– Я скучаю по нему, – призналась она, глядя в землю и удивляясь, что озвучила правду. Через несколько секунд она подняла голову и увидела, что Джонас рассматривает ее, и на его лице отражается как сочувствие, так и легкое недоумение. – Мы через многое прошли, и я… я по нему скучаю.
– Когда ты сюда прибыла? – спросил Джонас.
– Сейчас. В смысле, прямо перед тем, как пришла к тебе. Может, час назад?
Здесь время вообще измерялось часами?
Джонас нахмурился еще больше.
– И ты пришла сразу сюда, ко мне? У тебя нет семьи, которую ты хотела бы повидать? Людей, которых ты думала, что никогда не увидишь?
Дилан отвела взгляд, слегка стыдясь правдивого ответа.
– Я не хочу их видеть. Я хочу видеть Тристана.
– Что произошло во время твоего путешествия?
– Что? – Дилан повернулась к Джонасу, его вопрос завел ее в тупик.
Он прислонился к машине, над которой работал, скрестил руки на груди и пытался понять.
– Когда я встретил Хенрика – прости, твоего Тристана, – исправился он, заметив гримасу на лице Дилан, – то тут же понял, что умер. Я почти сразу осознал, кто он такой и что случилось. И был рад компании для такого путешествия, но мы разошлись, когда оно закончилось. Вот и все. Я пошел дальше, он отправился к другой душе. Если я и думаю о нем, то с теплотой. Но не могу сказать, что скучаю по нему.
Дилан разочарованно уставилась на него. Он не понимал. Не мог понять. На самом деле она могла пройтись по всем именам в книге Тристана и не найти ни одной души, которая испытывала бы к нему такие же чувства и понимала бы эту терзающую боль, когда словно лишаешься жизненно важной части своего тела.
Эта мысль как утешала, так и вгоняла в депрессию. Дилан развернулась к Джонасу боком. Он до сих пор наблюдал за ней с жалостью в глазах, и ей было больно видеть в них свое грустное отражение. Теперь ей очень хотелось как можно скорее уйти от него, найти укромное местечко и разобраться с ворохом мыслей, парализующих мозг.
– Слушай, спасибо, что выслушал меня. Я… позволю тебе вернуться к машине. Ты ее чинишь?
– Да. – Джонас озорно улыбнулся, пухлые щеки почти скрыли глаза. – При жизни я всегда хотел машину. – Его выбор слов ошеломил Дилан, но она сохраняла бесстрастное выражение лица. – Теперь могу играть во все, во что захочу. Хотя мне кажется, она будет работать, что бы я с ней ни делал. Но мне нравится притворяться, что я вношу свой вклад. Я был так рад, когда совершил переход и увидел ее, что сначала не заметил, что вернулся в Штутгарт! – Он чуть грустно улыбнулся Дилан. – Вот что есть интересного в этом месте – возвращаешься домой.
Дом. Опять это. Дилан помрачнела и раздраженно сжала губы.
– Я не пойду домой.
– В каком смысле?
Джонас посмотрел на нее с прищуром.
– Из комнаты записей ведь можно попасть куда угодно?
– Ну да. – Джонас все еще выглядел растерянным. – Но когда ты пересекла линию в пустоши… – Он замолчал и посмотрел на нее, склонив голову. – Ты не пошла домой?
Настала очередь Дилан приходить в недоумение.
– Я так и осталась в том месте, что похоже на пустошь.
– Ты уверена? – давил он.
Дилан выгнула брови. Она была чертовски уверена.
– Абсолютно. Я стояла на том же самом месте. Только Трис… мой проводник исчез.
– Это неправильно, – сказал Джонас, на лбу появились морщины. – С кем бы я ни разговаривал про их первый момент после перехода – моя семья, друзья, – все происходило в том месте, которое они считают домом.
Дилан не знала, что сказать. Наверное, она должна переживать из-за того, что не вернулась к себе домой или к бабушке.
Но она не переживала. Наоборот, чувствовала себя спокойнее. Она должна быть с Тристаном, вот что твердил ей мозг. Как бы она ни презирала пустошь – холод, ветер, горы! – именно там ей место.
Но не здесь. Она не вписывалась, как и всегда.
– Я не должна быть здесь, – пробормотала она скорее самой себе, чем Джонасу. И отстранилась от него. Ей хотелось остаться одной. Чтобы подумать, поплакать. Она продолжила с притворной веселостью: – Ну, развлекайся со своей машиной. Еще раз спасибо.
Дилан отошла прежде, чем произнесла последние слова, и пошла искать цветочные горшки и табличку с цифрой девять.
– Эй! Подожди!
Раздраженно прошипев сквозь стиснутые зубы, Дилан остановилась и настороженно развернулась.
Джонас оттолкнулся от машины и сократил расстояние между ними. Беспокойство состарило его лицо, отчего он выглядел почти как взрослый.
– Ты же не будешь пробовать? – произнес он так тихо, что Дилан еле расслышала.
– Пробовать что?
Он перед ответом посмотрел направо и налево. Дилан заинтригованно вскинула брови.
– Вернуться, – проговорил он одними губами.
– Что? – грубо спросила Дилан и быстро подошла к нему. – В каком смысле, вернуться?
Вернуться куда? В пустошь? Он имел в виду, что есть способ?
Джонас цыкнул на нее, сделал предупредительный жест руками и осмотрелся. Дилан проигнорировала его панику, но понизила голос, чтобы повторить свой вопрос.
– Что ты подразумевал под «пробовать вернуться»? Я думала, вернуться невозможно?
– Невозможно, – ответил Джонас, но выглядел как-то подозрительно.
– Но… – подсказала Дилан.
– Но ничего. – Джонас попытался отступить, но Дилан ему не позволила, следуя за ним по пятам.
– Кто-то пробовал? – догадалась она. Озарение снизошло с быстротой молнии. – Вычеркнутые имена!
Она ошибалась? Это не те души, что потерялись по пути сюда, а те, что пытались выбраться? Возможно.
– Ты не можешь вернуться, – повторил Джонас слова Келуса, словно этот ответ в нем укоренился, но не смог скрыть многозначительного выражения лица.
– Как они это сделали? – спросила она, снова двигаясь вперед.
Немец молчал.
– Как они это сделали, Джонас?
Он сжал зубы, размышляя.
– Я не знаю.
Дилан проницательно посмотрела на него, внезапная надежда стерла всю ее стеснительность.
– Ты врешь.
– Не вру, Дилан. Я не знаю, как это делается. Но знаю, что это – самоубийство.
Дилан горько рассмеялась.
– Я уже мертва.
Он пристально посмотрел на нее.
– Ты знаешь, что я имею в виду.
Она задумалась. Мертва. По-настоящему мертва. Исчезла. Это страшно; ее сердце заколотилось в груди. Но потом… Какой смысл оставаться здесь? Да, в итоге Джоан, ее папа, Кэти тоже совершат переход. Она могла вернуть свою прежнюю жизнь или ее странную версию. И могла быть такой же одинокой, такой же несоответствующей, как и прежде, до пустоши.
Зачем же ждать этого целую жизнь? Если бы она знала, что Тристан придет к ней, то, возможно, и задержалась бы. Но этому не бывать. Он никогда не придет. Эта мысль вызвала такую тоску, что она закрыла глаза. Тристан. Она до сих пор помнила, как обжигали его губы, как обнимали руки. Какая ирония, что в этот момент она ощущала себя как никогда живой.
Стоило ли рисковать забвением, чтобы снова это почувствовать?
Да.
– Как ты можешь быть уверен, если даже не знаешь, как это сделать? – сказала Дилан. Она решила не бояться негативного отношения Джонаса, ведь он дал ей надежду, за которую можно было бы зацепиться.
– Нет, Дилан. Ты не понимаешь, – парень покачал головой и поднял руки. – Здесь есть души, которые веками наблюдали переходы. Они знают сотни, а то и тысячи душ, которые пытались пробраться обратно, чтобы вернуть свою жену или детей. И никто из них больше здесь не появился, чтобы об этом рассказать. Ты видела демонов, знаешь, что они делают.
Дилан задумчиво покусала губу.
– Откуда ты про них знаешь? Про тех, кто пытался?
Он небрежно махнул рукой:
– Слухи.
Слухи. Она сделала шаг вперед и впилась в него глазами. Джонас попытался отступить, но было некуда. Дилан сердито смотрела на него.
– Слухи от кого?
23
Она жила в деревянном здании – которое Дилан могла охарактеризовать лишь как лачугу, – окруженном милями плоской равнины. Изолированное и дикое место с тявкающими собаками и проплывающими над головой грозовыми облаками. Элиза. Самая старая душа, известная Джонасу. Если кто и мог дать ответы, так это Элиза.