Косой колодец, выстроенный лучом солнца от дырки в шторе к полу, надолго пропал. Небо обложила стая туч приличных размеров. Хольмгрен почти полностью пришел в себя. Стараясь не глядеть на Сато, он бережно укутывал спящую в кресле Кристу лабораторным халатом. Его первым осознанным вопросом был: «Я никого из женского пола… ну, сами понимаете… не того?» Сато злорадно-неопределенно пожал плечами в ответ; он сидел на высоком лабораторном стуле и с наслаждением поглощал мясные консервы из банки с надписью: «Дневной рацион крыс Цукера. Не рекомендуется к употреблению людьми». Майкл ел впервые за последние двое суток, и ему казалось, что на свете нет ничего вкуснее крысиного рациона. Бабур щелкал и попискивал, как птица, изготавливая новую порцию пептидомиметика для Кристы, на что, согласно уверению Хольмгрена, требовалось около получаса – намного меньше, чем в первый раз, поскольку форс-синтез уже был откатан на изготовлении препарата для Хольмгрена.

Маунт Зайон остался в стороне от истерии, которая охватила центр города. В этом районе не было жилых домов, а только больница, университетские корпуса и оффисы пары дюжин разномастных фирм, поэтому и народу по случаю выходных почти не было.

Сато прикончил консервы и метко запустил банкой в урну.

– Док… – Он замялся. – Конрад… – Черт возьми, неловко, словно перед девицей. – Что такое «Кассио-45»?

Хольмгрен, который только что сделал глоток из банки с кока-колой, поперхнулся, потом зашелся в натужном и, с точки зрения Сато, наигранно долгом кашле.

– Откуда ты об этом слышал?

– Дрон-Блэйд тебя сдал, – язвительно сказал детектив. – Я так понимаю, что пептидомиметик этот, которым я тебя откачал, был синтезирован по результатам анализа тех спор, которые дала тебе Криста? Ну, тех, которые мы привезли из морга, так?

– Дерьмо собачье, а не комп… Стоило так упираться с блокировкой! А денег сколько в него вбухал… Вот с-с-у-у… – проглотив последнюю часть ругательства, миколог в сердцах покачал головой.

Полумрак в комнате усилился из-за сгустившихся туч. Хольмгрен подошел к окну и приоткрыл штору. Снаружи начался дождь, усиливающийся с каждой минутой.

Молчание длилось довольно долго. Сато терпеливо ждал.

– Я надеюсь, нет необходимости убеждать тебя в том, что Супермен – всего лишь персонаж комиксов, – наконец произнес миколог. Голос его звучал глухо. – Спайдермен, Человек-Луч, Халк, Бэтмен… Любимые герои детства. Мы вырастаем из них, взрослеем, но достаточно лишь встретить нечто необычное, малообъяснимое – и мозг с готовностью подсовывает простое решение парадокса. Человек не может перемещаться в стратосфере усилием воли, не может остановить ладонью мчащийся поезд. И все же мы готовы поверить в это, потому что детство – прекрасная пора, и любая возможность вернуться в него сразу же радостно приветствуется подсознанием. Вот и этот, как его там… Шрум…

– А каким боком Шрум лепится к Супермену? – спросил Майкл.

– Шрум и его фанаберия, планы стать властелином мира… Чепуха. Ни один здравомыслящий человек не купится на сказочку про человека-гриба, подчинившего себе многомиллионный мегаполис посредством выкашливания супер-наркотика.

– Ты это к чему? – Сато изумленно уставился на миколога.

– К тому, что Шрум – дешевка, марионетка. – Хольмгрен повернулся к Сато. Неяркий свет из-за окна упал на его лицо. От прежнего рафинированного ученого в Хольмгрене не осталось и следа. Он пристально посмотрел на детектива и раздельно сказал:

– Эпидемия в городе началась по причинам, независящим от Шрума. А это означает одно: ему попросту несказанно повезло с таким совпадением, что совсем уж походит на кошмар…

Он отпустил штору и на несколько секунд растворился в полумраке лаборатории.

– Представь себе – хотя бы на время – что за ним стоит кто-то покрупнее. Тот, кто ловит рыбку в мутной воде, используя Шрума в качестве маскарадного шута.

Сато молча обдумывал то, что сказал миколог. Хольмгрен включил лампу на лабораторном столе, поправил халат на разметавшейся во сне Кристе, потом сел на стул напротив Сато. За окном, похоже, началась настоящая буря: ливень хлестал по стеклам, раскаты грома раздавались все чаще и чаще.

Наконец детектив буркнул:

– Если ты что-то знаешь – а ты наверняка знаешь, иначе бы не затевал канители с запиской в «Мустанге», с пассвордом для Дрон-Блэйда… – так вот, если у тебя есть что сказать, то говори.

Миколог вздохнул.

– Помнишь, когда эта девушка… Наоми, да? Жаль, что она… Что ее… Ну, словом… Когда она сказала, что шла по следам Шрума, который подминает под себя город «заразой»… кажется, она так и сказала… я не смог сдержать удивление. Ты прав, я знаю значительно больше, чем ты даже можешь себе представить, но… К сожалению, эта информация дает мне лишь головную боль от бессилия, ничего больше.

Хольмгрен повернул к себе консоль с компьютерным кибордом, быстро застучал клавишами. В центре лаборатории возникла три-ди проекция, замелькали химические структуры, уравнения реакций, трехмерные изображения сложных молекул.

– Для синтеза пептидомиметика действительно использовались споры, привезенные Кристой из морга. Но перед анализом спор я ввел дополнительные параметры…

Миколог передвинул светящимися пальцами руки-селектора несколько «окон» в трехмерном экране. Делал он это очень быстро, однако Сато все же успел увидеть на двух из них изображения документов с грифом «Засекречено: Министерство Обороны» и прикусил язык, чтобы не выдать себя невольным возгласом.

С армией у него всегда были напряженные отношения. Почему-то и в этот раз у детектива сложилось твердое ощущение, что ничего хорошего из нынешней ситуации не выйдет. В пятницу утром он думал, что влез в дерьмо, однако осознание пятничного факта базировалось на цеховщинной неприязни полиции к ФБР.

Но Министерство Обороны…

Злость на Хольмгрена усилилась, когда тот рассказал Майклу о своем участии в проекте «Кассио». Нет, проект не был похоронен, как считала Наоми. Группа биологов Университета Флориды, в котором тогда работал Хольмгрен, играла ключевую роль в проекте. Когда вмешалось правительство – с тем, чтобы не нарушить положительный имидж Америки… – и попыталось обрубить концы, проектом заинтересовались военные.

Работы возобновились в бывших восточных республиках СССР. Денег у вояк всегда было до отвала, даже в самые тугие для страны моменты. Не отставали и англичане. Био-агент специального действия был готов к употреблению в конце девяностых. Когда его распылили в Бирме и Афганистане, брожение «пытливых» умов в Штатах в связи с «Кассио» продолжалось, но в очень небольших дозах. Дополнительные эксперименты с имитацией климатических и природных параметров Бирмы подтвердили, что био-агент подвержен угрожающе-быстрой мутации, которая в сочетании с паразитированием на опийном маке выдала на-гора феноменально мощный наркотоксин. Только вот результаты этих экспериментов поначалу не привлекли внимания Пентагона…

Идея создания супер-наркотика всегда плавала в малонатруженных мозгах вояк. Сферы применения подобной штуки представлялись им бескрайними, иногда полюсно-противоположными – «сыворотка правды»… вещество, способное помочь держать язык за зубами попавшим в плен шпионам… универсальное обезболивающее средство… моментальный яд… препарат, способный превратить говнюка-солдатенка в супер-рубаку…

Негромкий зуммер прервал Хольмгрена.

Бабур закончил работу. Уже знакомое Сато никелированное щупальце выдвинуло из глубин синтезатора пистолет-дозатор с новой дозой лекарства. Хольмгрен взял дозатор, подошел к Кристе, и, секунду поколебавшись, сдвинул халат, прикрывающий верхнюю часть ее бедра.

– Внутримышечное введение гарантирует быстрый эффект, – пробормотал миколог, словно предупреждая реакцию Сато.

Прикосновение Хольмгрена к обнаженному бедру Кристы не вызвало ревности у Майкла, к его удивлению. Раздалось легкое шипение – дозатор впрыснул лекарство в бедро девушки. Она тихо застонала и вытянулась, от чего прикрывавший ее халат сполз на пол и открыл кокетливую «бабочку», выбритую на лобке. Хольмгрен нахмурился, подчеркнуто сконцентрировав взгляд на месте инъекции.