«А что еще тебе рассказать, ведьма?»

Ун покосился на голую грудь Око, хотел пошутить, что она вот точно не пыталась ничего скрывать, но заметил темные грязные пятна чуть ниже ключиц, вспомнил, как ведьма баюкала и прижимала отрубленную руку, и отвел глаза, борясь с подкатившей тошнотой. Он молчал долго, Око приняла вызов и тоже ничего больше не спрашивала. Она неторопливо возилась со своими волосами, как будто это было самым увлекательным занятием на земле. Ее повторяющиеся движения укачивали и вгоняли в дремоту, и потом Ун вдруг понял, что тонкие, покрытые старыми волдырями пальцы сжимают его ладонь.

‑ Я не верю в твоего бога, ‑ он выпалил совершенно не то, что собирался сказать. ‑ Не верю ни в одного из твоих богов.

‑ Похоже, в этом доме всем все нужно повторять. Я же говорила, богам нет дела до твоей веры. Ты принес жертву, и, кто знает, может быть, Господин сжалится и захочет помочь тебе. Он милостив к своим слугам, даже к самым тупым и упертым.

‑ Умеет твой бог менять прошлое? – насмешка не получилась, голос сошел на сдавленный шепот.

‑ Нет, ‑ она сжала его ладонь чуть сильнее. – Временем владеет госпожа Тар-на, да славится ее имя, но даже она не смеет изменять то, что совершено в нашем Мертвом мире.

‑ А может твой бог рассказать мне о будущем?

‑ Предсказать будущее ‑ значит, написать его. Когда-то боги начали между собой войну за право чертить судьбы смертных и едва не разрушили и Вечный, и Мертвый мир. И моему Господину его путь был предсказан, и теперь он обязан идти им. После стольких бед, боги богов уничтожили дар видеть грядущее, и каждый из них взял себе по осколку и поклялся, что не станет использовать его, пока смертный сам не попросит. Никто из богов не видит грядущее во всей его полноте. Если тебе кто и предложит точное предсказание, так только шарлатаны на ярмарке.

Ун хотел расхохотаться во весь голос после этих последних слов, но голова все еще слегка кружилась от дыма, и из груди вырвался только невнятный смешок.

‑ Какие-то бесполезные у тебя боги.

‑ Они могут направить, ‑ строго возразила Око. ‑ Одни дадут совет о том, куда нужно пойти. Другие расскажут о том, что никогда не должно случиться. Третьи назовут время, когда нужно сделать выбор. Четвертые объяснят, каким этот выбор должен быть. Но если ты спрашиваешь совета у божества, то отдаешь часть своей судьбы и свободы. Посвящаешь себя ему. Позволяешь написать чужой руке целую главу своей жизни. И спросив о грядущем, ты должен поступать так, как будет велено. Иначе жди кары. С этим не шутят. И тебе, не верящему в богов, это точно ни к чему.

‑ А что советует просителям твой хозяин?

‑ Мой Господин рассказывает о том, что должно быть сделано.

‑ Сделано, чтобы проситель добился своего? =

‑ Нет, Повелитель просто указывает, что должно быть сделано. Вот и все. Может быть, его приказ будет важен для жизни вопрошающего, может быть, для всего мира, может быть, для самого Господина. Мы лишь инструменты в руках богов, разве молот выбирает, какой камень им раздробят?

Как удобно! Ничего точного, все легко оправдать капризом богов, ничего нельзя проверить. Ун приготовился швырнуть это обвинение в лицо ведьме, но слова его, тихие, едва слышные и сбивчивые, начали складываться в совершенно иной рассказ, отвратительный и непристойный. Он хотел, и не мог остановиться. А Око слушала, не перебивая, на лице ее не отражалось ни отвращение, ни удивление, ни злость. Ун и не подозревал, как сильно хотел рассказать обо всем хоть кому-нибудь, но, выговорившись, вместо облегчения почувствовал себя побитым, вывернутым наизнанку и еще более грязным, чем прежде.

‑ Выходит, не боги и не демоны посылали тебе эти кошмары, ‑ он ожидал от Око какой угодно ответ, кроме подобного.

‑ То есть просить за меня у своего бога ты не станешь?

‑ Вот еще, ‑ фыркнула Око с раздражением и ткнула Уна в грудь пальцем так сильно, словно хотела сломать ребро, а то и сразу два. ‑ Моему Господину милы лишь те, кто способен позаботиться о себе сам. Ты считаешь себя виноватым, оттого и страдаешь. И будешь страдать, пока не избавишь голову от всей этой пустой чепухи. Ты ошибся, но отказался от своих заблуждений.

‑ Я знаю, что я поступил правильно...

‑ Знаешь, но все равно сожалеешь, ‑ Око взмахнула рукой, отгоняя одинокую ночную мошку. – Твоя история стара как мир. Полосатые твари и их хозяева всегда были хитры. Они поклонялись своим выдуманным богам и заставляли поклоняться им все покоренные народы. В те времена даже норнские жрецы порой отрекались от истинных богов, вместо того, чтобы принять смерть. Некоторых из них запугивали, других ломали ложью и хитрость. А они были служителями с великой силой воли и верой! Рядом с ними мы ‑ ничто. Забудь о ней и обо всем этом.

Слабый лунный свет померк ‑ волосы Око заслонили Уна как полог, когда она наклонилась к нему и спросила:

‑ Что тебе нужно?

В этот раз Ун попытался отодвинуться подальше. но ведьма уперлась локтем ему в живот, удержав на месте. Он сглотнул и сказал первое, что пришло в голову, а осталось в голове теперь не так и много.

‑ Я хочу вернуться в Столицу.

‑ Разве я просила, что ты хочешь? – Око неподвижно нависала над ним, как хищная птица. ‑ Я спросила, что тебе нужно.

‑ Мне… мне нужно… ‑ Ун надолго замолчал. Ему казалось, что ответ был самый точный. Возвращение домой – вот чем он грезил. Разве было что-то важнее? Кто вообще вправе судить чужие мечты? Почему он ей это позволял? Разболтался! Раскис! Ун решил напомнить ведьме, что его жизнь не ее дело, но тут новая игла стыда вонзилась рядом с остальными, разбередив старую рану. Как легко он позабыл и отбросил те несчастные ошметки чести, что у него еще оставались! Нет, все-таки просто вернуться в Столицу недостаточно. ‑ Мне нужно служить.

«Жаль только, что твой бог ничего не понимает в императорской бюрократии».

‑ Хм. А вот это уже любопытно. Ну, посмотрим, как и что будет. Утро вечера мудренее.

Око оказалась совсем близко, и Ун отчетливо расслышал тонкий запах серого дерева, уже почти выветрившийся. С нее этот запах скоро сойдет без следа, как сходит снег весной, а от него, наверное, уже никогда не отвяжется и заберется в самые кости... Ведьма потерла пальцем по его бледному шраму, и Ун осторожно отодвинул ее руку. Что с ней было не так? Неужели она умудрилась позабыть все, что услышала пару минут назад? Как ей было не мерзко и просто смотреть на него?

‑ Ты мне не нравишься, и я тебя не люблю, ‑ сказал Ун прямо, и начал краснеть, осознав, какую глупость сморозил. Он обвинил четверых раанов в беседке в бессмысленной столичной болтовне, а у самого в голове был навоз того же толка. И из навоза этого росло совсем не золотое зерно. Как будто этой пустоглазой ведьме была нужна какая-то там любовь. Да и ему самому тоже. Но сказанного было уже не вернуть. Око задумчиво подперла щеку кулаком.

‑ А кого ты любишь? Все еще ее?

‑ Нет, ‑ соврал Ун. ‑ Не говори такого. Я ее никогда не любил. Ее и нельзя любить.

Око не заметила его возмущения.

‑ Может быть, ты надеешься полюбить кого-то другого?

‑ Нет, ‑ снова сказал Ун, но это уже походило на правду.

Око покачала головой:

‑ Тогда в чем дело? В моей породе? Не бойся, из приданного у меня только сухие листья и пару коряг, да и те я потеряла где-то на юге. Так что свататься через министерство семьи не потребую.

Другая бы засмеялась, но по ведьме невозможно было понять, шутит она или говорит серьезно. Сам Ун склонялся ко второму варианту. «И, правда, ‑ думал он, придвигаясь к ней, ‑ какая беда будет от одной ночи?» Тем более, что это была полураанка. А ему пока что не стоило и заикаться ни о чем большем.

Никакой беды и не произошло. После всего Ун проспал без кошмаров, правда, утром проснулся совершенно разбитый, но это было мелочью. Он переоделся в чистое, оглядел вчерашнюю рубашку, недовольно фыркнул, заметив, что все-таки посадил пару пятен на воротник, полез в карман, переложить чертов платок, но не нашел там ничего. Он проверил второй карман, потом поочередно вывернул карманы брюк. «Где я мог его обронить?» ‑ усталость в один момент слетела с Уна, воспоминания о прошедшем долгом дне сменялись одно за другим. «Нет, нет, нет, я не мог потерять…» А потом совершенно невероятное предположение сковало его по рукам и ногам. Невероятное, но единственно верное.