И вот теперь этот ученый тревожно косится на остальных, ожидая услышать упреки, но вместо этого слышал лишь тишину и легкий шелест листьев.

Захлопнув тетрадь, Шон подошел к небольшому кирпичному дому, облокотился на низкий каменный забор и стал вслушиваться в звуки природы. Где-то капли воды стекали с крыш и ударялись обо что-то, где-то шелестела листва и высокая сухая трава. А где-то… кто-то хрипит…

Родригес перешагнул через забор и подошел к дому, из которого отчетливо слышал этот звук. Он осторожно вошел в раскрытую дверь, попутно размышляя о том, кто же может издавать этот звук. Конечно, Драугр, но почему же тогда он все еще здесь? Почему он не решился выйти и атаковать своих жертв, которые все это время жутко шумят прямо у него под носом? Доски под ногами изредка поскрипывали, порой сменяясь треском. Заглянув в одну из комнат, похожую на спальню, Шон обнаружил Драугра. Он стоял, согнувшись, спиной к Родригесу и наблюдал за чем-то, беспрерывно пялился в одну точку. Шон нащупал маленький пистолет, который ему выдали для самообороны (и то только после его многочисленных просьб), и прицелился в середину головы, при этом медленно подходил все ближе и ближе к мутанту. Родригес ожидал увидеть рядом с мутантом убитую жертву, но увидел лишь… фотографию? Шон не верил своим глазам. Драугр все это время смотрел на стоящую на полке фотографию в темной деревянной рамке и громко похрипывал. Только сейчас Шон понял, как сильно слышно разговоры снаружи, но эти речи совсем не беспокоили мутанта. Родригес еще раз взглянул на всю эту картину, крепко сжимая глаза, дабы убедиться, что все это взаправду.

Приставив пистолет к голове мутанта так, чтобы пуля пробила жало с обратной стороны, Шон закрыл глаза, вздохнул одновременно с мутантом и выстрелил.

Сильный звон в ушах заглушил все. Больше не было слышно разговоров с улицы, дыхания Драугра, пения птиц, шелеста травы. Один лишь звон, как призрак, как душа только что убитого зверя — этого мутанта — обретает покой, пролетая сквозь тело Шона, пытаясь сказать ему что-то. Возможно, даже поблагодарить.

Родригес перешагнул через убитого, подойдя к той фотографии, которая так его привлекла. Это был совершенно обыкновенный снимок: счастливая семья, радостные, молодые лица, безграничное море на заднем плане. От этой картины веяло покоем, стоило лишь посмотреть на фотографию, как сразу же слышался шум моря, детский смех, ощущался аромат свежего чая и новой книги — всего, что приносило счастье, с чем ассоциировалась прежняя жизнь. Шон обратил внимание на парня, стоящего справа на снимке. Вероятно, он старший сын в этой семье, слева от него, слегка обнимая друг друга, стояли два взрослых человека — похоже, родители; а справа — маленькая девочка, на вид ей не больше десяти лет. На ее светлом лице сияла радостная улыбка, безумно счастливые глаза смотрели в объектив со всей той детской наивностью, светлые волосы светились от солнца, словно превратившись в новую звезду.

Еще раз взглянув на парня с фотографии и на убитого, Шон видел одно и то же, отказываясь верить своим глазам. Конечно, с первого взгляда эти лица совершенно разные: симпатичное молодое лицо и мерзкая гниющая рожа. Но если приглядеться. Тот же заостренный нос, тот же овальный подбородок, широкий лоб. Даже глаза. Пусть их уже мертвый взгляд не похож на прежний, но в них все еще выделяется эта умная натура, словно призрак тех задумчивых выразительных глаз.

Родригес рассматривал фотографию еще минуту, смахнул одинокую слезу, которая появилась точно из ниоткуда, и направился на улицу. К счастью, удалось избежать многочисленных расспросов, а говорить все подробности произошедшего Шон не желал: все равно никто не поверит.

Заглянув краем глаза в одну из палат, Роза взглянула на пожилого мужчину, убедилась, что он спит, и тихо прикрыла дверь. Девушке стало немного спокойнее. Этот пациент весь день страдал от сильного кашля, болезнь совсем его замучила. Когда вчера вечером Роза подошла к нему проверить температуру, тот был совсем бледным, что сливался с подушкой, будучи лишь серым пятным на белой простыни, глаза его смотрели так больно и с таким страданием, он сложил руки на животе, посмотрел на Розу и спросил: «Я умираю?». Девушка сначала приложила руку к его горячему лбу, а потом тихо прошептала: «Конечно же нет». Сегодня он идет на поправку. Хочется верить, что так и будет продолжаться, но вряд ли всем повезет так же, как ему.

Роза подошла к очередной палате и осторожно туда заглянула. На секунду девушка перепугалась и пошатнулась, еле удержавшись на ногах. Парень лежал с открытыми глазами и беспрерывно пялился в одну точку. Но затем он громко шмыгнул носом, и Роза облегченно выдохнула, зайдя в палату. Новому пациенту было около двадцати лет, но выглядел он гораздо старше. Кожа его сильно огрубела, на белоснежном лице проступали очертания черепа, весь он был худощав. Но, тем не менее, было видно, что он не теряет надежд, всегда верит в лучший исход. Его глаза хоть и выглядели больными и усталыми, но блестели радостью жизни. Роза подошла к нему, присела на скрипучий деревянный стул и осмотрела его бережным взглядом.

— Как вы себя чувствуете? — спросила она очень тихо и мягко, будто бы боясь нанести кому-либо вред голосом.

— Могло быть и лучше, конечно, — улыбнулся парень, — но… сойдет! В любом случае, мне повезло, как и раньше… — в этих последних словах прозвучало столько боли и тоски, что Роза словно бы увидела все то, что пришлось пережить этому молодому человеку в столь юном возрасте. Для него везение — это возможность жить, дышать, улыбаться. Лишь немногие ценят эти дары, но когда начинают их терять, то сразу осознают их ценность.

— Вот скажите, доктор, с вашей точки зрения, почему кому-то везет, как мне, а кому-то — нет?

Роза засмущалась, когда ее назвали «доктором», и даже слегка покраснела.

— Увы, я сама не знаю ответа. Наверное, потому что вы верите в ваше везение, верите в чудо, потому оно к вам и приходит.

— Ага, — он снова широко улыбнулся, — именно поэтому вы всегда поддерживаете своих пациентов, даже если им осталось жить всего пару часов, а то и минут?

— Да, — девушка ответила, не сводя глаз с окна, по которому одна за другой скатывались капли дождя, кружась в своем бесконечном потоке. — Уже столько знаете обо мне? Ведь только сегодня вы сюда прибыли.

— У нас все о вас говорят. Ну, конечно же, такая сенсация! Иностранцы в нашем городе! Весь народ так кричит. А были и другие, люди повзрослее, хотя умом особым и не обладают, судя по всему. Они все говорят, что добить вас надо было, и тогда бы всего «этого» не было, — Роза после этих слов закрыла глаза и глубоко вздохнула. — К черту таких людей! Вот мое мнение! Я многое потерял там, на фронте: друзей, родных, молодость, да всю жизнь. Мне было девятнадцать, а я видел все это своими глазами. Хотя кто из нас не видел всего этого? Может быть, настанет день, когда все вновь станет таким родным и мирным? Как считаете?

— Может быть…

— Ах да. Вы вновь обнадеживаете. Как вы сказали: «чудо приходит, потому что мы в него верим», — он замолчал, задумался на пару секунд в полной тишине, порой нарушаемой стучанием капель дождя. — Да хоть бы так и было.

— Отдыхайте, вы и так уже много поговорили, — Роза встала со стула, слегка дотронувшись до плеча больного. — Вера в лучшее — прекрасно, но лучшее придет лишь в том случае, если мы будем делать все возможное для этого.

— Вы говорите как философ, — посмеялся парень. — Да… — улыбнулся он задумчиво.

Роза тихонько улыбнулась, не обернувшись, и вышла из палаты.

Входная дверь больницы внезапно распахнулась, и в помещение завалилось несколько упитанных мужчин, несших за плечи молодого парня. Осмотрев коридор и заметив ничего не понимающую Розу, один из них криком подозвал ее. Девушка неловко зашагала, пытаясь понять, что происходит. Только недавно к ней привели одного раненого, и история повторяется снова. А может быть, ей все это снится? Но боль на лице молодого солдата была уж слишком реальной, он корчился, сузил глаза со всей силы, а потом вновь раскрыл их так широко. Но в этом взгляде не было ни капли света, покрасневшие белки смотрели тускло и уныло.