– Эту! Я беру эту!

– Можно взглянуть? – голос полон интереса.

– Нет! – выпалила Эрика. – Теперь она моя!

Отец округлил глаза, и стекла очков сделали их похожими на две половинки зефира.

Эрика проскользнула мимо него в коридор и вбежала вверх по лестнице. Хлопнула дверь, и отцу осталось лишь пожать плечами.

Выбор был сделан.

В комнате Эрика привалилась спиной к двери и стиснула книгу так, что окажись та живой, непременно вскрикнула. Но книга молчала, лишь слушая, как стучит сердце девочки: замечательно громко.

Эрика напряглась. Ни звука. Осторожно поднесла томик к уху. Тишина. Подушечки пальцев не покалывало, по коже не гулял холодок, и в голове не было никакого пения и даже лёгкого шума прибоя.

– Не знаю, кто ты, – обратилась девочка к книге. – Но я подстригу Шкуре усы, если ты окажешься справочником садовода.

Книга опять промолчала. Как и подобает обычным книгам, она предпочитала хранить интригу под обложкой, а открывать секреты на последних страницах.

– А если ты, что даже хуже справочника садовода, занудная нравоучительность из тех, которыми любят пичкать в школе, я скормлю тебя Пирату!

И дабы подкрепить свою угрозу, Эрика на вытянутых вперёд руках направила томик в угол, где стояла клетка с грызуном. Крыс жалобно пискнул, просовывая носик между прутьев.

– Ой, прости, малыш! – Эрика положила книгу на стол, бросилась к клетке и открыла дверцу. – Столько часов один взаперти! Прости-прости-прости!

Крыс юркнул к ней на руку, забрался на плечо и защекотал усиками шею. Эрика хихикнула, поглаживая любимца и выуживая из кармана орешек из торта.

– Ты же знаешь, что па категоричен и, когда я работаю с книгами в его кабинете, ты должен сидеть в клетке.

Пират, похоже, знал. Он вообще был на редкость сообразительный грызун, даже на фоне своих умнейших собратьев. И Эрика часто представляла, что он сбежал из лаборатории и, возможно, даже был родственником Элджернона[17]. Иначе откуда такой необычный во всех отношениях крыс оказался один на улицах Корвинграда?

Это было одно из любимых воспоминаний Эрики, и она с радостью нырнула в него. Подальше от пляшущего от переживаний сердца, горького привкусу обиды на языке и предательского пощипывания в носу.

В то позднее утро, за несколько дней до Рождества, выдалась небывало тёплая погода. Снег плавился в лучах янтарного солнца, на каменных мостовых образовались лужи, птицы заводили трели… А ночью зима вцепилась в эту оттепель так, что все горожане на утро срочно достали ледоступы.

Эрика и отец спешили в тот день на книжную барахолку. Па надеялся ухватить песни Диккенса[18] или письма Рождественского деда[19]. Он всегда возлагал сезонные надежды и радовался как ребёнок, обнаружив заветное. И тут прямо над их головой спланировал крупный чёрный ворон, птица пронеслась так низко, что девочка вскрикнула и выронила сумку. Разноцветные ручки покатились по плешивой, в ледяных струпьях, мостовой, и Эрика принялась их собирать, шаркая шипами на ботинках. И вот, когда она потянулась за фиолетовой единорожной-прописушкой (для каждой ручки было своё назначение и название), то замерла. Перед ней, в стянутой морозом луже, лежало маленькое пушистое тельце.

На глаза Эрики навернулись слёзы. Отец, увидев замешательство дочери, подошёл и присел рядом. В его руке было три ярких карандаша и одна прозрачная ручка.

– Бедняга, – наконец рассмотрел зверька отец. – Печально, не дожить до Рождества и пропустить всё веселье. Не пожелал бы такого даже крысе.

– Такой красивый, – прошептала девочка, разглядывая перламутровую шкурку, покрытую инеем.

Слезинка сорвалась с её щеки и упала на голову крысёнку.

– Он дёрнул ухом! – воскликнула Эрика, и цветные ручки разлетелись по улице во второй раз. – Он живой!

В тот день они так и не собрали рассыпанные ручки и карандаши, не добрались до книжной барахолки и не нашли заветные песни и письма. Зато побывали в кабинете ветеринара, зоомагазине, обзавелись клеткой для грызунов и инструкцией по содержанию.

Крысёнок выжил, но мороз успел откусить от него заднюю левую лапку. Эрика назвала нового питомца Сильвер, за шкурку удивительной красоты и серые, как серебряные бусинки, глаза. Ну и конечно, за схожесть с известным пиратом[20]! Но крысу не очень понравилось это имя, и в итоге он стал просто Пиратом. Девочка и крыс были неразлучны, и будь воля Эрики, она бы ходила с ним везде, даже на занятия (хотя отец не мог поклясться, что она не таскает своего питомца в школу).

Ма тоже не высказала никаких возражений. Единственный, кто невзлюбил Пирата, был Шкура, и он не оставлял попыток сцапать трёхлапого грызуна. Но в тот день, когда Пират дал отпор, вцепившись в нос Шкуре, кот оставил попытки прямых атак и стал вынашивать план мрачной кровавой подлой мести, которой лишь ещё суждено свершиться.

Пират окреп, подрос, перелинял и к марту превратился в… шикарного чёрного блестящего зверя с охряным животом. Столь необычный окрас оценил даже па. Хотя изумление отца и дочери было столь велико, что они надолго засели за книги, пытаясь найти объяснение, как такое возможно.

– Давай договоримся, обезьянка, – отец снял очки и устало потёр переносицу. – Если осенью Пират снова станет серебристым, значит, он столь необычная крыса, что меняет шубку по сезону.

Отец перевёл взгляд с дочери на острую мордочку зверька, важно восседающего на её плече, и столь внимательно глядящего на мужчину, что тому даже стало не по себе.

– А если он не перелиняет осенью. Значит, всё было лишь следствием стресса, а теперь, в любви и радости, он обрёл свой истинный вид.

– Хорошо, па, – улыбнулась Эрика. – Хорошо, что мы не стали звать его Сильвером. А то вот бы был конфуз.

– Воистину, – усмехнулся отец. – Опростоволосились бы перед всем крысиным сообществом.

Эрика радостно захлопнула справочник грызунов и наклонилась щекой к Пирату. Крыс зажмурился от удовольствия.

– Ты самый волшебный крыс на свете! – прошептала Эрика. – И если к Рождеству ты захочешь стать ядовито-зелёным, мы вовсе не против!

– Совершенно, – вернул очки на нос отец и погрузился в чтение, не оставляя попыток найти объяснение такой метаморфозе нового члена семьи.

Вынырнув из воспоминаний, Эрика оглядела комнату, выглянула в окно, чтобы удостовериться, что весь мир не смыт дождём окончательно, и плюхнулась на стул. Перед ней на столе лежал её лично выбранный подарок. Символ её почти-взрослости. Свобода выбора казалась ей вещью более разумной, и потому некая доля удивления (но пока ещё не разочарования) занозой засела где-то между лопаток, отчего хотелось повести плечами и прогнать гадкое тянущее чувство.

Всё, что она сейчас видела – пятно от какао. Клеймо её оплошности.

– Месть этого кота изощрённее дворцовых интриг! – фыркнула Эрика, обращаясь к Пирату.

Вылинявший луч усталого солнца пробился в прореху туч, прыгнул в окно, скользнул по книге и упал на пол, растворившись в сумраке. Эрика шумно выпустила воздух. Она попыталась оттереть пятно, но не вышло. Хоть весь переплёт и был покрыт выдержанными следами чтецов и пыли, но свежее пятно блестело как несмываемый след преступления в Кентервильском замке[21]!

Однако мир по ту сторону окна был столь сыр и неприветлив, что не оставалось ничего иного, как сбежать в другой – под обложку. Эрика плюхнулась на кровать, дёрнула за хвост ночник и открыла книгу, по привычке убрав ляссе на последнюю страницу.