— Я не хочу домой и не хочу отдыхать, Шон, — мои мышцы напрягаются, и я стараюсь удержаться на месте. — Я. Хочу. Еще. Работу.

— Я не прошу тебя. Я приказываю. Иди домой и расслабься, — его взгляд переходит на мою монету, затем возвращается ко мне.

Раздувая ноздри, я отвожу взгляд, зная, что он видит признаки потери контроля.

— Что произошло в последний раз, когда ты не мог себя сдерживать, Киллиан?

Смотрю на свою монету, наблюдая, как она перекатывается с пальца на палец. Каждая буква в слове «боль» по очереди скрывается под металлом.

— Ты знаешь, что произошло, — говорю, не встречаясь с ним взглядом.

— Я хочу, чтобы ты это произнес. Напомни себе, почему самоконтроль так важен, Киллиан. Я создал тебя с предохранителем, как у пистолета. Обладание контролем над своими эмоциями держит тебя в рамках, для чего?

Теперь он встает, его кулаки упираются в стол, глаза сверлят меня.

— Почему контроль так важен, Киллиан?

Мои ногти впиваются в кожу кресла, пока я не чувствую, что разорвал ткань.

— Потому что я зацикливаюсь.

— И что происходит, когда ты зацикливаешься?

Мой взгляд встречается с его.

— Он убил моих гребаных родителей, — рычу я.

Шон выпрямляется во весь рост, обходя свой стол.

— Что происходит, когда ты зацикливаешься? — кричит он. — Я больше не буду спрашивать!

— Я выхожу из себя! — кричу в ответ.

— А теперь скажи, что ты сделал в последний раз, когда потерял контроль!

Теперь я на ногах, с монетой в кулаке, иду к Шону, пока мы не оказываемся лицом к лицу.

— Я прикончил ублюдка, который убил моих родителей. Я перерезал ему горло, затем засунул пальцы в рану и оторвал его голову от тела, — я оголяю зубы, поднимаю подбородок, не испытывая стыда, произнося эти слова.

Конечно, я знаю, даже сейчас знаю, что, когда я отойду от этого состояния, чувство вины за содеянное вновь обрушится на меня.

— И почему это преследует тебя до сих пор? — он ждет, зная, что я никогда не причиню ему вреда. Только если это будет необходимо.

— Потому что это был несчастный случай. Шел дождь, его машина попала в занос, он не мог… — моя грудь тяжело вздымается, когда я пытаюсь справиться с потерей самоконтроля.

— Что еще?

— Он был хорошим человеком, который допустил ошибку, — признаю я.

— И?

— У него были дети и жена, умирающая от рака.

Моя голова опускается.

Я сделал с этими детьми то, что сделали со мной. Я отнял у них единственного живого родителя. Я никогда не заботился о том, что случается с людьми. Или что происходит с их семьями после того, как я с ними расправлялся. Но в тот момент я понял, что допустил ошибку. Ошибку, созданную в рамках моей одержимости местью.

Только когда я посмотрел на свои руки, покрытые кровью, то понял, что наделал. Я зациклился, пока не нашел его. Зациклился, пока не убил его, пока не оторвал ему голову. А затем я рухнул в себя и два месяца не выходил из комнаты.

Но тогда я был всего лишь мальчишкой. Едва восемнадцатилетним, с навыками, которые делали меня одним из самых смертоносных людей на планете, но с умом подростка. У меня были знания, но я не был достаточно зрелым, чтобы научиться контролировать их.

Теперь я — мужчина.

— И чем не занимаются Хулиганы? — добавляет Шон, вбивая свой урок.

— Я не чертов Хулиган, Шон!

— Ты вышел из себя, и когда ты теряешь контроль, то подвергаешь себя риску. Ты ставишь под угрозу нашу организацию. Помимо риска убить невиновных, что ты уже делал. Я не делал из тебя оружие, чтобы ты использовал свои навыки для разрушения всего, что я построил, из-за потери контроля. И уж тем более не из-за какой-то киски.

Я подхожу ближе, наши носы почти соприкасаются, я крепко сжимаю зубы. Но Шон прав, и мы оба это знаем. Я не могу скрыть то, что чувствую, как снова готов совершить ошибку, такую же, как раньше. Зная, что Бьянка Колетта Росси окажется в эпицентре всего.

— Посмотри на себя… Ты такой напряженный, я уверен, даже не сможешь попасть в цель. Иди домой, Килл. На ближайшую неделю ты официально безработный.

Я сверлю его взглядом, глядя глубоко в глаза. Он сделал из меня убийцу ради своей собственной выгоды. Я знаю, что он меня любит, знаю. И, возможно, он как-то убедил себя, что превратить меня в то, что я есть сейчас — ради высшего блага. Но я всё равно убийца.

Засовывая монету обратно в карман, я разворачиваюсь, чтобы выйти из его офиса. С силой открываю дверь, позволяя ей с грохотом захлопнуться за мной. Я наблюдаю за ним через пуленепробиваемое стекло, подходя к стрелковому рубежу. Не отрывая глаз от Шона, я достаю свой Glock 17³⁸ из кобуры на поясе, снимаю с предохранителя, целюсь и выпускаю все семнадцать патронов. Я убираю пистолет обратно в кобуру, зная, что в бумажной мишени теперь зияет огромная дыра, каждый выстрел попал точно в цель.

— Твою мать, Килл, — шипит Финн, держась на безопасном расстоянии.

Как я уже сказал, я — живой провод, пульсирующий жаждой выплеснуть свой заряд на кого-то.

— Спасибо, — произношу я, засовывая кошелек обратно в карман и смахивая пачку сигарет с прилавка в ликеро-водочном магазине неподалеку от моего дома.

Я собирался бросить курить. Но думаю, что сейчас у меня есть более серьезные привычки, от которых нужно избавиться. В голову приходит сладко пахнущая, болтливая, назойливая девушка с клубнично-рыжими волосами.

Плюхнувшись на водительское сиденье своей машины, я стучу пачкой сигарет о ладонь, чтобы уплотнить табак. Открываю коробку, вытаскиваю одну сигарету зубами и поджигаю ее кончик, глубоко вдыхая. Дым заполняет мои легкие, и от наступившего умиротворения мои глаза едва не закрываются.

Вот оно… Сладкое спокойствие.

Поворачивая ключ в замке зажигания, я чувствую, как мощный двигатель вибрирует подо мной, заставляя меня улыбаться, пока мелодия «The End Is The Beginning» от The Smashing Pumpkins смешивается с ленивым дымом.

Легкий дождь начинает стучать по лобовому стеклу, и я наблюдаю, как вода покрывает стекло, за которым виднеется тлеющий кончик сигареты.

Никакой работы на целую неделю. Давно уже работа не переставала быть постоянным отвлечением. Я не знаю, ненавижу эту мысль или рад ей.

Мой телефон вибрирует рядом со мной, прерывая момент спокойствия. Я оглядываюсь по сторонам на пустую парковку этой обветшалой заправки, затем смотрю на экран и вижу имя Фитца.

Наверное, звонит, чтобы сказать, что уволился с должности няньки. Либо она сбежала после того, как он не смог устоять перед ее чарами. От одной этой мысли меня передергивает, но я напоминаю себе, что это не моя проблема.

— Чего? — отвечаю я, не в силах сдержать раздражение от последней мысли.

— Тебе тоже привет.

Я молчу, удерживая слова, которые он так жаждет услышать.

— Так вот, — продолжает он, — Шон хочет, чтобы я собирал деньги с Гоустом сегодня. Меня не будет всего пару часов.

— Кто-нибудь еще там? — спокойно вдыхаю сигаретный дым, наблюдая, как он закручивается в спирали, втягиваемый в щель окна.

— Килан, но позже он поедет на уборку на базе, так что уедет вместе со мной. А еще Шон, но он собирается в винокурню. Она будет в порядке одна. Просто сообщаю тебе.

— Ладно, спасибо.

Повисает напряженная пауза. Сказать, что это меня беспокоит — ничего не сказать. Если он что-то недоговаривает, это касается Бьянки.

— Что, Ребел?

— Мы же собираемся ее отпустить, верно? — в его голосе слишком много заботы, чтобы я чувствовал себя комфортно.

— Почему? — рявкаю я. — Ты что, привязался к ней?

Прошла уже неделя с тех пор, как я в последний раз был у Шона и видел Рыжую. Неделя, в течение которой я представлял себе, как она соблазняет кого-то другого, отвлекает его своей красивой маленькой киской, чтобы спланировать побег. Мои пальцы судорожно сжимают фильтр сигареты.