– Там, – Дракон кивком указал куда-то в небо. – Я живу у Дерева света.

– Вот как. А я думала, у тебя восточные корни.

– Мой род такой древний, что на рассказ о нем не хватит всего времени этого мира. Так что родственники у меня есть повсюду, и с некоторыми из них даже можно иметь дело. Ты же помнишь, что драконы бывают разные?

– Конечно, помню!

– Так вот, мы, Драконы семьи Санаго – Хранители Дерева света. А это наш опознавательный знак, – сказал он, сверкнув голубым камнем между бровей.

– Про Дерево света я знаю только то, что оно растет на южном континенте и у него золотые яблоки. Так написано в буддийских текстах.

– Где растет, словами не рассказать. Главное, что оно пронизывает все уровни бытия. Растения всех миров соединены с Деревом света невидимой нитью и всегда «на связи» с ним и друг с другом, какое бы время и пространство их ни разделяло.

– Об этом я никогда не слышала… Но почему ты здесь? Решил навестить свое растение?

– Растение я навещаю часто, но сегодня пришел именно к тебе. Видишь ли, зерно Дерева Света есть в каждом живом существе. Начиная прорастать, оно подает зов, и мы приходим, чтобы поддержать его.

Лиля вгляделась в глаза Дракона. Хотя зрачки были вертикальными, как у змеи, его взгляд вовсе не казался ей чужим и холодным. Из этих глаз на нее смотрело невообразимо древнее и мудрое существо, при этом прищур у Дракона был юношеский, авантюрный.

– Ты конечно большой, но все же не огромный… А Дерево, о котором ты говоришь, наверное, огромное. Как же ты его охраняешь?

Сказав это, она поняла, что ее вопрос прозвучал глупо, но решила не обращать на это внимания. Дракон снова вздохнул и театрально закатил глаза.

– Вот вечно с вами так! Сколько раз убеждался: стоит оказать человеку любезность, и он засомневается в твоем могуществе. Детка, я уплотнился и принял это скромное обличие только для того, чтобы ты смогла меня рассмотреть. Иначе наша беседа походила бы на диалог муравья со слоном! Вообще-то, мне тесновато в этой форме, так что приму-как я, пожалуй, привычную…

– Пожалуйста, пожалуйста, погоди! Прости меня! Давай немного поговорим! – взмолилась Лиля. – У меня никогда не было таких великолепных гостей! Будь ты человеком, я бы предложила тебе воды со льдом, или сока, или виски… Но я не знаю, чем угощать Драконов!

Дракон снисходительно кивнул и опустил крылья.

– Ладно… Считай, что уговорила. – Выдержав паузу, он поинтересовался: – А что, табак хороший есть?

– Сейчаааас! – Лиля уже неслась в гостиную. Она схватила Сашину шкатулку и сдула с нее пыль. – Вот!

Дракон наклонился к шкатулке, с видом знатока втянул носом воздух. Его широкие, иссиня-черные ноздри затрепетали.

– РРР, мапааачо! – протянул он. – Привет, брат!

Он ловко подцепив когтем лежащий на дне бумажный пакетик и насыпал содержимое в трубку. Слегка хлопнув лапами, прикурил от взметнувшегося пламени и пыхнул табаком, распространяя вокруг клубы горького, ароматного дыма.

Лиля даже не знала, чему удивляться больше: явлению Дракона или тому факту, что из всех табачных сокровищ брата он выбрал какой-то невзрачный сверток.

Она посмотрела на трубку. – Вы с ним… знакомы?

Дракон широко улыбнулся, обнажив перламутровые клыки.

– А то! Братья, друзья и коллеги! Он тоже работает на дерево Света. Я сжигаю ядовитые стрелы, а он неустанно пыхтит, создавая защитный купол, который отгоняет всякую хтонь.

Слышать это слово от Дракона было странно.

– Хтонь? Что ты имеешь в виду?

– А ты не знаешь? Я позаимствовал это слово у одного из ваших поэтов. По-моему, его звучание прекрасно передает суть. Хтонь – это, что прикидывается живым, но таковым не является.

– О, это прямо про меня! – грустно усмехнулась Лиля. – Знаешь, в последние полгода я, считай, не живу. И нет во мне никакого света.

– Знаю, детка, знаю. А вот ты не знаешь, что у твоего состояния есть один, но несомненный плюс. Как там пелось в одной вашей симпатичной песне: «There is a crack in everything, that’s how the light gets in»4, – протянул Дракон, безупречно изобразив голос любимого певца ее мамы. – Речь, конечно, идет про настоящий свет – а не про те блики удовольствия, которые люди обычно так называют.

Дракон пронзительно посмотрел на нее и снова пыхнул табаком.

– В общем, давай к делу. У меня есть для тебя послание, которое я решил доставить лично.

– Какое послание?

– Тебе послание от брата.

Лиля уставилась на Дракона. Больше всего на свете она ждала такого послания, но, конечно, нисколько в него не верила.

– На словах такое не передается, – продолжал Дракон. – Чтобы его получить, тебе придется отправиться в очень особенное путешествие. Будет нелегко, но оно того стоит. Ну как? Рискнешь?

Лиля насторожилась. Мало того, что на ее террасе сидит Дракон, так теперь он еще и заманивает ее в какую-то авантюру!

– А ты… ты будешь со мной в этом путешествии?

– И буду, и нет, – уклончиво протянул он.

«Наверное, он говорит про смерть. Ну и отлично! К чертям такую жизнь!», – подумала Лиля.

– Я готова… – дрогнувшим голосом ответила она. – Что мне надо сделать?

– Для начала расслабься, – хмыкнул Дракон. – Давай-ка мы с тобой выпьем по стопочке! Я наш фирменный ликер из дома прихватил. Мама передала.

Жестом фокусника Дракон извлек из футляра хрустальную бутылку. В ней было что-то темно-золотистое.

– Это что, коньяк? Или гречишный мед?

– Гречишный, ага. Гречишный мед наших высот! – весело отозвался Дракон. – Предпочитаю пить его из тонкого фарфора. Неси-ка сюда ваш японский сервиз.

Пока Лиля рыскала по шкафам, в ее голове то и дело вспыхивали вопросы: «Что за послание? Откуда он знает про сервиз? И если он сам такой древний, то, интересно, какова его мама?».

– С мамой скоро познакомишься, – заверил ее Дракон, когда Лиля, наконец, вернулась на террасу, победоносно держа в руках бархатную зеленую коробку. Дракон откупорил бутылку, поднес ее к пасти, что-то нежно туда пробормотал, дунул, свистнул – и принялся неспешно разливать густой напиток по чашечкам.

«А ведь на чашке его портрет! Как будто с него писали. Вот бы Саша это видел!», – изумилась Лиля.

– Предупреждаю, мед наш горьковат. Вкус для тебе непривычный, но, ничего, справишься. Салют! – торжественно рявкнул «Дедушка», приглашая ее чокнуться с ним. Затем он элегантно зачерпнул языком содержимое, и по его чешуе снова побежала радужная рябь.

Лиля сделала маленький глоток. Вкус и правда был странный… слишком странный. Последовав примеру Дракона, она проглотила содержимое залпом.

Около получаса они сидели молча. Уже стемнело, и Лиля наблюдала, как сквозь Дракона просвечивают огоньки кораблей. Застрекотали цикады. Этот стрекот постепенно нарастал, пока не заполнил все пространство, переходя в гул высоковольтных проводов. По ее телу побежал электрический ток. Не прошло и нескольких секунд, как он сковал ее тело настолько, что она не могла даже повернуть головы.

Дракон глубоко вдохнул, что-то тихо пророкотал на выдохе, и запел. Сначала он пел медленно. Его голос был таким высоким, что, казалось, не может исходить из этого большого чешуйчатого тела; потом преобразился в мягкий баритон и зазвучал так, будто успокаивал ее, как ребенка, выманивая наружу ее потаенные чувства, уговаривая их проявиться. Когда Дракон перешел на бас, его песня зазвучала как громкие повелительные заклинания, а затем снова взлетела в фальцет. С каждой секундой Лиля все сильнее чувствовала, как эта песня, словно огненный скальпель, рассекает окутавший ее туман.

Лиля не заметила, как силуэт Дракона исчез, и она оказалась окружена разноцветными огнями, которые сияли все ярче и кружились, складываясь в разные узоры. Она не могла определить, открыты или закрыты ее глаза: несколько раз подняла и опустила веки, но не заметила никакой разницы.