекошено, не хватало двух или трех досок, на их месте зияли огромные щели. От большинства построек сохранились только покривившиеся каркасы, очевидно, они были разобраны на дрова.

Андрей постучал в окно и остался ждать внизу у крыльца. Где-то в глубине дома что-то слабо стукнуло, и снова настала тишина. Потом осторожно скрипнула какая-то дверь, и вновь все стихло. Борисыч показал на выпавший сучок в дощатой стене рядом с дверью: в отверстие на них глядел чей-то глаз. Глаз сразу скрылся.

– Алексей Зернов здесь живет? – спросил громко Андрей.

– Его нет, – проговорил, откашлявшись, сонный голос. – Что передать?

– Когда он будет?

– Не знаю: уехал, ничего не сказал.

– А вы кто?

– Я его брат, – отвечал из-за дощатой стены все тот же голос.

– У него нет брата, – недоуменно пожал плечами Андрей.

– Я – двоюродный, – ответили за стеной. – Так в чем дело?

– Ну, передайте ему, что приезжал Андрей Зубов, хотел с ним повидаться…

В сенях послышался какой-то шорох, звякнул крючок и, соскочив с порога, отворилась просевшая дверь. Из нее, сильно согнувшись, вышагнул с отмашкой немалого роста "человек брадатый и лохматый". На нем был брезентовый оверкот, который он держал запахнутым на груди. Под оверкотом, очевидно, не было ничего, как и на журавлиных, безволосых ногах, длинные пальцы которых он загибал кверху. Человек склонил большую голову на бок и недоверчиво посмотрел подслеповатыми глазами на Борисыча. Поймал ногой одну, потом вторую чуню и, наступая в шахматном порядке на заскрипевшие, прогибающиеся ступеньки, спустился с крыльца.

– Ну, здравствуй, – протянул он Борисычу руку.– Тебя не узнать…

– Он – Андрей, – показал Борисыч на Андрея. Человек выпучил маленькие глаза на майора и протянул руку ему.

– А что, теперь в армии с косами ходят? – спросил он. Кисть у него была длинная, сухая.

– В нашей с Сашей ходят. – Андрей представил Борисыча и спросил: – Ты от кого прячешься?

– От энергонадзора: у меня там … ну, химия, в общем… – сказал Алексей, запахиваясь в оверкот поглубже.

– Неужели и до вас доезжают? – спросил Андрей.

– Доезжают… Ну, пойдемте в дом, только наступайте на те же ступеньки, что я. – Он стал подниматься, показывая куда ставить ногу: – На эту не вставайте, а с этой сразу сюда… Это специально для надзора ― капканы, – объяснил хозяин.

─ Ловухи! ─ отозвался сзади весело Борисыч.

Они прошли темные сени и оказались в комнате с русской печью. Здесь царил беспорядок, который, по всей видимости, должен был остановить прорвавшихся через крыльцо контролеров. В доме пахло плесенью, гнилыми тряпками.

– У нас ремонт, поэтому такой разгром, – продолжал Алексей извиняться и в то же время прятать какие-то вещи в перевернутую постель. – Я сейчас… – Он ушел в другую комнату.

Это была обычная пятистенка. Пока хозяин одевался, они смогли осмотреться. В ногах кушетки установлен на табуретке старый черно-белый телевизор. Он шипел и показывал мутный негатив. Перед диваном – кухонный стол с неубранной посудой, объедками и шелухой от семечек. По столу, словно среди сюрреалистического ландшафта, бродили мухи. В углу в изголовье кровати возвышался книжный шкаф, наполовину заполненный какими-то папками, школьными учебниками, "философским наследием", а наполовину книгами по строительству и ремеслам: "Как построить сельский дом", "Баня своими руками", "Бочарное искусство" и т.п. Все устроено было, по-видимому, так, чтобы легко доставать с дивана: и книги, и стол находились на расстоянии вытянутой руки. Вот только до телевизора не дотянуться. В другом углу стояла газовая плита с баллоном, у входной двери рукомойник, вокруг которого весь пол уже сгнил. Под ним переполненное ведро с белесыми помоями.

– Я тут холостякую – бардак развел… – сказал Алексей, выходя к гостям. – Что ж вы не садитесь? – садитесь куда-нибудь.

Однако сесть было некуда: на табуретках лежала одежда и книги. Хозяин сгреб все в кучу и кинул на холодильник, но промахнулся, и половина посыпалась на пол. Движения у него были размашистыми, с перехлестом. Во время ходьбы он словно подгребал под себя руками и выбрасывал вперед ноги. Не было ни одного косяка, стула, который бы он не сшиб по дороге. Наконец он нашел очки, и стулья стали падать реже. Он тут же принялся наводить порядок: застлал одеялом кровать, сгреб грязную посуду в таз (при этом разбил стакан), поставил на электрическую плитку кастрюльку с водой.