Каст, всегда бдительный, наблюдал за происходящим из-за одностороннего зеркала, его рука никогда не отрывалась от его оружия. Его знания протоколов безопасности Шпиля, его персонала и сложной сети отношений внутри его стен, основанные на годах как солдата и наблюдательного члена его сил безопасности, оказались бесценными. Он дал представление о людях, которых допрашивали, их репутации, их связях, их потенциальных мотивах. Каст прожил свою жизнь на Кузняграде, служа этому Улью, и сделал бы все, чтобы защитить его от тех, кто пытался причинить ему вред, даже если это означало предать других членов СПО, которые отпали от света Императора.
По мере того, как день клонился к вечеру, начала проявляться тревожная картина. Под внешним видом имперского благопристойности, под позолоченной поверхностью вежливого общества, за позолоченной клеткой, в которой жили эти люди, гнила паутина секретов и лжи, становясь больше с каждым мгновением. Казалось, каждый член персонала Торна что-то скрывал. Какой-то тайный стыд, какой-то скрытый порок, какой-то поступок, который они хотели скрыть от взора Императора, какие-то амбиции или личные недостатки, все, что можно было бы использовать, чтобы манипулировать ими или контролировать их, принуждать их к актам мятежа, ереси. Именно такое давление так часто позволяло тем, кто служил Губительным Силам, вторгаться в миры Империи, пытаясь отвратить его граждан от их истинной цели.
Один говорил о тихих спорах в кабинете губернатора, жарких дискуссиях за закрытыми дверями, которые всегда заканчивались тем, что Торн резко отстранял тех, кто был в его присутствии, предполагая, что он, по крайней мере, подозревал, что находится в большой опасности. Другой шептал о тайных встречах глубокой ночью, о фигурах, закутанных и скрытых от глаз, которых видели входящими и выходящими из Шпиля под покровом темноты, использующими какую-то скрытую точку доступа или какой-то давно забытый проход, чтобы беспрепятственно попасть на высшие уровни власти в Улье. Еще одна говорила о странных символах, мельком увиденных на личных вещах Губернатора, символах, значение которых она не могла или не хотела делиться, хотя она явно знала больше, и присутствие которых в Шпиле глубоко беспокоило ее, хотя, в конечном счете, она казалась слишком напуганной, чтобы сказать больше, из-за страха, возможно, какой-то мести. Многие другие рассказывали о все более странном поведении Торна в недели, предшествовавшие его смерти, о его растущей паранойе и его одержимости безопасностью, намекая Аларику, что он знал, что находится в опасности, даже если он казался бессильным предотвратить то, что должно было произойти. Это была собственная вина Торна, его еретические отношения с темными силами, которые привели к его нынешнему положению. Это также означало, что не было никого, кого можно было бы по-настоящему обвинить, не в самой коррупции, и не в его кончине, а только покойного Губернатора, человека, назначенного Самим Императором, чтобы исполнить Его волю в этом мире. Падение Торна было абсолютным.
«Они все, по-своему, соучастники», – заметила Аурелия, ее голос был обеспокоенным после одного особенно изнурительного интервью, ее глаза, когда она открылась, уставились в какую-то невидимую даль, видя то, чего никто другой в комнате не мог видеть. Это была сила, которая спасла и прокляла бесчисленное количество душ по всей галактике. Та, которая все еще могла помочь Аларику выполняя свою задачу здесь. «Они, возможно, и не подняли руку на губернатора сами, но их молчание, их бездействие, их готовность смотреть в другую сторону делают их виновными. Они позволили этому случиться. Они знали и ничего не сделали. Внутри каждого из них есть тьма. Я чувствую это. Они все чувствуют себя запятнанными этим, хотя они явно ничего не знали о кинжале или более еретических наклонностях Торна. Это, по крайней мере, не было бы разделено, даже с самыми близкими Торну». Именно эти наклонности, это еретическое влияние, скорее всего, пронизывали каждый аспект существования Торна, его дом, его ближайших доверенных лиц и, конечно же, членов его персонала. Это потребовало бы большой осторожности со стороны Аларика. Это было то, с чем нужно было обращаться деликатно, но со всей силой воли Императора за этим. «Они соучастники своим бездействием, своим бездействием перед лицом этого растущего зла. Возможно, даже активно участвуя в его распространении, даже непреднамеренно».
«Страх», – пробормотал Аларик, устремив взгляд на радио-рекордер, его разум перебирал все, что он узнал, складывая информацию, как кусочки пазла, в более крупную картину, пытаясь понять ее значение, где эти кусочки лучше всего подходят. «Они боятся, боятся за себя и боятся того, что они могли бы сделать. Страх заставляет людей совершать ужасные вещи. Он заставляет их закрывать глаза на несправедливость, на коррупцию, на ересь». Он сделал паузу, его глаза сузились. «Или, возможно, – добавил он, его голос стал жестче, – это что-то большее. Возможно, их страх оправдан. Возможно, они знают, что на самом деле случилось с Торном. Возможно, они знают, кто несет ответственность, и просто слишком боятся поделиться этим. Они были свидетелями его действий, они, возможно, видели его взаимодействие с этим «Хором», но слишком трусливы, чтобы высказаться, слишком напуганы, чтобы противостоять ему». Так часто, бывало, с Хаосом. Он манипулировал посредством страха, настраивая даже самых преданных граждан против тех, кого они должны были защищать, используя это, чтобы контролировать и уничтожать тех, кто выступал против него. «Они знали», – сказал Аларик, когда он начал мерить шагами комнату, взад и вперед, прорабатывая информацию в своем уме. «Они знали, что что-то не так, но ничего не делали».
На протяжении всех допросов присутствие лорда-Генерала Вейн было постоянным источником напряжения. Она настаивала на том, чтобы наблюдать за процессом, якобы для того, чтобы убедиться, что все проводится в соответствии с надлежащими правовыми протоколами, а также чтобы ограничить доступ Аларика к Шпилю, используя свое присутствие и власть, какими бы они ни были, чтобы ограничить его, чтобы ее сотрудники присутствовали с ним все время, тем самым надеясь помешать любому расследованию или ограничить его свободу передвижения, как она считала нужным. Это была очевидная попытка с ее стороны запугать и контролировать, даже если в конечном итоге это было бы неэффективно. Вейн не смогла бы надолго остановить Аларика. Однако это добавило бы времени и сложности его расследованию. Это было, в конечном счете, раздражение.
По правде говоря, Вейн была там, чтобы следить за прогрессом Аларика, оценивать направление его расследования и, если возможно, уводить его от определенных линий расследования, особенно тех, которые могли бы привести ближе к ней и ее собственной возможной причастности. Это была опасная игра, которую она играла, но она, казалось, была полна решимости довести ее до конца, возможно, потому, что видела в этом какую-то выгоду для себя, или, возможно, потому, что ею манипулировали или ее контролировали. В любом случае, было ясно, что она была заинтересована в исходе этого расследования и могла бы действовать против него, чтобы защитить свои собственные интересы.
Однако ее присутствие только усиливало чувство беспокойства в Шпиле. Все знали, что она и губернатор были в ссоре, что они сталкивались из-за вопросов политики и, возможно, даже из-за более личных проблем. Шепот об их разногласиях, их тонко завуалированной враждебности циркулировал в Шпиле в течение нескольких месяцев. Теперь эти шепоты приобрели новый, более зловещий смысл, хотя указывало ли это на Вейн как на убийцу Торна или просто как на того, кто презирал его, еще предстояло увидеть. Аларику придется использовать эти новые знания, эти имена соратников Торна, как в его штате, так и за его пределами, чтобы начать определять свой следующий курс действий. Растущая угроза, которую представлял Хаос и этот таинственный «Хор», могла вскоре раскрыться, если Аларик правильно разыграет свои карты. Это был его долг, и Аларик позаботится о том, чтобы он был выполнен.
