Мы обогнули дом, и вот тут у меня отвисла челюсть. Все богатства в прямом и переносном смысле располагались за домом. Оранжереи с крышами и без, теплицы, невероятное количество разнообразных деревьев и кустов уходили вдаль к самому горизонту, насколько хватало взгляда. Но самая громадная, сверкающая в лучах солнца, обосновалась посредине, не слишком далеко от дома, и мы направились к ней.

Внутри от изобилия ароматов у меня закружилась голова. Не особо интересуясь ботаникой, даже я смог понять, что большая часть того, что я вижу – не бывает в природе. Цветы не имели своего привычного окраса, они были серыми, черными, зелеными, или же всех цветов радуги одновременно. Если бы не регалии знаменитой дамы, я бы посчитал, что растения просто покрасили краской.

– Будьте осторожны, с непривычки у многих здесь сильно кружится голова, – порадовала она меня.

Пока я немом изумлении бросил по рядам, дама привычным жестом одела перчатки, и, вооружившись чем-то похожим на острую лопатку, пошла поливать, осматривать, и копошить землю вокруг некоторых кустов.

– Сэм любил бывать здесь?

– О да! Вы знаете, не все мои дети пошли по моим стопам. Амелия – юрист, Люк был гонщик, это и сгубило его, Дюк – все никак не найдет себя, а Мередит… Даже не помню, где именно она работает сейчас и работает ли. Мари была со мной. Ей очень нравились розы. Странно, на мой взгляд, самые банальные цветы, но… Пока рак не сгубил ее. Даже мои деньги не смогли ее спасти. Четвертая стадия, очень быстро. И Сэм остался с отцом. Мы пытались судится, но… В сущности, его отец не плохой человек. Совсем не тот, которого я хотела бы для Мари и для Сэма, но… Не всегда же бывает, как хочется, правда? Они неплохо ладили. Потом Кливлен женился на Эдриен, это, конечно, особый тип женщин.

– А кто она?

– В полицейском отчете не написали? Редактор колонки в каком-то журнале, журналистка на минималках. Пишут что-то о моде, но совсем уж…низкого качества. Я такое не люблю, не читаю, пролистала один раз, и этого хватило за глаза. Шумная, вздорная, вульгарная, пустая баба. Не знаю, что Кливлен в ней нашел. Может быть, на контрасте с Мари, захотелось чего-то другого.

– А какая была Мари?

– Мари…Моя девочка была очень хорошей. Тихая, милая, услужливая, невероятно добрая. Она была настоящий ангел. Никогда не спорила. Всегда старалась помогать мне, всем, чем могла. Я знаю, что от матери это звучит, мягко говоря… Но это правда. Такой был ребенок. Правду говорят, первыми уходят лучшие, а мы все здесь… Грешники! – и старушка задорно подмигнула мне.

– Вы этот брак не одобряли?

– Не то, чтобы. Я хотела счастья для Мари. Сначала Кливлен показался мне хорошим. Он обожал ее, очень заботился о ней. Она была счастлива. Что я могла сделать, чтобы помешать счастью дочери? Жили, были счастливы, и хорошо. А потом она за полгода просто сгорела. Это было ужасное время для всей нашей семьи. А потом Сэм.

– Сэму ведь было двенадцать, когда он пропал? – старушка кивнула, – А когда погибла Мари?

– За два года до этого. Ему было десять. Они с Мари очень похожи, только упертость и норов он взял от отца. Насупится, бывает, и молчит. И не добьешься, что с ним. Мари была открытой, легкой, очень светлой девочкой.

– А когда Кливлен женился снова?

– Год прошел со смерти Мари. Я его не сужу, не все люди могут жить прошлым. Надо идти дальше.

– Как думаете, у него мог быть роман еще до ее смерти?

– Об этом я ничего не могу вам сказать. Если и был, может, Мари знала. Но ее состояние здоровье с каждым днем ухудшалось, и все ее настроение мы списывали на это. Так что было там что или нет, и знала ли она, мне не известно.

– Мачеха плохо относилась к Сэму?

– Да не то, чтобы … Он просто был ей не нужен. Чужой ребенок. Они особо не общались, как я понимаю. Она жила своей жизнью, он своей. Она не пыталась навязываться ему в матери или что-нибудь еще, мальчик ее попросту не интересовал. Его отец обычно на работе или в разъездах, тоже им не особо занимался. Ребенком занималась Мари. А после ее кончины, Сэм как будто ушел в себя, замкнулся, никого не хотел подпускать к себе. Я очень хотела забрать его оттуда. Но у меня же возраст, понимаете, никто бы мне не разрешил и не отдал его. С ним работали психологи, в один период нанимали няню, потом он подрос, и в этом не стало необходимости.

– Как вы думаете, Сэм мог сбежать?

С минуту она молчала.

– Нет, не думаю. Хотя я не могу знать…Что происходит у другого человека в голове, даже если это ребенок. Но все-таки… Я хорошо к нему относилась. Отец тоже любил его, как мне кажется, по своему, он не умеет это проявлять, но я не слышала о каких-то серьезных конфликтах между ними. Мне казалось, что Сэм сказал бы мне. Сказал бы, если бы захотел убежать. Он же знал, что я не против, чтобы он проводил время у меня, как можно больше, сколько угодно. Я старалась быть мягкой с ним. Такая бабушка-друг, мне казалось, что мы дружили. Порой я перегибала палку, он становился слишком развязным в отношении ко мне, тогда я недолго старалась быть строже. Но все-таки… Нет, я не думаю, что он хотел сбежать. Он бы так со мной не поступил.

Я выразил свое участие, одобрение и поддержку многократным киванием.

– У него были друзья?

– Так чтобы не разлей вода – нет. Были приятели. С кем-то он дружил с детства, несколько мальчиков в школе, с кем у него хорошие отношения, но так чтобы он плотно с кем-то общался -такого не было. Сэм – одиночка, индивидуалист. Как и его отец, как мне кажется. Он сам в себе. У него много интересов, и этого было достаточно. Гулять ходил он в основном, один. Но это было редкостью. Чаще куда-то он шел по какому-то делу.

– А его вещи, остались у вас? Могу я их посмотреть?

– Нет, Кливлен забрал их сразу же, как Сэм пропал. Вечером в тот же день. Сказал, что они могут понадобиться полиции. Я не препятствовала. Так что спрашивайте у него.

– Вам не показалось, что в последние дни Сэм чем-то обеспокоен, грустен, озлоблен?

– Нет, не показалось. Я долго думала об этом. Ничего такого. Наоборот, в последний год, когда, видимо из-за женитьбы, отец отстал от него, Сэм как-то взбодрился что ли. Снова стал похож на обычного ребенка, у которого ничего не случилось. Нет, он, конечно, и хандрил, и огрызался временами, как и любой подросток, но на все это были какие-то свои мелкие причины, которые все объясняли. Свои, детские, причины. А в последние дни, мне казалось, он был практически счастлив. Веселый, жизнерадостный, открытый, полный сил…У нас все было хорошо.

– У вас есть еще фотографии Сэма, там, что мне дали в участке, не совсем…

– Сейчас принесу, – она, как всегда, не дала мне закончить.

Мы вернулись к дому, и через минуту Валенсия вынесла мне целый альбом. С его страниц на меня смотрела высокая, темноволосая стройная женщина с большой грудью и миндалевидными голубыми глазами, видимо, в мать, она обнимала мальчика. Было много фотографий, на них присутствовала и вся семья, расположившаяся во время пикников или каких-то праздников, видимо здесь, на лужайке перед домом, и только кадры, где Мари, Сэм и Кливленд, иногда к ним присоединялась Валенсия или другие родственники.

– Я делаю для каждого их них свой альбом. У Сэма тоже есть свой. Просто я хотела, чтобы вы посмотрели на Мари. Вряд ли вас заинтересуют фотографии, где Сэм в подгузниках, а его последние фото есть и здесь.

Я кивнул и выбрал несколько фотографий. И снова задержал взгляд на ребенке, как и в первый раз, когда открыл дело, копию которого мне передали из полиции. Рослый, еще по-детски худой, светловолосый мальчик, с крупными чертами лица – карими глазами, пухлыми щеками и губами, производил впечатление хорошего деревенского парнишки. Но не это магнитило мой взгляд к нему. Странное чувство, как будто я уже видел, знал этого человека. Только намного старше, как будто ему должно было быть тридцать, а может быть, сорок лет. Но я смотрел на ребенка. Которому, как знать, может и не суждено никогда стать взрослее. И эта необъяснимая логикой неправильность происходящего коробила душу.