– Капитан! Запад! – заорал Матео, повернувшись назад.

Нэнси оглянулась. Группа немцев лезла через парапет, пытаясь обойти их с фланга. Она начала стрелять по ним, а Хуан бросил последнюю гранату. Она приземлилась прямо по центру первой группы.

– Бежим! – Она била Жан-Клера в спину до тех пор, пока он не вышел из ступора и не побежал с Хуаном вверх, к границе леса. Она кинулась следом. Как только они укрылись в густой растительности, первые немецкие бомбардировщики пролетели над ними в сторону лагеря Гаспара.

38

Когда Нэнси со своей группой вернулась в лагерь, Денден уже провёл сеанс связи и помогал обрабатывать раны пострадавших. Матео полтора километра тащил по лесу оглушённого и истекающего кровью Жюля, но остаток пути тот смог преодолеть на своих ногах – с повязкой на глазах и с поддержкой Жан-Клера, который вёл его за локоть по неровной поверхности. Нэнси отправила остальных есть и отдыхать и привела Жюля в шатёр – строение из сосновых брёвен и с брезентом вместо крыши, служившее им лазаретом. Здесь они нашли Дендена, который занимался ранеными, и Нэнси заметила, что при виде Жюля у него на лице промелькнули шок и страх. Он подвёл раненого к лежанке, и Нэнси пошла за ним.

– От Форнье пока ничего не слышно, – не оборачиваясь, сказал Денден, когда Жюль сел. Нэнси кивнула. Раньше темноты его и не ждали. – Но два патруля Тардивата забросали гранатами и расстреляли колонну, задержав её на целый час на узком участке около Полака-ан-Маржерид.

– Войска СС? – спросила его Нэнси, пока Денден снимал повязку. Парень дёрнулся от боли, и Денден положил руку ему на плечо.

– Нет! А вы наткнулись на СС?

– Их была тысяча, Денис! – сказал Жюль с чувством глубокого удовлетворения. – Капитан Уэйк обезвредила танк!

Денден фыркнул и осторожно осмотрел глаза Жюля.

– Да, конечно, пилкой для ногтей и строгим выговором. А теперь молчи.

– Гранатой Хокинса и дубом, как и полагается в таких случаях, – сказала Нэнси. – А нет ли известий с горы Муше?

Денден начал вымывать из глаз Жюля грязь и пыль.

– Почти нет. Гаспар явно принял меры предосторожности вопреки всему, что наговорил тебе в лицо. Повсюду только и слышно про их «яростное сопротивление». С тобой всё будет хорошо, мой мальчик, – сказал он Жюлю, взяв его за подбородок. – Скоро ты снова сможешь увидеть моё красивое лицо.

Жюль облегчённо расслабил плечи.

– Нэнси, пойди и отдохни. До вечера мы ничего нового не узнаем. За Жюлем я присмотрю.

Когда он это сказал, она ощутила, что измождена до предела.

– Ты молодец, Жюль. Вы с Жан-Клером молодцы, – сказала она, сжав его плечо, и пошла поискать угол, где можно поспать. Уже почти стемнело.

Следующие двадцать четыре часа слились в вереницу отчётов, приказов и экстренных налётов на немецкие войска по ходу их продвижения. В два ночи Форнье пришёл к ней в автобус и сорок минут без перерыва рассказывал о своих успехах на северном направлении. Затем они вместе выпили полбутылки бренди, строя планы на следующий день. С наступлением темноты немцы немного отступили, но уже на рассвете снова штурмовали гору Муше, то и дело наталкиваясь на мины-ловушки и обстрел со стороны бойцов Нэнси, скрывающихся в лесах. Когда же они наконец добрались до вершины, в дымящихся развалинах лагеря их ждали только трупы. В середине дня Жан-Клер пришёл к Нэнси и доложил, что Гаспару удалось бежать и Тардиват ведёт его в лагерь.

По словам Тардивата, Гаспар попросил – не потребовал – встретиться с ней. Она приказала привести его в автобус и обращаться с ним вежливо. Затем она заставила его ждать. Это произошло бы в любом случае – сейчас ей необходимо было навестить остальных раненых и поговорить с информаторами. Она передвигалась по лагерю так, чтобы её видели маки Гаспара, а её маки довели до сведения каждого из них, что Гаспар был предупреждён о налёте и что они обязаны своими жизнями Нэнси и её операции «Неблагодарные ублюдки». И что бренди, которое они пьют, и еда, которую едят, – это подарок от неё.

При этом было очевидно, что люди Гаспара дрались, как львы. Этого у него – или у них – было не отнять. Она узнала, что после её визита он расставил мины-ловушки, удвоил патрули и отправил в город лазутчиков, так что некоторое подтверждение они получили. Самолёты разбомбили их лагерь, все их удобные бараки и склады, но люди к тому времени уже успели спрятаться в лесах. Их эвакуация была медленной и плохо спланированной, но они ушли строем и достигли безопасной зоны лагеря Форнье. Окровавленными, усталыми и в лохмотьях, но большинству из них удалось спастись. Семьдесят человек погибли, а пятьдесят были слишком тяжело ранены, чтобы в следующие несколько недель принимать участие в боях. Разведчики доложили ей, что эсэсовцы потеряли более двухсот человек погибшими и что сегодняшний и завтрашний день уйдут у них на то, чтобы спустить убитых и раненых с гор.

Тардиват ждал её у автобуса и поднялся внутрь вместе с ней. Гаспар неуклюже сидел на подушках. Тардиват сел рядом и откинулся назад – вальяжно, по-мужски, с загадочной улыбкой на лице. Нэнси не присела и не сказала ни слова. Она взяла расчёску, поставила на полку пудреницу и начала укладывать волосы, после чего достала из кармана помаду и аккуратно нанесла на губы. В такой обуви её никогда бы не пустили в парижское кафе, но с таким лицом – да. Только закончив приводить себя в порядок, она села напротив Гаспара.

– Ты знаешь, чем отличаются мужчины от женщин, Гаспар? И только не говори мне, что грудью, – улыбаясь, спросила она.

– Да пошла ты, – зашипел он.

Тардиват нанёс ему удар сбоку по касательной. Гаспар испепелил его взглядом, но в ответ не замахнулся. Этим было сказано всё, что она хотела знать.

– Видишь? – тихо сказала она. – Мужчины решают проблемы силой. Немцы применили силу к тебе, и теперь ты здесь. Ты применял силу ко мне, и теперь мои мужчины хотят повесить тебя на самом высоком дереве. – Тардиват фыркнул в знак согласия, и на лице Гаспара отразилось замешательство. – К счастью для тебя, Гаспар, – продолжила она, – я в последнее время размышляю о том, как решают проблемы женщины. Мы делаем это через разговор – мы говорим о наших самых неприятных чувствах. Сейчас ты чувствуешь страх. И злость, конечно же. Ещё ты гордишься своими бойцами, и это совершенно справедливо. Но самое глубокое твоё чувство – стыд. Мы оба знаем, как больно жжёт эта язва. Когда-то ты вызвал во мне точно такие же чувства. И я могла бы пойти на рожон и остаться в твоем лагере, пока меня кто-нибудь не убил. Могла бы умереть со стыда. Но так умирать – до стыдного глупо, согласен?

Гаспар облизал губы и кивнул.

– Хорошо. Потому что день «Д» приближается, и мне нужны все бойцы, каких я только могу найти. У меня есть инструкции из Лондона, на какие объекты нападать и когда. Мне нужны твои люди, чтобы выполнить эти задания. Мне нужен ты. Вместе мы остановим продвижение немецких войск и обеспечим союзникам во Франции надежную опору. В этом заключается наша роль. Её-то мы – ты и я – и сыграем в деле освобождения Франции. И никаких решительных сражений стенка на стенку, никаких героических актов. Только продуманная, выверенная с хирургической точностью подрывная деятельность. Потому что сейчас речь не идёт про роль отдельных личностей. Здесь, мать её, война.

Он ничего не сказал. И это хороший знак. Теперь осталось правильно завершить разговор.

– Всё, что от тебя требуется, – принять, что теперь я твой командир. Ты – майор, значит, я кто? Полковник. Делай что тебе говорят, и получишь всё необходимое оружие и амуницию. Пластита будет столько, что можно будет взорвать все мосты и железнодорожные станции на тридцать километров вокруг. Денег будет столько, что вы сможете есть, как маленькие цари. Ну что, договорились?

Он смотрел на неё, и Нэнси думала, кого же он сейчас в ней видит. Вчера, когда она прибежала к ним в лагерь, он видел в ней ту же самую девочку, что и в её первый день во Франции, – дилетантку из Англии, прибывшую поиграть в игры за его страну. Теперь же он должен увидеть, что она уже не та девочка. С тех пор она собственными руками убила человека, заслужила доверие и веру таких же маки, как и он сам, спланировала и провела операцию, которая сохранила жизни его людям.