Да, выговорился. Поддался эмоциям и вылил скопившийся негатив на единственное существо, которое хоть что-то мне говорило и хоть чему-то учило! Да, со своими препонами, но всё-таки Аура проявляла участие и заботу! Ещё и секс приплёл! Идиот! Как малолетний придурок, у которого мозгов нет! А-ар!..
Хотелось бы оправдаться, мол, слишком много накопилось… но это не выход! Это зарывание головы в песок! Отец всегда говорил, что срываться на близких может только слабый и дурной индивидуум. Низко это. Не этими, конечно, словами, но…
…так, стоп. Стоп-стоп-стоп! Я ведь…
Хотелось сказать «рано осиротел», но слова застряли в горле…
Вчерашнее состояние после пробуждения снова накатило внезапно — дышать резко стало тяжело. Голову прострелило болью на секунду-другую, заполонило быстро сменяющимися картинками-воспоминаниями, а затем столь же внезапно всё прекратилось…
Гудение, впрочем, осталось.
Тем не менее, ближайшая ассоциация, возникшая после всего этого — плотина, которая долгое время сдерживала огромные массы воды, в какой-то момент треснула, и в эту трещину под огромным давлением полилась вода! Но трещину быстро залатали.
Морщась от мигрени, я аккуратно присел на краешек кровати и, прикрыв глаза, сконцентрировался на своём «внутреннем мире», чтобы по свежим следам пройтись и узнать, что со мной всё-таки происходит — мне всегда казалось, что нервные срывы это не про меня. Да, «накопилось», но даже так, слишком мало я продержал всё в себе — граница терпения, по-моему, была достигнута излишне быстро…
Осмотр пролетел незаметно. Ответов, впрочем, не прибавилось. Так, догадки: похоже, наплыв моих-чужих воспоминаний был достаточно велик, чтобы нагрузить меня сверх меры и сделать излишне чувствительным и раздражительным.
Да-а… ответов нет, зато вопросов, как говорится, появилось у меня.
Вопреки памяти, которая вполне обоснованно утверждала, что жил я лет с семи на обеспечении «дальних родственников»… ни лиц, ни имён коих вспомнить не удалось… у меня сложилось стойкое ощущение, что и мать, и отец всегда были рядом. Даже невозможность вспомнить их лиц и имён не мешало делать выводы о родстве с двумя фигурами, постоянно мелькающими в воспоминаниях!
Уверенность, граничащая с верой.
Причём с отцом у меня были… скажем, глубокие и доверительные отношения: он будто понимал меня с полуслова, покрывал проказы и всячески баловал. Мать, судя по «воспоминаниям», задаривала любовью, радостью и объятиями, от которых маленький-я жутко стеснялся, краснел и искал «политической защиты» у отца.
В диссонанс вводило и то, что в одних ситуациях я «был», а в других «была». И если с «новообразованными нейронными связями» можно было согласиться ввиду неуверенности в их правдоподобности, то вот с тем, что в университет с Жанной я именно что «ходила» — нет.
Впрочем, даже если взять всё это на веру, и я просто… ну, забыл что-то из своего прошлого… Инари, когда это было⁈ Когда случился этот «отрезок памяти»⁈ Если ещё припомнить вчерашний приступ, когда у матери были «хвостики»… что творится с моей памятью, может мне кто-нибудь сказать⁈
Я, конечно, опять хожу по кругу, но я что, всё-таки хапнув памяти Моририн, начал не только её вспоминать, но, ко всему прочему, ещё и смешивать со своей старой⁉ Тогда отчего такое ярое внутреннее отрицание подобного⁈ Почему старую память я всё ещё помню — иначе не смог бы сравнивать — но при этом имею некоторые сомнения в её достоверности⁈ Почему, при всё этом, некоторые факты собственной биографии, до этого не вызывали вопросов⁈
Те же родственники! Я уверен, что они есть, но вспомнить их не могу! Лишь смутные образы: ни лиц, ни имён… ни нашего взаимодействия, хотя я более чем уверен, что жил «на попечении» и достаточно часто встречался с ними! И, несмотря на вышеупомянутое, я не могу сказать, когда это забыл… и помнил ли вообще хоть когда-нибудь!
Почему, мать вашу⁈..
— Так, спокойно… вдох-выдох, Ал, вдох-выдох, — пробормотал я, глубоко задышав. — Истерика тут точно не выход. Будь у меня сиськи, я бы ещё подумал, но сейчас я парень… истерика не по канону.
Глубокого вдохнув и прикрыв глаза, я задержал дыхание на секунду-другую, а после медленно, словно сдуваюсь, начал выпускать воздух из лёгких. Ещё и мысленно принялся «цеплять» за этот воздух ненужные сейчас эмоции.
Помогло. Думать стало легче.
Вот только решение объявившейся проблемы в голову не пришло. За причинами далеко ходить не надо — всё началось после залёта с Аурой в какую-то жопу, откуда я попал прямо в кроватку на целую неделю с отшибленной, похоже, памятью. Следовательно, спрашивать надо с кицунэ. Логично? Предельно.
— … некстати мы тут отношения выяснять начали… — вырвался вымучено-страдальческий вздох, а пальцы зарылись в волосы. — Де-е-ерьмо!..
Впрочем, некоторая мысль в голове в этот момент промелькнула. У меня ведь есть ещё один источник информации…
— Мидори, ты меня слышишь? — осмотрев комнату, неуверенно позвал я, припоминая увещевания стражей, что «как только понадобимся, так сразу».
Откуда-то из-за спины полыхнуло светом, а мгновением позже передо мной приземлился натуральный факел из зелёного Пламени! На краткий миг зажмурившись от яркости огня, через мгновение я уже лицезрел непосредственно своего Стража.
Мидори стояла в той же позе, что и вчера: робко держа у груди двумя руками вакидзаси и с любопытством моргала своими большими, яркими гетерохромными глазками. Она ещё и ушками с тем же любопытством дёргала, к чему-то прислушиваясь!
Мысли из головы вылетели пробкой, словно их выбили сковородкой, со всей дури ударив по затылку! Милота этой маленькой кицунэ — оружие стратегического назначения, не иначе! Оперативной памяти хватило лишь на то, чтобы прикрыть свой срам простынёй…
— Господин? Что-то случилось?.. — тихо, словно стесняясь, поинтересовалась это кроха.
— … да. Да, всё нормально, Мидори, — собрал я мысли в кучу. — Всё хорошо…
И тишина.
— Вы что-то хотели? С Вами всё в порядке, господин?.. — неуверенно и взволновано, но требовательно вопросил лисёнок передо мной.
И хвостиком мах-мах. Мах-мах.
— Ага… — словно дебил кивнул я.
Мысли снова начали разбегаться. Стояло лишь задержать взгляд на Мидори, как я внезапно заболевал косноязычием… да и вообще говорить забывал! Вопреки расхожему мнению, парни тоже могут залипать на что-то милое. В большинстве случаев это, конечно, относится к девушкам, на которых у нас срабатывает инстинкт «защищать и оберегать», но…
Короче говоря, я не сразу вспомнил, для чего, собственно, звал Мидори. И, объяснив ситуацию, получил ответ:
— … я ничего постороннего или угрожающего не ощущаю. Вы в порядке, — хмурив лобик, становясь ещё милее, заявила мне Стражница, а после робко, изрядно покраснев, сказала-попросила. — Думаю, Вам лучше сегодня остаться в постели, господин… Я буду за Вами ухаживать и охранять! — под конец выпалила она, воинственно стиснув вакидзаси и завиляв хвостиком с утроенной силой.
Превозмочь себя и не затискать эту прелесть я смог лишь по одной причине! У меня появилось одно подозрение, которое могла развеять лишь Мидори.
— Мидори, скажи… — во рту как-то резко пересохло, ведь, если я окажусь прав, то мне можно сразу заказывать катафалк, — … ты заметила бы, если бы Аура как-то поменяла мои воспоминания или каким-либо образом воздействовало на разум?
Лисичка сразу не ответила. Задумалась.
Я, честно, всматриваясь во всё продолжающую молчать Мидори, начал чувствовать, как горло стискивают холодные когти Ауры, и видеть, как она сама, улыбаясь своей ненормально-широкой улыбкой сумасшедшего вивисектора, шепчет на ухо: «…от меня не уйдёшь, малышка…»
— Она сильная… — после этих слов во мне что-то оборвалось.
— С-сильная… — сглотнув, повторил я.
— … но я бы заметила, господин! — выпалила Мидори.
Ступор. Поймав его лицом, у меня даже мысли замерли. Затем, медленно прикрыв глаза, я захотел, честно, заорать. То ли от радости, что последняя линия обороны у меня крепка, словно алмаз; то ли из злости, что одна засранка устраивает мне эмоциональные качели, заставляя седеть раньше положенного срока!
