В конце концов единственным, кто поддержал Керенского, оказался командир 3-го конного казачьего корпуса генерал Краснов. Всего к отправке было предназначено 20 сотен казаков (1400 человек), 16 пулемётов и 14 орудий. Поскольку далеко не все горели желанием идти усмирять большевиков, частично казачки разбежались, а остальных бывший министр-председатель повёл на Петроград.

Для начала на станции Остров они столкнулись с саботажем железнодорожников. К счастью, начальник конвоя Краснова когда-то служил помощником машиниста. Генерал поставил его на паровоз, дал в помощь двоих казаков, и лишь тогда состав тронулся с места и утром 27 октября дошёл до Гатчины. Незадолго до прибытия в город Керенский разбудил Краснова и торжественно заявил:

«Генерал, я назначаю вас командующим армией, идущей на Петроград. Поздравляю вас, генерал!»

На тот момент победоносная армия, угрожавшая мятежной столице, насчитывала 700 человек.

Естественно, в Смольном знали о численности «армии Керенского». Во-первых, не могли не знать – и в Пскове, и в Луге у большевиков было множество сторонников и агентов. Во-вторых, это видно из того, какие реальные силы посылались навстречу – как раз адекватные неполной тысяче казаков.

Однако Ленин поднял вокруг обороны Петрограда такой шум, словно к столице приближался как минимум германский кайзер со всей своей армией, а то и группа армий «Север» совсем из другой войны.

Итак, о реальных силах. Для начала в Красное Село, как 300 спартанцев в Фермопилы, был отправлен сводный революционный отряд: батальон кронштадтцев, батальон гельсингфорсцев, 4 броневика, 8 пулемётов и 6 орудий, а вскоре к ним присоединился Павловский резервный полк. В Пулково отправились матросские и красногвардейские отряды, несколько позже туда подошла артиллерия, Петроградский и Измайловский резервные полки.

В принципе, этого бы хватило, тем более что навстречу «корпусу» Краснова наверняка была двинута и невидимая армия агитаторов. Однако Военно-революционный комитет явно решил поиграть в захватывающую игру под названием «оборона Петрограда».

27 октября в штабе появился Ленин. Разбранив работу Подвойского, он приказал поставить в его кабинете для себя стол и придал делу обороны города стратегический размах. Петроградских рабочих и гарнизона ему показалось мало, и он распорядился о присылке подкреплений аж из Гельсингфорса. Только оттуда обещали дать пять тысяч человек, 35 пулемётов и продовольствие. Под грядущие военные операции красногвардейцам раздали дополнительно несколько тысяч винтовок.

Ленину также принадлежит мысль привлечь к великому делу обороны города корабли Балтийского флота. Их поставили так, чтобы можно было обстреливать дороги из Царского Села на Петроград. Как при этом морячки должны были отличать своих от чужих, когда все в одной и той же форме – опять же скрыто тьмой…

Неплохо было бы обзавестись кем-нибудь из надёжных военных специалистов, и в недрах партии левых эсеров обнаружился целый подполковник – легендарный Муравьёв. Его назначили главнокомандующим обороны Петрограда, и он согласился, хотя их ЦК в те дни запрещал членам своей партии занимать ответственные посты. Впрочем, Муравьёва нисколько не волновали запреты, равно как правила, приличия и всё остальное – данный товарищ являлся полным отморозком даже по меркам собственной партии. Едва вступив в должность, он выпустил «Приказ № 1», где давал своим подчинённым право расстреливать на месте, без суда и следствия, всех, кого они сочтут контрреволюционерами. Потом этот приказ долго и мучительно отменяли – так, чтобы и левых эсеров не обидеть, и с беспределом покончить…

Гатчинский гарнизон сидел в казармах и плевал на все призывы как ВРК, так и бывшего премьера, так что казаки легко заняли город. Керенский дал торжественную телеграмму: «Город Гатчина взят войсками, верными правительству, и занят без кровопролития. Роты кронштадтцев, семёновцев и измайловцев и моряки сдали беспрекословно оружие и присоединились к войскам правительства».

На рассвете 28 октября корпус Краснова, от которого, после того как пришлось выделить некоторую часть казаков для охраны Гатчины, осталось 480 человек, подошёл к Царскому Селу. На окраине города их встретил пехотный отряд численностью около батальона, потом к солдатам подошли члены казачьего комитета, и обе стороны сошлись в совместном митинге.

И тут на дороге из Гатчины показались несколько автомобилей. Это прибыл сам министр-председатель с адъютантами и в сопровождении каких-то нарядных и весёлых дам – премьер явно не терял времени даром. Завидев митинг, Керенский встал на сиденье автомобиля и обратился с речью к солдатам. Пока те слушали, в толпу с тылу пробрались казаки и стали отбирать оружие. Безоружные солдаты грустно направились в казармы, остальные кинулись в парк, где начиналась территория Военно-революционного комитета, и снова подняли стрельбу. Закончилась разборка, лишь когда подошли пушки. После первых двух залпов солдаты разбежались, и к вечеру казаки вступили в Царское Село.

В 11 часов ночи Керенский радостно телеграфировал в Ставку:

«Считаю необходимым указать, что большевизм распадается, изолирован и как организованной силы его нет уже и в Петрограде»

А по ту сторону «фронта» не менее увлечённо играл в войну Военно-революционный комитет. 29 октября он выпустил следующий приказ:

«Корниловские банды Керенского угрожают подступам к столице. Отданы все необходимые распоряжения для того, чтобы беспощадно раздавить контрреволюционное покушение против народа и его завоеваний.

Армия и Красная гвардия революции нуждаются в немедленной поддержке рабочих».

Мятежникам в городе удалось поднять только юнкеров, для которых война означала офицерскую карьеру – да и те после первых же выстрелов предпочитали сдаться.

Как мятеж в городе, так и поход Керенского были организованы на редкость бездарно – впрочем, как и все прочие деяния Временного правительства. Но как их использовали большевики!

Утром 29 октября Александр Фёдорович, подобно Наполеону, торжественно въехал в Царское Село на белом коне, после чего проследовал во дворец и снова принялся вызывать подкрепления. Однако движение любых частей к Петрограду почему-то заканчивалось одинаково: узнав, куда и зачем их везут, солдатики выбирали военно-революционный комитет и заявляли, что дальше не поедут. На помощь прибыли только три сотни казаков Амурского полка, но и те заявили, что «в братоубийственной войне участвовать не будут», и разошлись по ближайшим деревням ловить кур и щупать крестьянок. Правда, один раз Керенскому повезло: с фронта прибыл бронепоезд. Министр-председатель заявил его команде, что немецкий флот наступает на Петроград, а в городе взбунтовалась чернь под руководством немецких офицеров и не пропускает войска. Ложь была настолько наглой, что ей поверили. Впрочем, завоевание бронепоезда оказалось единственным успехом бывшего премьера.

Зато казаки Краснова, не отделённые от внешнего мира металлическим панцирем, уже успели почуять неладное. Представители казачьих комитетов говорили, что пойдут с кем угодно, но не с Керенским, что не двинутся дальше без пехоты и пр. Генерал с трудом уговорил их продолжить поход. Двадцатитысячный царскосельский гарнизон после стычки, которая произошла накануне, заперся в казармах и объявил о своём нейтралитете, заявив, что не будет драться ни вместе с казаками, ни против них.

Керенский обманул Краснова, как обманывал всех. Он обещал, что на помощь выступившим казакам подойдут фронтовые части – а не пришёл практически никто. Обещал он также, что в городе им навстречу поднимется восстание. К вечеру 29 октября в Царском объявились вожди «комитета спасения» и принесли известие о провале выступления в Петрограде – но, похоже, ни премьер, ни Савинков не сообщили об этом казачьему генералу.

30 числа силы наступающей на Петроград армии несколько возросли. Их было: 9 сотен (630 конных казаков или 420 спешенных), 18 орудий, один броневик и бронепоезд. Краснов уверял своих казаков, что они идут не воевать, а посмотреть обстановку. Пошли на Пулково.