– ...господин Кел-шин! Поднимайтесь сюда! Это же ваш подарок всем нам. Не могу представлять его без вас. Просим вас, просим! – господин Эн захлопал, и господину Кел-шину пришлось подниматься по ступеням под стройный треск аплодисментов. Он обменялся рукопожатиями с хозяином приема и подошел к накрытому тканью силуэту.
– Благодарю за добрые слова. Думаю, не стоит мучить наших друзей загадками.
Одним движением он сорвал простыню, и удивленный вздох Уна затерялся в удивленном хоре толпы. На большом бревне, украшенном сухим мхом и листьями, вырезанными из гофрированной бумаги, замер, точно затаившись перед прыжком, огромный черный кот. Чучельник оставил ему дикий оскал, но прижал уши к загривку. Сколотый правый рог на широком лбу зверя он, к счастью, не тронул и не попытался заменить его какой-нибудь фальшивой нелепицей. Кот был матерым и злым и заслуживал оставаться таким и после смерти. Только глаза его получились ненастоящие, слишком яркие, как две желтые пуговицы. Нет, пока эта махина дышала, глаза были другие, темные, напоминавшие обожженную глину. Ун хорошо запомнил эти глаза, пока целился.
– Я бы сказал, что горжусь этим трофеем, – сказал господин Кел-шин, улыбаясь, – но, на самом деле, его подстрелил мой друг. И знаете, шкуру он почти не испортил, а вот веселье – даже очень. Все-таки на охоту мы с ним, наверное, больше ходить не будем.
Гости засмеялись.
– Он сказал, что если я не возьму с собой проводника, то он никуда не поедет. Я собирался выслеживать этого зверя минимум четыре дня, а норн-следопыт вывел нас к его логову в первый же полдень. А вы ведь понимаете, в охоте все удовольствие не в стрельбе и не в добыче!..
Ун бы сейчас многое отдал, чтобы уметь скрывать свои чувства так же надежно, как это делала Текка. Он чувствовал, как досада и раздражение делают его лицо жестким. За время своей недолгой службы в добровольных помощниках, он так и не смог полюбить лес, но научился его уважать и понял, как легко в здешней чаще заблудиться, наткнуться на гнездо ядовитых ос или снять ботинок всего на пару минут, а потом найти внутри серебристую гадюку.
Да, он настоял, что Варран должен поехать с ними на охоту, и не жалел об этом.
– Плохой знак.
– А? – Ун не сразу понял, что Текка заговорила с ним. Она вообще говорила редко, и еще реже сама начинала беседы. – Ты о чем?
– Дикий кот был на знаменах серошкурых, – сказала ведьма, – то, что ты убил зверя, это хорошо, Повелителю угодна жертва, принесенная рукой его слуги. Но сохранять обличье злому символу – кликать беду.
Ун пожал плечами. Текка часто не видела ничего страшного в самых диких порядках, и при этом сердилась на самые невинные и простые вещи.
– У них на знаменах были другие коты, степные, серые. С круглыми рогами...
– Это не важно, – перебила его ведьма, – символ есть символ.
– В каждом музее естественной истории стоит по два и три таких «символа», и за последние сто лет они ничего не смогли сделать. Но если хочешь, попроси господина Кел-шина, он скупит их тебе все до одного и устроит самые большой чучельный костер в истории.
Ведьма отвернулась, и Ун не понял, показалось ему или она и правда не сдержалась и раздраженно фыркнула.
– Вы, значит, подстрелили эту зверюгу? – справа от Уна подался вперед улыбчивый раан средних лет. Кажется, этот все о чем-то шутил с господином Кел-шином, когда подходил поприветствовать его.– Простите мое любопытство, я краем уха услышал ваш разговор с... эм... вашей спутницей, – он опасливо покосился на Текку.
– Да, я стрелял, – сказал Ун. – Но выманивал кота сам господин Кел-шин.
Раан заулыбался еще шире.
– А что господин Кел-шин предпочитает охоту на зверя или птицу?
– Да отстань ты от него, – заворчал делец, жаловавшийся на опоздавший поезд, – замучил всех со своими вопросами.
– Замучил! – протянул улыбчивый раан. – Скажешь тоже. Я просто хочу узнать все, перед тем как приглашать господина Кел-шина на загон. Если он больше любит ходить на птицу, то, конечно, и беспокоить его смысла нет. Я же не дурак тратить время такого раана!
Делец втянул голову в плечи, так что жирная шея начала давить на воротник рубашки, и потер серое пятно, покрывавшее его нос и половину левой щеки.
– Опять ты со своим загоном. Нехорошо это.
– Почему? – улыбчивый искренне удивился. – А что ты предлагаешь? Выгнать старых прирученных полосатых в лес? Это, по-твоему, хорошо? Смотреть, как они будут медленно дохнуть от голода и гнить в каждом ручье? Отчнись, они без нашей кормежки и дня не протянут. Жестоко – бросать их вот так. Двадцатый зверинец все, закрывают, ты тут ничего не сделаешь. Всех молодых оттуда увезут через две недели. А куда стариков девать? Или ты их всех себе заберешь? И кстати что б ты знал, восьмой зверинец тоже закроют через полгода. Решение уже принято.
– Все равно это нехорошо, – угрюмо повторил делец, а Ун почувствовал, как волосы на затылке становятся дыбом.
– Да объясни ты, что тут плохого! – наигранно возмутился улыбчивый.
– Как их стрелять, – делец мрачнел все сильнее и сильнее, – они же, ну....
Он замолчал, а Уну захотелось пнуть его по жирной ляшке, да посильнее.
– Это просто звери, – сказал он, и голос его вдруг стал низким и тяжелым.
Делец уставился в землю:
– Да, звери. Но они... они слишком похожи на серошкурых, – наконец-то выдавил он. – Как их таких стрелять?
Улыбчивый мгновенно оживился:
– А ты, значит, вечерами почитываешь статьи профессора Шора в «Вестнике»?
– Кого? – делец нахмурился.
– О! Понятно, – улыбчивый едва ли не закатил глаза. Ун постарался не выказать своего удивления, он тоже слышал это имя впервые. – Действительно, и кто такой этот профессор Шор! Всего лишь друг его величества, наставник принцев и глава Столичного института исследований. Такая незаметная личность! Так вот будет тебе известно, он недавно опубликовал начало большой работы в «Вестнике». И там вполне основательно утверждает, что серошкурые, скорее всего, точно такое же дрессированное зверье, как и полосатые. Это пока что только начало его изысканий, но если все подтвердится, нам больше не придется волноваться о вымирании полосатых. И зверинцы у нас будут как раз готовы...
– Профессор Шор несет бред каждый раз, когда открывает рот, – господин Кел-шин вернулся к ним, пройдя сквозь поток гостей, уже устремившихся к чучелу и к хозяину дома. – Не повторяйте его больные фантазии. Где сорены и где полосатое зверье.
– Простите, господин Кел-шин, просто, ну... правда же... они очень похожи... – виновато забормотал улыбчивый. Здесь он не врал. Полосатые были чертовски похожи на серошкурых. Да и на остальных... Ун почувствовал, как повязка начала намокать от выступившей крови и заставил себя разжать закаменевшие, точно сведенные судорогой пальцы.
– Не желаю ничего слышать об этом психе. Текка, Ун, идемте.
Они оставили дом позади, господин Кел-шин направился в западную часть парка, где газон укрывала густая тень живой изгороди. Наверное, он хотел отдохнуть от толпы, но такая роскошь высокородным была недоступна. Они не просидели на траве – а господин Кел-шин как-то очень пристрастился к такой манере отдыха – и десяти минут, как вокруг начала собираться большая компания. Сначала неподалеку развернули одно покрывало для пикника, потом еще и еще, появились даже раскладные столики и еда. Сам господин Кел-шин был этим недоволен, взгляд его стал тяжелым, но столичная выучка делала свое дело, и высокородный разговаривал с Уном, обращаясь, на самом деле, к Текке, как будто рядом никого не было. Текка тоже была безразлична ко всему происходящему вокруг и как всегда взялась за свои резные кости, выискивая в складывавшихся на платке узорах какие-то знаки. Она даже не замечала, что превратилась в новое кошачье чучело, и что теперь рааны и полурааны, вдоволь насмотревшиеся на господина Кел-шина, то и дело пялятся на нее с неприкрытым чуть испуганным любопытством.
Ун бы отдал многое за хладнокровие своих спутников. Пусть пристальное внимание задевало его лишь по касательной, но и этого было слишком много, и он не знал, куда себя деть. Надо было бы уйти, но тогда Текка увязалась бы следом, как же злила эта привязчивость, а за ней увязался бы господин Кел-шин, а за ним, наверняка, потянулись бы и гости. Получилась бы ужасно пошлая комедия. Нет, если он не хотел бросить в грязь последние остатки достоинства своего земляка, ему придется потерпеть.
