Алексис посадил Керри в пестрый шезлонг и взял ее трясущиеся руки в свои. Керри заметила, каким уставшим он был, и ее сердце бескорыстно открылось ему.

– С чего начать? – спросил он, крепко держа ее за руки. Он дрожал так же, как и она.

Судорожно сглотнув, Керри тихо сказала:

– С разговора в клинике.

Алексис улыбнулся.

– Ты слышала только часть разговора.

Часть разговора, устало думала она. Она посмотрела в его глаза: как и в большинстве случаев, в них ничего нельзя было прочитать. Он замкнулся в себе. Доказать, что она слышала слова Елены, было легко.

– Я знаю, что она манипулировала нами. Она купила меня тебе.

– Выслушай меня. Я ничего не знал о желании моей матери, чтобы у нас был ребенок. В свое время она умоляла меня поухаживать за тобой, но она мной не манипулировала. Я отвечаю за свои поступки. Я все время думал, что это Петрос. Он всегда вмешивался в наши отношения.

– Но почему? – спросила она. – Почему Елена делала это? Почему ты на это согласился?

– Елена занималась сватовством по эгоистической причине. У нее была старомодная идея, что мы должны влюбиться друг в друга.

Керри покраснела.

– Я влюбилась.

Она попыталась освободить руки, но он не отпустил ее.

– Не вырывайся! Пора узнать всю правду.

Вот он! Момент разрыва! Керри выдохнула и неуверенно улыбнулась.

– А зачем ты притащил меня на яхту? Она сжала губы. К чему этот разговор?

– Ты моя жена. Я хочу, чтобы ты вернулась в мою жизнь и в мою постель. Но дай мне сначала все объяснить тебе.

Алексис посмотрел на ее руки, и лицо его приобрело багровый оттенок. Объяснять ему было так же трудно, как ей – понять.

– Моя мать договорилась с Петросом, что он использует свою болезнь и расскажет мне всю эту милую сказку, чтобы я помог ему. Она знала, что я хочу тебя. Это было видно по моему лицу.

Керри не удержалась от горькой усмешки.

– Но как она уговорила Петроса сделать это?

– Он все готов для нее сделать. И он у нее в долгу за ту операцию с Тео пять лет назад. Он был идиотом, пообещав твою руку человеку с такой репутацией. Но вина моей матери не самая большая. – Он посмотрел Керри прямо в глаза. – Это я виноват. Забудь про Петроса и про мою мать. Это я хотел, чтобы у нас был ребенок. Я хотел опутать тебя цепью, которую ты не сможешь разорвать.

– Это уж слишком! Меня можно даже не спрашивать? – закричала она.

Алексис даже не смутился.

– Когда моя мать планировала это, брак был ее конечной целью. Она хотела, чтобы у нас было полдюжины детей.

Керри не верила своим ушам. Ее охватила ярость.

– Меня самым настоящим образом использовали! Мой крестный, твоя мать, ты! Вы все насмехались надо мной! На что это похоже, Алексис? Ты мне отомстил. Я оскорбила тебя в Лондоне, и ты унизил меня, использовал как племенную кобылу!

– Нет, Керри, это не так, поверь мне! – Он застонал, как раненое животное.

Керри подошла к окну, чтобы посмотреть на темное небо. Как он мог? Она повернулась, гневно сверкая глазами.

– Ты отомстил? Ты получил свой фунт мяса? – Глубоко вздохнув, она прошептала: – Я хочу ближайшим самолетом улететь домой, в Лондон. Здесь меня никто не любит.

– Нет! Твой дом здесь, со мной!

– Если ты попытаешься меня задержать, тебя арестуют!

Ее грудь тяжело вздымалась, сердце колотилось, а он улыбался!

– Не смей надо мной смеяться!

– Перестань, Керри. Я смеюсь не над тобой, а над твоими глупыми словами. Тебя здесь все любят. Подумай, через какой ад мы прошли, когда ты исчезла! А ты даже не спросила о Петросе. Ты даже не подумала, что он может умереть!

Он понимал, что это жестоко, но это должно было вывести ее из гипнотического транса, в котором она находилась.

Набрав воздуха в легкие, она закричала:

– О Боже! Что с ним?

– Ему стало лучше, когда он узнал, что ты жива. Прижав ладонь к губам, Керри вздохнула.

– Ты, наверное, думаешь, что я чудовище, эгоистка.

– Я думаю, что ты очень устала. Я виноват. Я обвинил всех, кто пытался нами манипулировать, а сам непростительно манипулировал тобой, моя дорогая жена. – Он взял ее руку и поцеловал. – Если ты хочешь уехать, я не буду тебе мешать, но я настаиваю, чтобы ты меня сначала выслушала. К сожалению, придется подождать, пока мы не останемся одни, в постели. У нас на борту гости, и через полчаса будет ужин.

– Гости? – Она замотала головой. – Я не могу сейчас общаться с гостями. Даже с дельфинами.

Он улыбнулся: разве мог он сердиться на нее?

– Пойдем. Я уверен, что ради этих гостей ты сможешь сделать над собой усилие. – Он приподнял прядь ее волос. – Но сначала тебе нужно принять душ. Мои гости могут обидеться, если увидят тебя в таком состоянии.

Она посмотрела на него. Если она улетит завтра утром, то никогда не увидит его снова. Никогда не сможет потрогать его, нежно поцеловать в бровь во время сна. Или, подкравшись, нежно прикоснуться, когда он бреется, и увидеть его строгий взгляд в зеркале: он всегда относился к бритью серьезно.

Ей хотелось побыть с ним еще один раз. Еще один раз почувствовать себя в его надежных руках.

– Я чувствую себя слишком слабой. Ты должен мне помочь, – прошептала она, едва дыша.

Он кивнул, едва заметно нахмурившись.

Включив душ, он посадил ее на кровать и молча помог ей раздеться до нижнего белья. Он никогда не видел ее в таком состоянии, такой тихой и пассивной.

– Ты справишься с остальным? Она покачала головой.

– Пожалуйста, Алексис, помоги мне.

Он осторожно расстегнул ей лифчик и снял бретельки с плеч. Избегая интимных прикосновений, аккуратно положил ее на кровать. Было так легко взять ее в этом положении, но он не хотел этого делать, пока они обо всем не поговорят. Когда он снимал с нее трусики, она умоляла его взглядом коснуться ее.

Отступив назад, он велел ей сесть, обмотал вокруг нее полотенце и помог дойти до душа.

– Тебя больше не тянет ко мне, да?

Алексис наклонил голову, поставленный в тупик этим вопросом. Как еще он мог выразить свою любовь? Он искал ее дни и ночи, но он не мог заниматься с ней любовью, пока все окончательно не будет выяснено. Разве его гнев, когда он нашел ее, не был подтверждением его чувств?