— Эм, один.

Я достаю каждый свой пистолет, проверяю обоймы и возвращаю их на место.

— А ножи есть? — спрашиваю, проверяя пистолет на лодыжке.

— Эм, нет, ножей тоже нет.

Я замедляюсь, пристегивая на бедро кобуру с десятью метательными ножами.

— Ты же вроде как клялся на верность, нет? — продолжаю натягивать ремень.

— Я и есть «свой», но я собирался просто поиграть в покер с дядей, выпить немного виски, съесть телятину и мостаччоли… Я не был готов к такому, чувак.

— Всегда будь готов, врагов у тебя не меньше, чем у босса. Война не ждет, пока ты соберешься. Запомни это, бесплатный совет. Держи… — говорю и протягиваю ему еще один пистолет для второй стороны его плечевой кобуры, предварительно проверив обойму.

Затем передаю нож в ножнах для ремня.

— Защелкни сзади, на противоположной стороне от доминирующей руки. Если патроны кончатся, бей всё, что движется. Ты хоть драться умеешь?

— А то, — гордая ухмылка поднимает уголок его губ.

— Отлично, — говорю, вооружившись еще парой ножей. — Пошли!

Я захлопываю багажник и направляюсь к лесу, где нас ждет особняк, который скоро превратится в «особняк смерти».

Утреннее солнце пробивается сквозь деревья, птички поют свои песни, приветствуя новый день. Они и не подозревают, что мы идем на битву, которая оставит двадцать одного человека мертвым.

Почти поэтично.

Мой телефон снова вибрирует, и я вижу сообщение от Ребела.

Имя Финна заставляет мою грудь сжаться. Но я не могу сейчас позволить себе горевать. Грусть убивает. Сейчас у меня есть только ненависть и жажда мести. Я собираюсь обрушить на это место дождь возмездия. А потом уйду отсюда, омытый их кровью.

— Твоя семья внутри? — спрашиваю у Джино.

Мне нужно знать, кого нельзя трогать. Кровь Бьянки — под моей защитой… если только они ее не тронули.

Он качает головой.

— Думаю, нет. Люди Альдо вращаются в другом кругу, чем люди Алессандро. Лоренцо вырос в окружении другой охраны, среди своей семьи. Моя команда, братья и кузены ненавидят его людей. Лоренцо — просто богатый щенок с кучей денег и привилегиями. Я знаю, ты, наверное, ненавидишь Альдо… Честно говоря, я тоже не в восторге от него. Но это наша Cosa Nostra, наше дело. Живем ради семьи, умираем ради семьи.

— И продаете своих женщин всяким ублюдкам, у которых слишком много денег и наследственных привилегий, — отрезаю я, посылая Джино мрачный взгляд и переступая через опавшие листья и ветки.

— Вот почему я и сам стал уважать Альдо меньше, чем раньше. Были другие достойные мужчины, которые хотели заполучить руку Бьянки. Она особенная.

— Знаю, что она особенная, — рявкаю, ненавидя мысль, что другие респектабельные мужчины жаждали мою женщину. — Но это больше не важно, потому что теперь она со мной. Она теперь наша — Хулиганка.

— И ты уверен, что она этого хочет?

Моя голова резко поворачивается в его сторону, но я не вижу в его взгляде злости. Его вопрос — не вызов, а искренняя забота о кузине. И за это я уважаю Джино.

— Она уже сбежала однажды из жизни, полной коррупции, — продолжает он, — ты уверен, что она готова войти в пекло еще раз?

Чертовски хороший вопрос.

— Не знаю, — признаю я, стискивая зубы. — Я задаю себе этот вопрос каждый день с тех пор, как встретил ее.

Тишина падает на нас, лишь хруст шагов по лесной подстилке нарушает ее. У нас нет причин ладить. Нет причин даже доверять друг другу. Но он понимает, что моя цель — защитить Бьянку, иначе он не стал бы помогать мне.

И я вижу, что он такой же, как и я — человек, рожденный в семье, которая забрала у него жизнь, прежде чем он сам смог бы сделать этот выбор. Очевидно, он хочет того же, чего хочу я — вытащить Бьянку из этого Ада.

Как только мы достигаем последней линии деревьев, я протягиваю руку, чтобы остановить Джино, а глазами смотрю на трех мужчин, которые, как сказал мне Титер, будут дежурить снаружи. Не забывая при этом о двух других, стоящих за дверью, я осознаю: шум приведет к настоящей перестрелке, мы рискуем жизнью Бьянки.

— Лоренцо ждет меня и, возможно, готовится к засаде со стороны Хулиганов, — шепчу я. — Это значит, что при любом признаке боя они выйдут на улицу, паля из пушек. Это подвергнет Бьянку риску. Но в данный момент у нас есть элемент неожиданности. Сомневаюсь, что он думает, что я так скоро его нашел. Нам нужно действовать как можно тише, войти и выйти, — я достаю из кармана два глушителя и протягиваю один Джино. Он берет его, и мы оба прикручиваем их к стволам наших пистолетов.

Один из охранников, здоровенный туповатый тип, начинает подходить к деревьям неподалеку от нас. Мое тело напрягается, когда я шепчу сквозь зубы ругательства.

— Куда ты собрался? — окликает его другой охранник.

— Отлить надо. Вернусь через минуту.

Мы с Джино пригибаемся за кустами, и я спешу к деревьям, к которым направляется охранник. Подаю сигнал Джино, чтобы он оставался на месте и не шумел, пока я тихо двигаюсь в направлении тупого громилы.

Охранник проходит несколько десятков футов среди деревьев, под его огромными ногами хрустят опавшие листья и палки. Он останавливается перед большим деревом и проводит рукой по стволу. Я слышу тихий звук расстегивающейся молнии, а затем брызги мочи, ударяющиеся о ствол дерева.

Я жду, пока он закончит и застегнет штаны, тихонько подхожу сзади и быстро закрываю ему рот рукой, чтобы заглушить крики, а затем всаживаю лезвие меж ребер, прямиком в печень, зная, что, ударив в этот орган, он быстро истечет кровью. Он борется со мной, хватаясь за мою руку, закрывающую ему рот, и бьет ногами, пытаясь найти опору, но моя хватка крепнет, когда он рычит под моей ладонью. Я обхватываю его голову, словно змея, а другой рукой выкручиваю нож, чтобы ускорить процесс.

В конце концов его тело затихает, и я стою на коленях, держа его в своих объятиях, пока его движения не прекращаются совсем. Затем я убираю руку с его рта, спокойно кладу его на землю и вырываю клинок из его бока, наблюдая, как кровь стекает на грязь и землю.

«…И возвратится прах в землю,

чем он был,

и дух возвратится к Богу,

Который дал его».

Екклесиаст 12:7

Когда я был ребенком и превращался в монстра, я читал книгу от начала до конца, потом еще раз, и еще, пока не запомнил каждый стих. Я искал искупления. Я хотел понять, смогу ли я стать Жнецом для дяди и при этом считаться хорошим человеком. Вскоре я понял, что хороших людей не существует, и мне не нужно отмаливать грехи. Не было никого из плоти и крови, кому можно было бы их отпустить.

Именно тогда я по-настоящему стал Киллом.

А этот ублюдок возвращается в грязь в луже собственной мочи, и его душа принадлежит мне, чтобы выбросить ее. Я делаю это легко и без малейшего сожаления. Я делаю это во имя Бьянки Росси, моей маленькой Рыжей девочки.

Я вытираю нож о штаны мертвеца, затем встаю, внимательно осматривая поляну. Два других охранника смеются в нескольких футах от входа в особняк.

К счастью, они ничего не слышали и не заметили, как их напарника тихо убили прямо у них под носом.

Я тихо возвращаюсь к тому месту, где стоит Джино, прячу нож в ножны и достаю пистолет.

— Как у тебя с меткостью? — спрашиваю я.

— Довольно хорошо, — кивает он.

— Когда мы выйдем из леса, сможешь убрать того придурка слева, прежде чем он откроет огонь?

— Черт возьми, смогу.

В его уверенности есть что-то от Бьянки, в его готовности быть крутым. Я бы усмехнулся, если бы во мне сейчас не кипела ненависть и желание ворваться в этот проклятый особняк.

— Пошли, — говорю я и направляюсь сквозь ветки и опавшие листья, держа пистолет наготове.

Как только мы выходим из леса, оба охранника смотрят в нашу сторону, но реагируют слишком медленно. Думаю, они ожидали, что из-за деревьев появится их напарник. Именно на это я и рассчитывал. Поняв, что это не их коллега, они только начинают поднимать оружие, когда я стреляю в лоб охраннику справа. Джино стреляет, попадая своему в грудь, но тот, пошатнувшись, всё же продолжает поднимать пистолет. Я делаю два выстрела, и приглушенные глушителем, они попадают прямо между глаз.