– Что это? – спросил Форнье. – Я думал, вы отдали все записи капитану Рэйку.

– Это моя личная книга мёртвых, – ответила Нэнси, подлила себе бренди и отдала ему блокнот. – Имена, адреса. Она всегда была при мне.

Форнье взял блокнот так, словно это священный предмет, положил в карман и допил свой бренди.

– Обойду город. Проверю, всё ли в порядке. Спокойной ночи, маршал.

– Спокойной ночи!

Но Нэнси не легла. Ей нужно было спланировать, как собрать всё оружие и взрывчатку, опустошить оставшиеся тайники с вооружением до того, как их найдёт чей-нибудь ребёнок, и продумать систему распределения оставшихся у неё денег по людям и семьям погибших. А потом она пойдёт на поиски. От этих планов её отвлекли чьи-то торопливые шаги по коридору. Жюль.

– Мадам Нэнси, мы взяли полковника, который вёл колонну. Тардиват запер его в кладовой.

– Очень хорошо, Жюль. Что ещё?

– С полковником был человек из гестапо. Денис сказал мне… что, если я услышу про кого-то из гестапо, то нужно сказать вам и только вам. Но я думаю, что кто-то из наших уже узнал. Он в конюшне.

Она вскочила и выбежала из комнаты ещё до того, как он договорил. Рука уже лежала на кобуре.

Приблизившись к стойлам, она увидела, как шесть человек спорят с двумя охранниками.

– Ребята, – беспечным тоном обралась к ним она, – идите немного поспите. И проверьте, нет ли у вас ран. Промойте их. Будет обидно, если вы сейчас умрёте от заражения крови, да? А этого оставьте мне.

Сработало! К радости охранников, маленькая кучка тут же рассосалась. Она зажгла переносной светильник от ещё одного, висевшего во дворе. Знает ли этот человек, что случилось с Анри? Если в ответ он будет смотреть на неё пустыми глазами, она пустит ему пулю в лоб. Помнят ли они вообще, сколько людей убили? Войдя внутрь, она закрыла за собой дверь и только затем подняла светильник. В конюшне пахло свежим сеном и кожей. Гестаповец сидел, прислонившись к двери одного из стойл. Руки и ноги у него были связаны, на голове – мешок. Нэнси хорошо помнила, каково это – сидеть с мешком на голове.

Она повесила светильник на крюк и стащила у него с головы мешок. Бём заморгал и посмотрел на неё. Нэнси охватил шок. Бог сбросил на неё ещё одну бомбу. Он знает. И она выпытает у него ответ. Внезапно ей стало страшно, впервые в жизни. Земля ушла из-под ног, и ей потребовалось собрать все свои силы, чтобы не упасть. Повинуясь инстинкту, она приставила дуло пистолета к его виску.

– Анри жив? – спросила она и представила, как пуля вылетает из дула, разрывает ему череп, проходит через мозг, и кровь и мелкие кусочки костей разлетаются по сену.

Он смотрел на неё. Убедившись, что она слушает, он потянулся связанными руками к карману гимнастёрки.

– Я скажу вам, но сделайте для меня одну вещь. – Он зацепил пальцами кончик письма и вытащил его. – Переправьте это моей дочери. Дайте мне слово.

– Хорошо.

Он поднял связанные руки, она взяла конверт и положила в карман штанов, не отводя пистолета.

– Теперь говорите. Анри жив?

– Ответ у вас в кармане. Это прощальное письмо моему ребёнку, потому что я знаю, что вы меня казните точно так же, как я казнил вашего мужа много недель назад. Его расстреляли вскоре после визита его отца и сестры. Такая ирония судьбы.

Образ разлетевшихся по сену мозгов Бёма был настолько реальный, что она удивилась, осознав, что не нажала на курок. Бём смотрел на неё, и впервые она увидела его в замешательстве.

– Сделайте это, мадам Фиокка. Я убил вашего мужа. Я отдал приказ его пытать. Его пытали неделями. Он ужасно страдал, если бы вы только знали. А потом я начал пытать вас – возможностью спасти его. Я знаю, каково вам было жить с этой мыслью, мадам Фиокка. Я это видел. Вы уже попытались убить меня однажды, почему же медлите сейчас?

В его голосе слышалось отчаяние. Она спустила пистолет с взвода и вернула в кобуру.

– Нет, Бём. Вы предстанете перед судом. Я бы очень хотела вас убить, но это будет эгоистично с моей стороны, не так ли? Столько вдов, матерей, отцов и мужей ждут возможности получить от вас ответы. Я сдам вас американцам.

Он сплёл пальцы, но Нэнси видела, что они дрожат. Она взяла светильник и оставила его в темноте.

64

Уважаемая фройляйн Бём!

Меня зовут Нэнси Уэйк. Я агент, работающий с партизанами маки на юге Франции. Мы только что взяли в плен вашего отца и вскоре передадим его американским властям. Он попросил меня отправить вам это письмо. Я не знаю, что он написал, но могу предположить: в нём про то, что он отдал свою жизнь за идеал Великой Германии, и как много великих вещей он хотел совершить, чтобы защитить вас и ваше будущее.

Ваш отец – чудовище. Человек, застрявший в своем развитии. Несмотря на всё его образование, он ничего не знает о человеческой жизни, о любви. Я видела режим, которому он служит, до начала войны, и в нём не было ничего, кроме жестокости и зверства, которое выдавалось за силу. Это не сила. Это слабость, которая пытается спрятаться, которая обрушивается на других, чтобы спрятать собственный мучительный страх. Думаю, он скажет вам, что патриот. Я же знаю, что он трус.

Он пытал и убил моего мужа. Он убил моих друзей. Он не герой, которого ждут дома. Он и подобные ему причинили невыразимые страдания миллионам женщин, таким, как я, миллионам маленьких девочек, таким, как вы, и, я думаю, мы только начинаем понимать истинный ужас того, что они натворили, прикрываясь наукой и патриотизмом.

Вы молоды. Вы не несёте ответственность за это страдание, но в течение ближайших лет вам нужно будет сделать выбор: испытывать злобу и страх до конца жизни и закрывать глаза на правду или быть сильной, посмотреть ей в лицо и принять участие в построении другого будущего.

С уважением,

Нэнси Уэйк

65

Американцы прибыли на следующий день до полудня и не теряя времени собрали всех пленных. Они также оставили целые повозки с провизией – едой и топливом для возвращающихся в Кон-д’Алье жителей и инженеров-конструкторов, озадаченных восстановлением моста, который только что взорвал Гаспар. А в середине дня до них дошла новость об освобождении Парижа.

Как только пленные, и в их числе Бём, покинули город, напряжение начало понемногу спадать, и в полдень прошли слухи, что мэр организует праздничный приём. Маки приоделись, надели бутоньерки, и каждого из них сопровождала девушка. Вернулся и владелец шато, но не для того, чтобы выгнать их, а чтобы открыть винный погреб и поделиться со всеми его содержимым.

Пожав руки американцам и прочитав последние инструкции из Лондона, Нэнси удалилась в свою комнату и постаралась заснуть. Она давно знала, что Анри мёртв. На самом деле она знала это все последние месяцы, а после велопробега эта уверенность стала абсолютной, но она не хотела принимать её, гнала её прочь, пока вчера Бём не сказал ей правду сам. Сейчас она чувствовала пустоту. Она давно попрощалась с Анри и начала горевать, даже не осознавая этого.

– Нет хандре, маршал! – На закате в комнату ворвался Денден с порозовевшим лицом и довольной и хищной улыбкой.

Она поднялась на локтях.

– Снова помирился с Жюлем, Денден?

Он погрустнел.

– В какой-то мере. Мы снова друзья, но он не смеет…

– Мне не надо было спрашивать, прости.

– Не извиняйся, – замотал он головой, – это его выбор. А теперь будь хорошей девочкой и причешись. У меня для тебя небольшой сюрприз.

Она вылезла из постели, нашла расчёску и помаду. Ужасно жалко, что она тогда выбросила в бездну пудреницу. Может, Бакмастер подарит ей новую, если она попросит вежливо. Нэнси взглянула на себя в покрытое пятнами зеркало на туалетном столике. Наверное, хозяйка часто так же смотрелась в него, надевая на шею бриллианты. Отражение в зеркале было удивительно похоже на Нэнси Уэйк.

– Денден, это было везение?