Интересно, где он сейчас? Саша не раз говорил ей, что у него нет друга ближе Ариэля. Хотя и виделись они не так уж часто, особенно в последние годы.

Лиля поднялась на второй этаж, вошла в Сашину комнату. На письменном столе лежал лист A4, на котором четким, почти каллиграфическим Сашиным почерком было написано:

Если по морю, да на корабле,

Если море то – жизнь, а корабль – дела твои,

То ты – Капитан!

И если ты приказал поднять паруса,

То ты заведомо знаешь,

Что никогда больше не вернешься на этот берег,

Даже если берег этот – любимый.

Лиля смотрела на лист с недоумением. Она понимала каждое слово в отдельности, но не понимала смысла.

Она взяла с дивана Сашин свитер, поднесла его к лицу и глубоко вдохнула. Этот аромат был посланием, не требующим никаких объяснений. В последний раз она так плакала, получив известие о Сашиной гибели. Потом, за все эти месяцы, не проронила и слезы. Ее мир словно заволокло серым туманом, он поглотил и ее повседневную жизнь, и те яркие, удивительные сны, что снились ей с самого детства. Все стало беспросветно-однообразным, и Лиля перестала отличать сон от яви.

Этот серый туман никогда не был таким плотным, хотя, казалось, присутствовал в ее жизни всегда. Он проявлялся внезапно, безо всякой внешней причины. В такие дни она ни на чем не могла сосредоточиться, голова шла кругом, мысли становились хаотичными и неуправляемыми. Самые обычные ощущения вызывали у нее раздражение – и незначительный шум на улице, и царапина на стене, и прикосновение ткани к телу. В такие дни она, казалось, ненавидела весь мир, но еще больше – саму себя.

 Так продолжалось до тех пор, пока однажды в ее жизни не появилось противоядие. Когда ей было 12 лет, Саша привел ее на буддийскую лекцию. Этот день она потом называла «мой настоящий день рождения». Лама говорил то, что она, казалось, знала всегда, но не могла сформулировать. Когда она, вместе с другими новичками, подошла к нему принимать обет Прибежища1 и он прикоснулся к ее голове, по ее телу прокатилась такая волна энергии, что она выскочила из зала и долго бежала по зимней набережной, не в силах удержать в себе этот жар. Со следующего дня она начала медитировать, минимум по полчаса в день, и каждый год ездила с Сашей и Ариэлем на буддийские ретриты практики Пхова2.

Но теперь даже медитации стали такими же автоматическими и однообразными, как и все остальное. Стена серого тумана отделяла ее от образов йидамов3, сделав их плоскими, пустыми. «Продолжу, когда появятся силы», – решила Лиля. Сначала она отложила практику, а потом и вовсе забросила. «Зато сейчас все по-настоящему, без иллюзий. Так, как действительно есть!» – все настойчивее твердил внутри нее злой голос, который она уже и не пыталась заставить замолчать.

«У тебя депрессия, тебе надо к психологу!», – говорили подруги. Они так за нее переживали, что однажды она поддалась на их уговоры. Психолог была деликатной молодой женщиной и, действительно, искренне старалась помочь. Но ее приятная внешность и учтивые вопросы нагоняли на Лилю такую невыносимую тоску, что она, сославшись на головную боль, ушла с первой же консультации. Она и сама все знала про свои детские травмы. Психолог ей был не нужен. Ей был нужен брат.

«Тебе надо выпить и выговориться!», – заявил друг, явившись к ней с бутылкой хорошего коньяка. Лиля согласилась, ей было все равно. В итоге она в одиночку выпила почти всю бутылку и не почувствовала ничего. Совсем ничего. Повторив этот эксперимент еще пару раз, она полностью отказалась от алкоголя: «Все равно никакого толка». От предложения пройти курс «лучших, самых современных антидепрессантов» она тоже отмахнулась. Зачем? Она не видела в своей нынешней жизни ничего такого, к чему ей хотелось бы вернуться. После смерти Саши в ее мире как будто погасло Солнце.

Иногда – только ради того, чтобы не расстраивать друзей – она выходила с ними в свет, улыбалась окружающим, и, наблюдая за собой как бы со стороны, вспоминала анекдот про фальшивую елочную игрушку: ту, что выглядит как настоящая, но радости от нее никакой. Эти выходы полностью лишали ее сил, после них она по три дня не могла встать с постели, зато друзья на время успокаивались. Друзей Лиля любила, но сейчас хотела лишь одного: чтобы все оставили ее в покое и она, наконец, смогла занавесить окна и падать, падать в это глухое отчаяние, не пытаясь прикрыть его мишурой «позитива».

В этот дом она бы тоже ни за что не поехала, если бы Сашин юрист, отчаявшись до нее дозвониться, не заявился к ней домой и не сообщил, что Саша вписал ее в собственники дома, и для оформления наследства она должна предоставить оригиналы каких-то документов. Зная, как серьезно Саша относился к данному Ариэлю обещанию, Лиля заставила себя подняться с постели и сесть в такси. Она знала, где искать эти бумаги: несмотря на все ее протесты, Саша спокойно сообщил ей об этом в ту же последнюю встречу.

Утро Лиля провела в саду. Днем, лежа в своей комнате напротив большого, во всю стену, окна, она смотрела, как облака наползают друг на друга, образуя тяжелые тучи, как полыхают сквозь них молнии и как вздымаются морские волны, будто стремясь достать до туч и слиться с ними. Этот пейзаж успокаивал ее, и она не заметила, как уснула.

Ее разбудил раскат грома, от которого, казалось, дрогнули стены.

Грозу Лиля любила. Она вскочила с постели, накинула Сашин свитер, вышла на террасу… и застыла от неожиданности.

Из оцепенения ее вывел мягкий, ироничный бас.

– Ну и что дальше? Ты вообще собираешься падать в обморок? Кричать: «Кто ты такой? Откуда ты взялся?»?

– Я знаю, откуда вы взялись. Наверное, я снова начала видеть сны… Но не подумайте, что я вам не рада. Вы такой… такой красивый!

– Да, я очень красивый, – величественно согласился Дракон. И только по радужной ряби, пробежавшей по его чешуе, Лиля поняла, что ее восхищение ему приятно. Она улыбнулась.

– Простите, можно я все-таки не буду падать в обморок? Но все остальное мне и правда интересно! Итак, давайте по порядку… скажите пожалуйста, кто вы?

– Позвольте представиться, – Дракон слегка привстал и протянул ей морщинистую лапу. Лапа была горячая, от нее исходил мягкий ток. – Меня зовут Франциск Сананго. И давай-ка без формальностей, на «ты». Можешь называть меня просто «Дедушка».

– Дедушка? Какое интересное у вас… то есть у тебя, имя.

– Мое настоящее имя на человеческом языке выговорить невозможно, но это ничего. «Франциск Сананго» меня вполне устраивает.

«С каждым ответом все больше загадок. Хотя… чего ожидать от Дракона? Я еще в детстве читала, что они – самые мистические существа», – вспомнила Лиля, а вслух спросила:

– Можно узнать, откуда вы… ты появился?

– Как откуда… вот отсюда! – Дракон бросил взгляд на прозрачную бутылку, в которую Лиля поставила веточку с фиолетовыми цветами.

Лиля посмотрела на цветы, затем – на Дракона. Он был выше ее головы на три и едва умещался в большом кресле.

– Не понимаю… ты живешь в цветке? Но ты довольно большой, а цветок такой маленький.

– Ну, не то чтобы я в нем живу. Можно сказать, что это растение – мой друг, мой портал в ваш мир. Кстати, утром я помогал тебе в саду! Но ты, конечно, меня не заметила. Вы, люди, никогда ничего не замечаете, – вздохнул он.

– Вот почему мне сегодня было так приятно копаться в земле, хотя, вообще-то, я этого терпеть не могу! – Лиля не соврала. Действительно, утром у нее появилось такое чувство, будто с нее сняли какую-то невидимую удавку, и она смогла, наконец, вдохнуть. – А где ты живешь?