После обнаружения первых жертв в г. Ухане китайские власти приняли серьёзные карантинные меры, одновременно скрыв проблему от остального мира с последующим катастрофически быстрым распространением смертельной опасности на все континенты.

Закрытие школ в США без доказательных обоснований, приведшее к огромным проблемам в экономике и народном образовании в год, когда этот кризис мог повлиять на результаты предстоящих выборов президента США.

И, возможно, самое главное – категорический и, по-видимому, беспрецедентный запрет высшей медицинской администрации на методы лечения и лекарства7 практикующим врачам с угрозой лишить нарушителей лицензии. Последнее держалось некоторое время в секрете от населения, как, например в Канаде, но вскоре оказалось секретом Полишинеля. Тем не менее, вся эта информация замалчивалась и игнорировалась основными органами печати в странной, на первый взгляд, кооперации «независимой прессы» с правительственными органами принятия решений.

Я осознаю, что, несмотря на многочисленные утверждения либертариански8 настроенных блогеров, вышеприведённые аргументы не являются доказательством существования какого-то общего заговора, объединившего многочисленные правительства, академические круги, фармацевтические компании и практикующих врачей в одну систему, преследующую хорошо определённые цели. Например, сокращение народонаселения для предотвращения кризиса ресурсов или подчинение широких масс населения диктату некоей элиты, преследующей цели мирового господства для проведения в жизнь радикальных реформ. Конечно, многие наблюдаемые явления указывают и на отсутствие необходимой компетенции у правящих органов, и на хаотичную реакцию публики и регуляторов на возникший кризис, и на технические и методологические ошибки вследствие недостаточности знаний в области медицины и фармакологии. И всё же неоспоримые факты сокрытия информации и последующее признания официальных лиц под присягой в обмане публики не могут быть легко и целиком списаны на хаос или некомпетентность. Как мне представляется, вместо единого и универсального заговора мы здесь имели дело с целом рядом локальных заговоров для получения желательных, пусть даже кратковременных результатов отдельными группами людей, обладающих различной степенью власти. Обращаясь к физической аллегории, представим себе турбулентный поток в замкнутой системе: хаос, наблюдаемый локально, может обернуться достаточно структурированной картиной взаимодействующих друг с другом вихрей при взгляде со стороны.

Одним из аргументов противников «теории заговора» является, в общем-то, справедливое утверждение, что секретный сговор между многими участниками не может долго оставаться абсолютной тайной от публики, вследствиe неизбежных «утечек». Но здесь, к сожалению, вступает в силу фактор пропаганды, которая, как было много раз продемонстрировано, может буквально заставить публику не верить нежелательным фактам путём назойливого повторения или, как это ещё называется, «промывания мозгов».

Последнее соображение я считаю важным, потому что тайна, окружающая по необходимости заговор локальный, не обязательно должна соблюдаться при заговорах большого масштаба, где в распоряжении заговорщиков имеются мощные средства поддерживать действительное или мнимое, но вынужденное неведенье публики. Например, административное, экономическое и даже уголовное преследование тех, кто противоречит официальной версии происходящего или раскрывает нежелательные подробности. Важнейшим фактором также является распространение идеологии, оправдывающей аморальную деятельность власть имущих благими целями, и как уже говорилось, промывание мозгов населения ведущими средствами массовой информации. За примерами ходить недалеко в нашем мире в настоящее время. Возможно, так было и раньше.

Наконец, следует обсудить различия между «заговором» одной группы и «договором» между группами участников общественно-значимого процесса, такого как очередные выборы в демократическом обществе. В обоих случаях целью является приобретение контроля над обществом для осуществления далеко идущих планов, о которых масса избирателей может и не иметь чёткого представления. Но в случае заговора многие шаги инициаторов процесса могут быть за пределами легальных или принятых этических норм и поэтому тщательно скрываться или публично отрицаться. Во втором – легальные нормы не нарушаются и соответствующие действия не скрываются, лишь выбор избирателя оказывается ограниченным и часто неудовлетворительным в терминах свободного волеизъявления. Речь здесь идёт, например, об отсутствии центристского варианта в результате тактического сговора одной из сторон с центром политического спектра. Я говорю здесь о расширенном понимании процесса демократии участниками договора, ведущего к нежелательной консолидации власти. Последствия в этом случае осознаются позже в свете проявляющихся со временем неожиданных политических решений. В любом из вариантов обсуждаемых политических манипуляций речь идёт о так называемом «управляемом обществе», чьё кажущееся исчезновение ввиду краха Советского строя так преждевременно приветствовал великий поборник свободы и индивидуального человеческого достоинства, последний чехословацкий президент Вацлав Гавел.

Противопоставление двух предметов рассмотрения в названии так же, как, например, в названиях некоторых произведений Дмитрия Мережковского или Григория Померанца, не говоря уже о статье Александра Блока9, восходит к традиции Плутарха описывать исторические персонажи (или избранные объекты) парами в сравнении или противопоставлении их характерных черт или аналогичных ситуаций. Такого рода название позволяет, в частности, перепрыгнуть через стадию поисков адекватного определения неких изначальных понятий. Например, вопрос: является ли интеллигенция частью народа? Здесь я тоже попробую применить метод противопоставления, полагая, что в некотором нестрогом смысле «народ» и «интеллигенция» являются двумя главными составляющими множества, называемого нацией. Очевидно, что эти множества пересекаются, но я предполагаю, что область пересечения мала. Те же, кто причисляет себя к двум множествам одновременно, рискуют тем, что подвергнутся осуждению и даже бойкоту с обеих сторон в случае расхождения групповых интересов. Возникает и специальный случай индивидуума, не принадлежащего ни одной из групп, но об этом позже.

В поисках определений

Так или иначе, я предполагаю, что и интеллигенция, и народ обладают отличными друг от друга характеристиками, обусловленными объективными законами общественного устройства. Таким образом, интеллигентный10 человек, благодаря своим личным связям ставший частью интеллигенции как некоей отдельной группы населения, демонстрирует черты и мысли, объединяющие его с другими членами этой группы. Это похоже на отношения людей, собравшихся на митинг, каждый со своим пониманием ситуации. Изначально далеко не все пришедшие разделяют эмоции и мнения большинства, но, как правило, в дальнейшем наступает консолидация и, если угодно, единодушие собравшихся по отношению к цели митинга.

В советской школе нам говорили, что интеллигенция – это прослойка между двумя классами с несовпадающими интересами, как-то буржуазия и рабочие. Хочу заметить, что помимо подпольных предпринимателей, в СССР официально не существовало эксплуататорских классов. Но так называемая интеллигенция всё равно называлась прослойкой по старой традиции, унаследованной от дореволюционных марксистов. Она состояла из людей, которым в целом разрешалось не работать физически. Сюда формально входили и партийные работники, и служащие и часть военных. Однако в обиходном смысле интеллигенцией, как я тогда понимал, считали людей умственного труда, не принадлежавшиx к номенклатуре, и так называемых творческих работников. Они были членами достаточно чётко очерченного социального множества со своей субкультурой и своими неформальными лидерами – властителями дум, если угодно. Интересно отметить, что большинством их кумиров на Западе были или крайне левые, или вообще прокоммунистически настроенные деятели культуры. Другое дело, что с появлением легально разрешенного частного предпринимательства в конце восьмидесятых XX века интеллигенция, наконец, нашла себе место в качестве настоящей прослойки между классами эксплуататоров и эксплуатируемых, как их понимала марксистская наука. Иными словами, её члены всё ещё не трудились в поле или на производстве, но и не владели достаточными средствами, чтобы не быть вынужденными обслуживать интересы аппарата управления и частично слившегося с ним класса новой буржуазии. Впрочем, самые активные и прогрессивные интеллигенты присоединились к числу открытых эксплуататоров, стараясь всё же не потерять интеллигентного выражения на лице. Сказанное всё ещё не позволяет мне считать, что определение найдено. Обратимся теперь к сравнению.