«Я просто все еще болен».

Во время полуденной остановки Ун несколько раз перерыл ранец, не обращая внимания на удивленный взгляд Варрана, и победно хмыкнул, выловив из бокового кармана салфетку с помятой и наполовину покрошившейся самокруткой. Пришлось повозиться с ней, но мучения стоили той минуты, когда легкая горечь изгнала из головы все до последней тревоги. И как он, дурак, собирался от этого отказаться? От лекарства! И из-за чего? Из-за минутного помутнения, которое могло случиться и от жары? В то бестолковое путешествие он просто еще не оправился после госпиталя... Она все это с ним сотворила!.. Она!.. Отцу бы не понравилась его новая привычка…

Ун поднял голову, вырвавшись из задумчивого оцепенения, и поморщился. Варран все еще пялился на него, и это уже начинало раздражать.

– Что не так? – спросил Ун, с сожалением выкинул короткий окурок после последней затяжки и начал запихивать вещи обратно в ранец. Он ожидал услышать какое-нибудь нравоучение о сером дереве и прикидывал, как бы ответить, чтобы не нахамить, но Варран заговорил о другом.

– Я хотел спросить, не знаете ли вы... Может быть, слышали... Не собирается ли госпожа Око покинуть нас?

Ун прыснул, но быстро задавил смех. Никкана была щедрой хозяйкой, кто же добровольно согласится уйти из-под ее крылышка? Точно не Око. Да и куда? Снова в лес? С обгоревшей спины этой ведьмы только-только сошли последние укусы мошкары. Еще чего, захочет она снова спать под кустом. Правда, честно работать ради новой городской жизни Око тоже не собиралась.

И почему это Варран решил спрашивать о таком именно его?

– Откуда мне знать, что она собирается делать.

Норн разочаровано пожал плечами, словно был уверен, что получит ответ. Ун бы даже разозлился на эту уверенность, но его все сильнее одолевало неожиданное снисходительное благодушие.

– Если Око вас утомила, так пусть Никкана попросит ее уйти. У хозяйки дома есть на это право.

Ун и сам хотел переехать, но Никкана заявила, что он им теперь как свой, и что они не позволят ему жить в какой-нибудь каморке и платить втридорога какому-нибудь Заттуру, не считавшему нужным даже мыть полы. А вот ведьму, похоже, в дом неряхи Заттура отдали бы с радостью.

Когда они обмыли котелки в мелком ручье собрали вещи и отправились дальше, Ун задумался, не был ли слишком резок с Варраном. Он же знал, Никкана скорее боялась эту лесную бродягу, чем уважала, и никогда не посмела бы выставить ее за дверь. Хотя, наверняка, ужасно хотела, чтобы к ней в дом снова приходили утренние гости, чтобы прохожие не перебегали на другую сторону улицы, завидев ее калитку, и чтобы торговцы в рыночные дни одолевали ее разговорами и сплетнями, а не чурались, как заразную.

– Знаешь, Варран, не волнуйся, – постарался ободрить товарища Ун, отмахиваясь на ходу веткой папоротника от большой красно-черной пчелы. – Мы уехали четыре дня назад. Кто знает, вернемся, а ведьма уже и убралась.

Он понял, что проговорился, но было поздно. Варран обернулся на него, едва не споткнулся, и посмотрел с ужасом. Ун не стал делать виноватое лицо. Может быть, она один раз угадала погоду, помахала руками и «излечила» Нотту, но все это было ровно из той же корзины совпадений, по которым сержант Тур предсказывал гибель полосатых. Ун не трясся перед этой полураанкой, когда она была рядом с ним, и тем более не собирался разыгрывать ложное поклонничество, когда она была далеко.

– Ведьма она ведьма и есть, – твердо сказал Ун. О том, что при этом она еще и самая обычная, пусть и хитрая, женщина, он решил не говорить. Варран в свою очередь воздержался от споров. Дальше они шли молча.

Ун постарался не думать об Око, и снова погрузился в наблюдения за своим напарником, пытаясь понять, как именно тот движется через лес, не теряясь в бесконечном зеленом море и лишь изредка сверяясь с компасом и картой, как замечает почти невидимые на коре деревьев зазубрины ориентиров, которые они иногда встречали и мимоходом обновляли, и как успевает при всем этом следить за змеями, бурые и пестрые шкуры которых сливались с лесной подстилкой. Обычно во время патруля Ун пытался разгадать секреты этого следопытского норнского таланта, но сейчас все – начиная от неспешного бесшумного шага Варрана и заканчивая редкими, но такими назойливыми остановками – раздражало.

Ун чувствовал, как в слегка затуманенном разуме волна за волной поднимается жажда бега, хотелось идти быстро, напрямик, ломая кусты и ветки. Хотелось скорее узнать, что за гулкий шорох доносится откуда-то с запада. Сначала этот шорох казался шумом листвы, но чем дальше они шли, тем громче и злее он становился, перерождаясь в гул. «Река», – догадался Ун и не ошибся. За последними тонкими деревцами протянулся каменистый обрыв, раскинувшийся с юга на север насколько хватало глаз. У Уна перехватило дыхание. Видя речное ущелье на карте, он и представить себе не мог, насколько оно широкое – на тот берег можно было попасть только на железной птице.

– Вот и Молочная, – громко сказала Варран, перекрикивая бурлящее речное эха, доносящееся из ущелья.– Здесь у них когда-то был подъем.

Ун кивнул. Значит, очередная старая тропа – а как иначе? Он все еще не был согласен с тем, что в проверке старых контрабандистских лазов, троп и землянок, давно найденных и раскрытых, есть хоть какой-то смысл, но уже не препирался по этому вопросу. Лучше иметь хотя бы и самую маленькую зацепку, чем слоняться по лесу наугад, охотясь за призраками. К тому же существовало и более бесполезное занятие – починка сигнальных ловушек. В отличие от побережья здесь не хватало ни сторожевых вышек, ни отрядов, чтобы всерьез проверять каждый случай, когда в небо устремлялся хвост очередной дымной ракеты. Да и был ли в этом смысл? Скрытые спусковые тросы чаще всего задевали и рвали животные.

Все-таки майор не врал. В этих краях действительно почти ничего не происходило. Ун был рад, что смог, точнее, что ведьма смогла добиться для него позволения участвовать хотя бы и в таком деле, но все же не обманывал себя. История вершилась не в этом захолустье с пятью вздернутыми предателями, которые покупали у островных дикарей ткани и прочую ерунду. Она вершилась в Сторечье.

Он оторвался от разглядывания облаков – гигантских опрокинутых гор, одинаково спокойно проползавших и над лесом, и над ущельем, и посмотрел на Варрана. Тот скользил вдоль неровной линии деревьев, низко наклонившись к земле. Иногда он останавливался, хмурился, рассматривая что-то в траве, но качал головой и шел дальше. Похоже, никаких свежих следов здесь не было.

– Варран, – окликнул Ун, , – что ты все-таки здесь делаешь?

Варран остановился, и Ун едва не засмеялся. Озадаченный норн походил на удивленную собаку. Да ею, по сути, и был. Хорошей гончей, талант которой тратили на ловлю мышей.

– Твое место в Сторечье. Почему ты отказался перевестись?

– Ну... как бы... Как я оставлю дом и маму? – пробормотал Варран почти со смущением и торопливо вернулся к своим поискам.

Ун фыркнул. Причем здесь дом? Внук Никканы хорошо разъяснил ему странные местные обычаи. Норны с детства приучали своих сыновей к мысли, что под родительским кровом они надолго не задержатся и что после свадьбы им придется перебираться в семью жены. Нет, дом и даже сама Никкана тут точно не при чем. Не ради них Варран добыл свежую отрубленную руку и целую ведьму, которую и сам-то побаивался. Ун покачал головой, но тут же подумал о собственном маленьком племяннике, решил: «Не мне судить других за сентиментальность», – воздержался от замечаний и увещеваний и пошел к краю ущелья.

С каждым шагом, проделанным по камню, лишь кое-где прикрытому заплатами ярко зеленого и синего мха, ветер как будто становился злее и все сильнее бил в спину, а ноги тяжелели. Хотелось пригнуться, опуститься на четвереньки, но Ун вспомнил о Варране, заставил себя идти прямо и посмотреть вниз, как ни в чем не бывало.

Голова закружилась от невероятной высоты. Ун видел все так удивительно ясно: бледный поток беспокойно бушевал далеко внизу, из него, точно колонны древнего утопленного города, выглядывали высокие светлые скалы, обсиженные черными точками, наверное, отдыхавшими птицами. Вода вокруг скал пенилась и закручивалась.