Бём всем нутром чувствовал, что что-то не так. Он внимательно осмотрел площадь, несерьёзные нагромождения песочных мешков, жалкий взрыв на мосту. Они даже не смогли разместить заряд там, где было больше вероятности нанести какой-то реальный ущерб. Такое впечатление, что они даже не старались. Налёт на лагерь Уэйк был успехом, абсолютным успехом, но он был уверен, что в горах – тысяча человек, а они нашли менее ста тел. Они даже не пытаются… Что-то привлекло его внимание – наверху, из окна колокольни, торчал флаг.

– Это ловушка!

Лицо полковника скривилось в гримасе вежливого скептицизма. Немцы заполнили центр города, перестав стрелять и убрав оружие. Два танка стояли на мосту, ещё три ждали своей очереди на площади. Группа инженеров уже осматривала подбитый танк и оценивала серьёзность повреждений. На площади. У Бёма свело желудок. Танки могут разворачиваться и стрелять на 180 градусов, но, если на верхних этажах домов сидят люди с базуками, это реальная опасность.

– Уводи людей! Уходите! – закричал он в лицо полковнику.

Было слишком поздно.

Нэнси смотрела, как Гаспар взрывает бутафорский снаряд и убегает. Человек рядом с ним упал ничком. Чёрт. Чёрт. Чёрт.

– Нэнси! Смотри, сработало! – Денден схватил её за руку, и она снова направила бинокль на площадь. Она была вся заполнена войсками. Два танка заходили на мост, вокруг них сгрудилась пехота.

– Подожди! – сказала она.

– Но, Нэнси…

– Жди, Денден.

Второй танк уже ехал над водой, а пятый, и последний «Панцер» въехал на площадь. За ним шли армейские джипы, блокируя дорогу.

– Сейчас!

Денден схватился за верёвку колокола, и по всему городу разнёсся тревожный набат. А дальше началось светопреставление.

Все окна третьих этажей, выходящих на площадь, открылись, и сидящие за ними маки начали обстреливать толпу немецких солдат. В тот же момент прозвучала серия взрывов на мосту, от которых затряслась колокольня, и на Дендена и Нэнси посыпалась пыль. Денден кричал от радости. В небо взлетел огромный фонтан грязи и каменной пыли и осел на площади.

Когда пыль рассеялась, Нэнси увидела, что моста больше нет. Два танка лежали в реке на боку. Течение было сильным, и немцы с трудом выбирались из воды. Гаспар обстреливал их из своего укрытия. Те, кому удалось пересечь реку и выбраться, уже побросали оружие и стояли на берегу, подняв руки вверх. Они были слишком напуганы, чтобы помогать своим тонущим товарищам.

Денден снова вскрикнул. Базуки стреляли по «Панцерам». Башенный пулемёт одного из них развернулся и стал стрелять по мясной лавке на первом этаже здания. С невероятным грохотом каменная кладка рухнула на площадь прямо на немецкие войска, находящиеся под домом. Люди начали кричать на командира танка. Затем с противоположной стороны площади в танк прилетели ещё две гранаты, и люди отхлынули от него, как волна. Из щелей обшивки повалил дым. Значит, Рене успешно добрался до второй позиции.

Крики становились всё громче. Пехотинцы бились об стены, бросали оружие на землю, словно оно жгло им руки. Кто-то падал ниц. Нэнси посмотрела на юг. Форнье приводил в порядок хвост колонны, собирая отставших и машины, которые ещё даже не дошли до города. Она узнала его по походке. На груди у него висел «Брен», на спине – винтовка, и он разговаривал с человеком, который шагал рядом. Немцы шли с поднятыми вверх руками, а их оружие валялось на дороге.

– Всё, хватит, – прошептала она, затем моргнула и покачала головой. – Денден, достаточно. С ними покончено.

Он перестал размахивать верёвкой, и звон прекратился. Ливень пулемётных очередей стих, превратившись в редкую дробь. Где-то раздавались щелчки. Вскоре стихло всё. Они оттащили мешок с песком от люка, и Нэнси медленно, неуверенными шагами спустилась вниз. Лодыжки снова начали кровоточить, и только сейчас эта боль пробилась через туман у неё в голове. На площади она не заметила ни одного гестаповца. Может, они были в машинах? Или разведка ошиблась. Господи, как ей надоели эти качели сомнений и надежд.

Денден шёл за ней мимо тел на лестнице и у двери. Они ступили на площадь. Река осталась у них за спиной. Тардиват уже выстраивал немецких офицеров отдельно и давал задание своим собрать немецкое оружие. Маки повалили из домов, направив свои винтовки на съёжившееся войско.

– Мои поздравления, маршал Уэйк, – сказал Тардиват, подойдя к ним.

Нэнси блуждала взглядом по телам – здесь было несколько маки и гораздо, гораздо больше немецких пехотинцев, сложивших голову на этом поле боя. Но ни одного гестаповца она не видела. Сколько всё длилось? Три минуты? Пять?

– Как только разоружите их, организуйте похороны, – поручила она. – Мэр выжил? – Тарди кивнул. – Хорошо. Спроси его, где их лучше похоронить. Размести офицеров в полицейском участке или в шато.

– Нэнси! За спиной! – услышала она голос Форнье.

Она развернулась. Немецкий майор. Он подошёл с реки, как страшное привидение, и стоял в трёх метрах от неё, прицелившись. Значит, вот где я умру. Слава богу, я успела увидеть поражение этих гадов.

Выстрел. Нэнси вздрогнула, но боли не почувствовала. Неужели этот идиот умудрился промазать с такого расстояния? Нет. У него исчез правый глаз, и он замертво упал на живот. Нэнси услышала, как сотня её бойцов тут же схватились за оружие и взвели затворы, нацелившись на дрожащих пленных. Она побежала к ним, подняв руки.

– Нет! Ребята! Со мной всё в порядке. Посмотрите на меня! Мы это сделали!

Она шла по лезвию ножа. У маки бурлила кровь, и среди них не было ни одного, кто бы не видел сожжённую ферму друга или не потерял родственника. Они все слышали истории об убитых женщинах и детях, о дикой жестокости гестапо в эти последние месяцы. Но нет. Не сейчас. Она не может допустить, чтобы они разбили немцев и сразу превратились в них же.

Нэнси влезла на танк, откуда все могли её видеть. Давай, Нэнси. Ещё один раз. Найди слова. Она широко раскинула руки.

– Маки! Слушайте меня! Эти люди – ваши пленники. Вы победили! Вы выиграли, вы освобождены. Франция свободна! Войска, захватившие вашу страну, – у ваших ног, просят пощады. Будьте людьми!

Пожалуйста, послушайте. Пожалуйста, пожалуйста, ради всего святого, пожалуйста, послушайте. Это день должен стать днём победы, праздником, а не днём расправы над пленными, за который им будет стыдно долгие годы.

– Послушайте меня! Будьте лучше обычных людей! Будьте маки!

Один. Второй. Медленно, один за одним они опускали оружие. Справа от неё немецкий рядовой, совсем юный, в лучшем случае семнадцатилетний мальчик начал плакать. Его более старший товарищ, глядя на направленную на него винтовку, обнял его. Дуло опустилось.

Она обернулась на другую сторону реки, откуда прилетела пуля, спасшая ей жизнь. Там стоял Гаспар, с винтовкой наперевес. Он поднял руку и поприветствовал её.

63

Большую часть пленников, разоружив, разместили в городе и в самом замке. Их поделили на небольшие группы, каждую из которых охраняли маки, которые, по мнению Нэнси, были способны не напиться и не устроить кровавую месть до прибытия союзников. По-прежнему не было обнаружено ни одного гестаповца, но, возможно, они прячутся среди рядовых. Скоро она узнает. До появления американцев она каждому из них посмотрит в глаза. Но сначала ей нужно обеспечить сохранение мира, гарантировать, чтобы день победы не перетёк в ночь расправы.

Нэнси и Форнье вернулись в большой зал шато и, поставив на стол бутылку бренди, составили план действий на ближайшие недели. К ним уже начали приезжать делегаты из других городов и коммун и спрашивать, можно ли прислать представителей для участия в церемонии благодарения за их освобождение. Денден спрятался в каком-то потайном углу и исступлённо обменивался сообщениями с Лондоном азбукой Морзе.

– Сначала мы проедем по коммунам, пострадавшим от карательных расправ. Затем – в дома погибших маки, – сказала Нэнси и достала из кармана гимнастёрки блокнот.