– Да, договорились.
Он не смотрел ей в глаза, и это ей не нравилось. Она встала на ноги, схватила его за волосы на загривке и дернула так, что теперь его единственный глаз смотрел прямо на неё и читал прямо по её алым губам.
– Повтори, сукин ты сын. И повтори чётко.
Он больше не сопротивлялся.
– Да, командир.
Она пригладила ему волосы и похлопала по плечу. Судя по отчётам, он мужественно бился и вдохновлял на бой своих людей. Ей было нужно, чтобы он подчинялся ей, но она не желала выбивать из него всю агрессию.
– Тогда, я думаю, нам стоит это отпраздновать. Ты с нами?
39
Вечеринка была устроена в честь их благополучного избавления от СС, в память о погибших братьях и в ознаменование союза между отрядами Форнье и Гаспара. Спонсором алкоголя и еды выступил дядя Бакмастер и Банк Англии. Эсэсовцы вернулись в свои казармы в Клермон-Ферран. Маки же пошли по деревням и дорого выкупали у жителей весь алкоголь, хлеб и сыр, что был у тех в наличии, и тем самым давали местным понять, что согнать их с мест эсэсовцам будет не так легко. Распираемые самоуверенностью и пачками франков, которыми их снабдила Нэнси, они ходили по деревням, как герои, и вернулись, сгибаясь под весом своих приобретений.
Нэнси на несколько часов сомкнула глаза на шёлковой подушке в автобусе и, выйдя из него вечером, сразу услышала доносящиеся из лагеря громкий смех и разговоры. Она причесалась, нанесла помаду и пошла наверх. Её приветствовали. Отовсюду доносилось «австралийский ангел», «мама Нэнси», «глас божий» и «командир полка».
Сегодняшняя битва с каждым часом обрастала подробностями и успела превратиться из чуть ли не поражения в абсолютнейшую победу. Складывалось впечатление, что Нэнси и Гаспар с самого начала работали вместе и успешно заманили нацистов в ловушку.
Отлично. Вера в это никому не помешает, и, если люди Гаспара решили, что она – талантливый тактик, ведьма и прорицательница при Гаспаре, ей это вполне подходит. Она заняла место с краю между Денденом и Тарди. Гаспар сел на противоположном конце. Как только ей передали бренди, она встала и попросила тишины.
– Наслаждайтесь, ребята, потому что это может быть ваш последний ужин, – сказала она, и все засмеялись. – Я поднимаю тост за тех, кто так и остался на вершине. За достойных сынов Франции!
Она подняла стакан, и остальные сделали то же самое, но после тоста она не стала садиться, и все снова замолкли.
– Очень скоро мы получим задания и начнем настоящую битву за нашу родину. Думаю, в каком-то смысле это делает нас одной семьёй.
– За семью!
– Но помните, мальчики: то, что я сука, не означает, что я ваша мать. Если я ещё раз услышу, что кто-то зовёт меня «мама Нэнси», я этого человека застрелю лично. За победу!
– За победу!
Чёрт! Алкоголь оказался крепким. Тосты лились один за другим, потом начались песни и снова тосты. Кто-то поставил перед ней тарелку с мясом и тушёными овощами, и, попробовав, она не могла не признать, что блюдо очень вкусно. Тардиват увидел её выражение лица и рассмеялся.
– Тарди, кто это сделал?
– Взгляни вот туда.
В темноте, за костром, какие-то люди трудились на походной кухне. Один из них был в белой форме шеф-повара.
– У нас здесь настоящий повар?
– Это двоюродный брат Гаспара. Он вызвался приготовить нам нечто съедобное на вечер.
Она покачала головой и с удовольствием съела ещё одну ложку жаркого.
– Всё меняется, Нэнси. Народ теперь за нас, – сказал Тарди.
– Ещё бы! Вы же перестали у них куриц таскать, – усмехнулась она.
Еда закончилась, но выпивка – нет. Шеф со своими помощниками ушли домой, а маки снова собрались вокруг костра. Нэнси отошла в лес по-маленькому, а когда вернулась, напевая себе под нос гимн партизан, всё было уже не так. Что-то происходило. Люди выбивали на камнях ритм, а Гаспар стоял у огня, расстегнув рубашку, и держал в руке большой нож.
– Что им мешает уже начать трахаться?
Нэнси оглянулась посмотреть, кто это сказал. Конечно же, Денден, хмуро наблюдающий за ними из темноты.
Когда она снова повернулась к Гаспару, он уже делал у себя на груди поперечный надрез. Оттуда сразу закапала кровь, и он заревел. Ритм ускорился, и маки стали друг за другом подходить к нему, обмакивать пальцы в его кровь и рисовать у себя на лице линии, издавая при этом воинственные крики. Те, кто не бил в камни, вскочили на ноги и зашлись в своеобразном танце – они топали, широко расставляя ноги, дёргаясь всем телом, и каждый издавал при этом свой собственный клич.
– Какая гадость! Нэнси? Ты куда? – воскликнул он, увидев, что она тоже пошла к костру.
Она проигнорировала его и, гордо прошествовав к Гаспару, оттолкнула его помощника, который чуть не упал в траву. Гаспар улыбнулся, а Нэнси обмазала пальцы его кровью и тоже нарисовала у себя на лице линию. Глядя друг другу в глаза и стоя лицом к лицу, они закричали друг на друга. Маки загорланили и завопили, а ритм зазвучал ещё быстрее и громче. Нэнси выхватила у ближайшего к ней маки бутылку и снова исчезла в темноте.
Она видела, что Денден смотрит на неё, и сделала вид, что не заметила омерзение и удивление, отразившиеся у него на лице.
Часть III
Июнь 1944
40
Прошлое осталось в прошлом. Месяц рос, а значит, скоро в ответ на поток запросов Дендена, которые он набивал и отправлял с высоких точек плато, с неба спустится новая партия контейнеров. Щедрость Лондона не знала границ, но Нэнси нужно было соизмерять свои аппетиты со скоростью, с которой маки могли собрать контейнеры и исчезнуть вместе с ними во мраке ночи, прежде чем их обнаружат немецкие патрули. Затем оружие нужно было обезжирить и научить людей Гаспара собирать и разбирать его. Денден помогал обучать людей работе со взрывчатыми веществами, а Тардиват тестировал новые зажигательные трубки и нелестно отзывался об их надёжности. Лондон регулярно менял список целей, которые нужно будет поразить в день «Д», а Нэнси в ответ предлагала свои изменения и дополнительные объекты.
Ожидание давалось партизанам тяжело. Люди Гаспара мечтали отомстить за своих друзей, убитых во время рейда СС, и Нэнси понимала, что нужно дать им возможность выпустить пар, иначе придётся тратить всю свою энергию на их сдерживание.
По этой причине она продолжала разрешать регулярные вылазки маленьких диверсионных групп. Передвигались они теперь на одном из двух газогенераторных автомобилей, прятали его в сарае или конюшне и устраивали засады небольшим патрулям. Тардиват научил их натягивать мины-растяжки между придорожными деревьями, если они знали, что по этой дороге едет патруль. Взрыв обычно выводил из строя первый автомобиль, а затем группа обстреливала остаток патруля из новеньких «Бренов» и исчезала в бескрайней сельской местности.
С каждой успешной вылазки они возвращались опьянёнными победой, а немцы теперь избегали просёлочных дорог. Нэнси старалась улучить любую возможность поспать и замечала только, что температура воздуха постепенно повышается.
Первого июня Денден разбудил её, когда она всего лишь на двадцать минут провалилась в глубочайший и блаженнейший сон. Ей снилась её марсельская кровать. Она бросила в него свою подушку, но он, гад, поймал её и бросил в неё.
– Не истери, ведьма! Нас кое-кто зовёт!
– Мне всё равно. Скажи немцам, пусть приходят завтра, мне нужно поспать.
Она снова положила подушку под голову и закрыла глаза. Тогда Денден опустился на колени и прошептал ей в ухо:
– Les sanglots longs des violons d’automne[1].
Нэнси распахнула глаза и села.
– Серьёзно?
Он кивнул.
– Наконец-то, Денден! Они в пути. В течение двух недель?
Сон как рукой сняло. Строчки стихотворения Верлена являлись сигналом, что день «Д» был близок как никогда, и эта новость подействовала на неё, как восемь часов сна и холодный душ. Денден засмеялся.