Голос его дрогнул, и дальше рассказ повернул совсем в другое русло. Судовладельцы, мол, жалованье платят грошовое, спекулируют громким именем и в ус не дуют; но, видимо спохватившись, что чересчур разболтался, Харди резко оборвал себя на полуслове и только добавил, что в итоге судно «продали ушлому янки, который знал, как выжать из этой чертовой посудины уйму деньжищ».
Поскольку Мэри-Энн обожала слушать про свадьбы, она захотела узнать у мистера Синклера, насколько пышной была царская свадьба.
— Мне известно только, что праздновали ее в Санкт-Петербурге, в Зимнем дворце, — отозвался мистер Синклер, — а Зимний дворец поистине великолепен.
При этих словах Мэри-Энн ткнула меня локотком и прошептала:
— Этот пароход был словно судьбой предназначен для вас с мужем. И фамилия у вас зимняя, Винтер, и сами вы — новобрачные.
Хотя Генри, отправляясь в Лондон по делам, решил взять меня с собой в самую последнюю минуту — сказал, что не вынесет разлуки, а кроме того, хочет отпраздновать нашу свадьбу в Европе, чтобы его не заклевала мать, которая рисовалась мне огромным ястребом, — слова Мэри-Энн высветили мою избранность и вместе с тем обреченность. В последующие дни я занималась тем, что придумывала для нас с Генри изумительной красоты особняк под названием «Зимний дворец». Прохладные анфилады оканчивались солнечными террасами, арочные окна выходили в изумрудный парк. Это была архитектура моей мечты; я часами бродила из зала в зал, на ходу меняя податливые детали внутреннего убранства.
По мнению Генри, попасть в Лондон проще всего было на ходком пакетботе, небольшом почтово-пассажирском судне. Тогда мы еще не были женаты, а потому Генри хотел избежать встреч с кем бы то ни было из знакомых, чтобы нас не разоблачили до обмена кольцами, — перед отплытием у нас было времени в обрез; тем не менее капитану мы представились как супруги. Генри шутки ради выставлял нас парочкой весьма скромного достатка, обещая, что обновлением своего гардероба мы займемся уже в Лондоне. Я умолчала, что мне, в сущности, нечего обновлять, и мысленно посмеялась: вот до чего дожила — притворяюсь бедной!
На пакетботе было еще семеро пассажиров, и среди них только одна женщина. Всех нас кормили в кают-компании вместе с капитаном, совсем по-домашнему, и мы сами накладывали себе еду с больших подносов, которые передавались с одного конца стола на другой. Однажды разговор коснулся избирательного права для женщин, и одинокую пассажирку спросили, каково ее мнение на сей счет.
— Да мне как-то все равно, — ответила она, польщенная таким вниманием: обычно мы с ней не принимали участия в общей беседе.
А я вдруг с горячностью выпалила:
— Разумеется, женщины должны голосовать! — Не то чтобы я и в самом деле так думала, но просто считала, что мужчины нагло манипулируют этой беззащитной женщиной для доказательства собственных идей.
Когда мы остались вдвоем, Генри с гордостью сказал:
— Думаю, они от тебя такого не ожидали!
За общим столом мы с ним обычно помалкивали, предпочитая беседовать наедине.
После рассказа мистера Харди пассажиры стали вспоминать, где именно их застал взрыв, и гадать, чем он был вызван. Мнения разделились: одни считали взрыв главной причиной гибели судна, другие — побочным эффектом.
— Побочным эффектом чего? — спросил полковник, но никто ему не ответил.
У многих не сходил с языка «Титаник», картинно затонувший года два назад. Оказалось, что среди выживших была младшая сестра миссис Маккейн, и мы жадно слушали рассказ о ее приключениях, требуя новых и новых подробностей. На «Титанике» ощущалась нехватка спасательных средств, но уж тех, кому посчастливилось занять место в шлюпке, спасли очень скоро.
— «Титаник» затонул ночью, и многие пассажиры даже не успели толком одеться, — рассказывала миссис Маккейн. — Моя сестра уже говорит об этом с юмором, но она страшно терзалась оттого, что на ногах у нее были только расшитые самоцветами арабские тапочки, а потому при посадке в шлюпку, равно как и при высадке, из-под платья у нее виднелись голые лодыжки.
Все пассажирки нашей шлюпки, включая меня, разом взглянули на свои ноги и залились румянцем: этот рассказ очень кстати напомнил, что где-то еще существует мир, в котором люди терзаются от вида своих голых лодыжек. Мистер Нильссон, служивший в какой-то судоходной компании, рассказал, что другой лайнер, точную копию «Титаника», планировалось назвать «Гигантиком», но после катастрофы владельцы пароходства «Уайт-стар лайн» одумались и дали ему имя «Британник».
— Так лучше звучит; да и зачем искушать судьбу.
— Можно подумать, «Титаник» погубило его название, — возразила миссис Маккейн. — «Титаник» столкнулся с айсбергом. Может, и с нами случилось то же самое?
— Исключено, — заявил мистер Харди. — После гибели «Титаника» трансатлантические маршруты были смещены к югу, чтобы такое не повторилось.
Мистер Синклер добавил, что к большинству шлюпок «Титаника» помощь подоспела в течение четырех часов, и эти сведения вкупе с тем, что прежде говорил мистер Харди, внушили нам веру в близкое, хотя и запоздалое, спасение.
Мистер Харди рассказал, что после крушения «Титаника» требования к безопасности ужесточили; впрочем, на деле они подчас не соблюдались. Из-за пожара на борту «Императрицы Александры» и сильного крена судна спусковые механизмы заедало, а на палубе, понятное дело, начался полный хаос, потому как люди не понимали, что стряслось и куда им кидаться.
— Меня буквально выбросило из постели, — вставила миссис Форестер, молчаливая пожилая дама, которую я не раз встречала на палубе. — После обеда я пошла в каюту вздремнуть, а Коллин отправился играть в карты. Я было подумала, что это он вернулся, как всегда, в подпитии да и рухнул прямо на меня. Конечно, я за него переживаю, но он из тех, кому море по колено, — надеюсь, выжил.
Это было весьма вероятно — выжить удалось и нам, хотя каждому врезалось в память, как некоторые бросали детей в море, чтобы спасти их от бушующего пламени.
Изабелла поинтересовалась:
— Почему нашу шлюпку сперва начали спускать на воду, а потом опять подняли? — Вслед за тем она обратилась непосредственно к мистеру Харди: — Вы-то должны знать. Сами ведь рассаживали пассажиров.
Мистер Харди, который сегодня был непривычно разговорчив, ответил только:
— Понятия не имею.
Но Изабелла не унималась:
— Как вы думаете, кто-нибудь подобрал ту девочку, что ударилась головой о борт нашей шлюпки при подъеме?
— Какую девочку? — заволновалась миссис Флеминг: она пребывала в полном отчаянии, не зная, какая судьба постигла ее семью, и не питала тех иллюзий, которыми утешались остальные.
— Ту, которую сбило нашей шлюпкой.
— Разве кого-то сбило? Это была Эмми? Речь ведь не об Эмми, правда? — Миссис Флеминг объяснила, что мужа с дочерью оттерли от нее во время безумного столпотворения у шлюпок, а она не сразу это заметила. — Они держались за мной! Я где-то сломала запястье, и Гордон протолкнул меня вперед. Я думала, они сзади!
Ханна, пригвоздив Изабеллу суровым взглядом, заявила:
— Она ошиблась. Никто головой не ударялся. — И тут же выдумала, будто видела полупустую шлюпку, подбиравшую людей из воды.
Ее поддержала и миссис Грант, которая пресекла всякие кривотолки. Она резко сменила тему и принялась рассказывать, как мистер и миссис Уортингтон в самый разгар паники сидели в шезлонгах и спокойно покуривали.
— Он говорит: «Перво-наперво спасайте женщин и детей», а она: «Я без моего Уорти никуда».
Что-то похожее я потом услышала про супружескую пару с «Титаника» и задумалась, не перекроила ли миссис Грант старую историю, чтобы отвлечь миссис Флеминг от скорбных мыслей.
— Вот что значит настоящая любовь! — мечтательно произнесла Мэри-Энн.
Ужас и смерть в этом рассказе подернулись романтическим флером и даже приобрели некую осмысленность. Если вдуматься, Генри тоже проявил ко мне истинное чувство, разве что без эффектных фраз и без сигареты. Я старалась не вспоминать паническое выражение его лица, когда он в сутолоке подтолкнул меня к мистеру Харди, умоляя во что бы то ни стало найти мне место. Мы даже не попрощались: я хотела расцеловать Генри, взять с него обещание сесть в следующую шлюпку, но он, не замечая ничего вокруг, отдавал какие-то распоряжения мистеру Харди, а я онемела от страха. Теперь я рисовала в своем воображении картину, где он машет мне с палубы, сидя в шезлонге, и гнала от себя видения, в которых он барахтался в черной, холодной воде и отчаянно хватался за обломки корабельных досок. Но больше всего мне нравилось представлять, как Генри, в шикарном костюме, купленном по случаю нашего бракосочетания, встречает меня в Нью-Йорке. Генри обладал удивительной способностью получить столик в переполненном ресторане или в последний момент достать билеты в оперу. По странной иронии судьбы тот же магический дар позволил ему раздобыть билеты на «Императрицу Александру». Из-за войны, маячившей на горизонте, многие американцы спешили вернуться на родину, и о каюте первого класса не приходилось даже мечтать, но, когда я полюбопытствовала, как ему это удалось, он лишь сказал: «Это маленькое чудо. Как и наше с тобой знакомство, которое избавило меня от женитьбы на Фелисити Клоуз».
