— Вас понял, Чикаго. Сто восемьдесят миль.

Три гудка. «Куда же она подевалась? Что случилось?»

Двигатели натужно гудели. Гидравлика стонала. В наушниках трещали атмосферные разряды.

Тим пропел:

— Закрылки на тридцать градусов, выпускаю шасси.

И только тогда наконец в наушниках послышался щелчок и голос жены произнес:

— Алло?

Карни с облегчением рассмеялся и уже открыл рот, чтобы ответить, когда самолет вдруг содрогнулся от чудовищного толчка — столь мощного, что у него с головы сорвало массивные наушники. По кабине разлетались искры и куски металла.

Оглушенный, Карни инстинктивно схватил штурвал левой рукой — правой у него больше не было. Он повернулся к Тиму и увидел, как его окровавленное тело тряпичной куклой вываливается через зияющую в фюзеляже дыру.

— О Господи! Нет, нет...

Затем от распадавшегося на куски самолета отвалилась кабина, оставив крылья и двигатели в шаре огня.

— Ох, Перси, — прошептал он, — Перси...

Большие, как астероиды, желтые, цвета кости.

Песчинки светились на экране компьютера. Подавшись к экрану, застыв так, что затекла шея, сидел мужчина — глаза напряженно сощурены, весь внимание.

Вдалеке погромыхивала гроза. В этот ранний утренний час небо было желто-зеленым, надвигалась буря. Самая дождливая весна на его памяти.

Песчинки...

— Увеличить, — распорядился мужчина, и изображение тотчас увеличилось вдвое.

«Странно», — подумал он.

— Курсор вниз. Стоп.

Он опять подался вперед, напряженно изучая экран.

Песок, размышлял Линкольн Райм, — подарок для криминалиста. Он пристает к одежде, как краска, и весьма кстати объявляется на месте преступления, связывая убитого и убийцу. Кроме того, песок может очень многое рассказать о том, где побывал подозреваемый. Матовый песок указывает, что тот был в пустыне, светлый — что на песчаном берегу. Вулканический — Гавайи. Кварцевый — Новая Англия.

Но откуда взялся именно этот песок, Райм определить не мог. В Нью-Йорке песок в основном либо кварцевый, либо из полевого шпата. У пролива Лонг-Айленд — каменистый, на Атлантическом побережье — мелкий, как пыль, на Гудзоне — вязкий. А этот — белый, искрящийся, шероховатый, с вкраплением крохотных красных кружков с белой каймой, похожих на микроскопический срез щупальца кальмара. Загадка не давала Райму покоя до четырех утра, и он послал образец песка в Вашингтон, в криминалистическую лабораторию ФБР.

За окном что-то мелькнуло. Его соседи — два сапсана — собирались в Центральный парк на охоту. «Берегитесь, голуби», — подумал Райм и вдруг насторожился.

Он услышал, как кто-то поднимается по лестнице. Том впустил посетителей: здоровяка Лона Селлитто, детектива первого класса из Полицейского управления Нью-Йорка, и его напарника Джерри Бэнкса, постройнее и помоложе, в элегантном сером костюме, со светлым вихром обрызганных лаком волос. Тучный Селлитто осмотрел комнату.

— Скажи-ка, Линк, что здесь изменилось?

— Ничего.

— А я вот понял, — вставил Бэнкс. — Здесь стало чисто.

— Разумеется, чисто, — заметил Том, безупречный в своих отутюженных светло-коричневых брюках и белоснежной рубашке с цветастым галстуком. Галстук, по мнению Райма, был слишком кричащим и не вписывался в ансамбль, хотя он сам же и подарил его Тому, выписав по каталогу.

Помощник состоял при Райме уже несколько лет, в течение которых Райм дважды его увольнял, а один раз тот сам взял расчет. Том разбирался в параличе четырех конечностей не хуже иного врача, а благодаря Райму настолько поднаторел в криминалистике, что легко мог бы сделаться детективом. Но его вполне устраивала должность «мужчины-сиделки», как ее называли в страховой компании. Райм величал Тома то «заботливой наседкой», то «наказанием Господним», чем доставлял ему бесконечное удовольствие. Теперь помощник кругами ходил вокруг посетителей.

— Он был против, но я нанял уборщиков, и они отдраили весь дом. После этого он не разговаривал со мной целый день.

— Нечего было убираться. Теперь я ничего не могу найти.

— Но ему и не надо ничего искать, — возразил Том. — Для этого есть я.

Райм не был расположен к шутливой болтовне.

— Ну? — обратился он к Селлитто. — Что нужно?

— Есть дело. Думал, вдруг ты захочешь помочь.

— Я занят.

— А это что такое? — спросил Бэнкс, показывая на новый компьютер у постели Райма.

— О, — до отвращения жизнерадостно ответил Том, — это сверхновинка. Покажи им, Линкольн. Покажи, как он работает.

— Не хочу я ничего им показывать, — огрызнулся Райм.

— Он просто смущается, — заметил Том. — Не знаю, что на него нашло. Еще вчера он очень гордился этим устройством.

— Вовсе нет. — В этот момент Линкольн Райм мог думать только о микроскопических вкраплениях в песчинках.

Том же тем временем продолжал:

— К компьютеру подключен микрофон. Компьютер понимает все, что говорит Райм.

На самом деле Райму очень нравился этот компьютер с программой распознавания голоса. Используя только устные команды, он мог делать все то, для чего другим требуются мышь и клавиатура. Помимо этого, с помощью компьютера Райм мог регулировать отопление, зажигать и гасить свет, включать проигрыватель и телевизор, звонить по телефону.

— Можно даже музыку сочинять, — сообщил гостям Том.

— Велика польза, — мрачно проронил Райм. — Музыку!

Паралитик с переломом четвертого шейного позвонка вполне способен кивать. Райм мог даже пожать плечами, правда, не так легко, как бы ему хотелось, и исполнить воистину цирковой трюк — слегка пошевелить безымянным пальцем левой руки.

— А еще можно играть в игры, — гнул свое Том.

— Ненавижу игры. Я в них не играю.

Селлитто, напоминавший Райму большую незастеленную постель, покосился на компьютер, тот, судя по всему, не произвел на него должного впечатления.

— Линкольн, — начал он, — для расследования этого дела создана специальная группа из наших и федералов. Мы столкнулись с проблемой.

— Уперлись в кирпичную стену, — рискнул заметить Бэнкс.

— Я сейчас делаю кое-какую работу, — объяснил Райм. — Для Фреда Деллрея. Пропал один из его парней.

Специальный агент Фред Деллрей, ветеран ФБР, был наставником большинства секретных агентов на Манхэттене. В свое время он сам считался одним из лучших оперативников.

— Он нам рассказывал, — заметил Бэнкс. — Таинственная история.

В ответ на эту бесхитростную реплику Райм скривился, хотя по существу дела Бэнкс был прав. Секретный агент Тони Панелли несколько дней назад исчез из своей машины, припаркованной напротив штаб-квартиры ФБР в центре Манхэттена. Двигатель работал, дверца была открыта. Не обнаружено ни крови, ни следов выстрелов, ни царапин, указывающих на борьбу, ни свидетелей. И вправду таинственная история.

В распоряжение Деллрея полиция передала сильную оперативную бригаду и сформированную еще Раймом команду экспертов-криминалистов. Деллрей попросил самого Райма отработать место происшествия. Приданный Райму специалист потратил на машину Панелли не один час, но, помимо опознанных отпечатков пальцев и десятка пакетиков бесполезного мусора, обнаружил лишь один возможный след — странные песчинки, которые теперь переливались на экране компьютера.

Лон Селлитто продолжал:

— На дело Панелли бросят других людей, Линкольн. Думаю, ты сам захочешь заняться нашим случаем.

«Опять это слово — захочешь. О чем, собственно, идет речь?» Несколько лет назад Райм вместе с Селлитто работал над рядом тяжких убийств. Райм обычно не полагался на свою способность разбираться в людях (его бывшая жена часто с раздражением повторяла, что он может разглядеть пистолетную гильзу на расстоянии мили и не увидеть человека, стоящего прямо перед ним), но сейчас он понимал, что Селлитто чего-то не договаривает.

— Ну, Лон, выкладывай, что там у тебя?

Селлитто кивнул на Бэнкса.

— Филип Хансен, — произнес молодой детектив.