– А где сейчас твой отец?

– Он сейчас спит, лег вчера поздно и тебе надо побыстрее уходить. Если он тебя здесь найдет, это будет что-то вроде триллера из серии избиение младенцев злыми янычарами. Не приведи господи такое увидеть. Извини Андрей, но тебе действительно надо уходить. Может быть, мы с тобой, где и встретимся. Вообще-то, почему может быть, завтра на комбинате и встретимся. Заходи ко мне в отдел, поболтаем, а сейчас иди. Пожалуйста.

– Мне надо с твоим отцом переговорить по важному делу. Я тебе сейчас про него не могу сказать, но поверь, мне очень надо переговорить.

– Знаешь, ты мне, почему понравился сразу, потому что ты немного сумасшедший, вроде меня, но с моим отцом тебе лучше не связываться. Ты просто его не знаешь. Иди.

– Нет, мне надо с ним переговорить.

Ксения на этот раз молча схватила меня за руку и потащила к калитке и я, конечно же, пошел. Не буду же я против неё силу применять. С другой стороны к дому подойду. Теперь-то я знаю, что мне делать. Теперь у меня ясная цель есть.

– Стоять! – раздался сзади властный голос.

Я вздрогнул, остановился как вкопанный, и по спине моей галопом промчалась дикая орда мурашек. Такой голос был у моего комбата в армии и дурень он был первостатейный, даже с изрядными повадками изверга. Его голос навечно застрял в моих печенках, и только воспоминание о нем, блокировало все жизненные процессы организма. И вот услышав опять такой голос, я понял ничего хорошего от этой встречи, ожидать не приходится. Сейчас придется терпеть и терпеть много. Хорошо если не побьют, но моральное насилие точно уж обеспечено. Вот и ноги уже в коленках подрагивают. А может по-другому попробовать? Как там этот Монтень говорил, про то, что на души сильные и непреклонные лучше воздействовать мужеством и твердостью? Дай-ка я, сейчас попробую древний совет француза проверить в действие да ещё в нашей действительности. Я резко обернулся, набрал полную грудь воздуха, вытащил из всех закромов имеющееся у меня в наличии мужество и решительно пошагал навстречу голому по пояс мужчине. Хотя мужчине и было уже далеко за пятьдесят, но выглядел он на удивление крепко. Весь торс его был сплетен из хорошо тренированных мышц, которые зашевелились, как упругий клубок змей, в предчувствии жесткой схватки.

– Чего орешь? – придав голосу максимальную грубость, ответил я, подходя ближе к директору. – Я не глухой, чтобы на меня так орать! Понял! Мне поговорить с тобой надо.

– Чего? – не понял он сразу моего вопроса и предложения.

– Чего орешь, спрашиваю? Я по делу к тебе пришел.

– Кто это? – уже без властного крика спросил, глядя сквозь меня, Николай Алексеевич.

– Знакомый, – ответила за моей спиной Ксюша.

– А ты где с ним познакомилась?

– На комбинате.

– Он чего у нас работает?

– Да, в охране.

– Вообще-то ему надо в дурдоме лежать, а не в охране работать. Странно. А ну пошел вон отсюда!

Последнее высказывание, конечно же, было обращено ко мне, но я решился держаться своей роли до конца.

– Мне надо с тобой переговорить наедине, – опять, собрав из последних сил всю имеющуюся в моем существе наглость, выпалил я в глаза злому директору.

– Ну, сейчас я тебе устрою «наедине» – заорал Ксюхин отец и ринулся на меня, как борец сумо на тренировочный мешок.

Вот где я в очередной раз похвалил себя за упорство в атлетических тренировках. Вот где пригодились тренированные мышцы. Директор был, конечно, сильный человек, но и я был как никак призером областных турниров по гире, а это кое-что да значит. Короче, не поддался я его напору, а даже больше того, слегка прижал большого руководителя к кирпичной стенке. Выполняя этот маневр, я решил, что на комбинате больше работать не буду. Но вот странное дело, Николай Алексеевич у стенки немного успокоился и согласился меня выслушать наедине.

Слушал он меня долго, а как дослушал, так сразу стал звонить куда-то. Назвонившись, предложил мне с ним позавтракать и крикнул Ксении подать нам завтрак на двоих в кабинет. Завтракали мы, молча из-за того, что директор был задумчив, а я всю свою жизненную энергию на наглость потратил.

Скоро к даче подъехала черная «Волга». Николай Алексеевич строго приказал Ксюше собраться и ехать к тетке, кажется в соседнюю область. Она попыталась перечить, но отец посмотрел на неё таким взглядом, что даже мне не по себе стало. Я же пытался услышать адрес ссылки моей возлюбленной, но не услышал. «Волга» уехала в неизвестном мне направлении. Тут же на её место подкатил «джип» цвета вороньего крыла и «Жигули» пятой модели неопределенно пыльного цвета. Приехавшие вошли вместе. Ими оказались: начальник отдела внутренних дел района подполковник Копченов и старший следователь местной прокуратуры Колчинский.

Меня вновь заставили пересказать свою историю, что я уже привычным тоном и сделал.

– Я только не понял, Михаил Иванович, здесь каким боком? – задумчиво произнес Копченов, после завершения моего рассказа.

– Теперь его уже не спросишь, – грустно покивал головой Колчинский. – Хотелось бы конечно, но, увы.

– А что случилось? – пришла пора удивиться мне.

– Погиб вчера вечером Михаил Иванович, – вздохнул подполковник. – Несчастный случай. Сколько раз я ему говорил: найми хорошего электрика проводку в бане сделать, а он всё твердил: «что я не мужик что ли?». Вот теперь вроде, как и не мужик, а труп.

– Его убили, – вырвалось у меня. – Его точно убили, наверное, из-за меня.

– Нет, здесь чистый несчастный случай, – покачал головой Колчинский. – Лампочка у него в бане замкнула, а он полез ремонтировать. Сыро же кругом. Вот его током и долбануло. Так бы ничего, но он головой о печь ударился и весьма неудачно. Вчера всю ночь разбирались. Насильственного ничего не было. Дрянная кустарная проводка, повышенная влажность, скользкие ступеньки на лестнице и неудачное стечение обстоятельств. Криминала нет.

– Ладно, – привычно взял в свои руки контроль над ситуацией директор. – Потом разберетесь. Мне сейчас надо понять, кто эту кашу с моим «заказом» заварил. Это может быть серьезно. Вот именно сейчас, серьёзно. Мы сейчас на заводе с французами совместное предприятие хотим открыть, чтобы с него поставки на Европу гнать под французской маркой. Барыш здесь хороший ожидается. А если французы узнают, что у меня на комбинате твориться, то всё, делу, очень мягко выражаясь, конец и конец большой. Я их с год уговаривал не бояться русского криминала, а тут такое. Что же за народ у нас такой сволочной? Ни одно хорошее дело провернуть не дадут. Всё изгадят.

– Ну, давай сейчас я дежурному позвоню, и он твоих замов в КПЗ вместе с преступным контингентом запрет, – предложил свой план действий Копченов. – Они там с часик посидят и с непривычки нам всё поведают во всех мельчайших подробностях. Метод проверенный. Ну, чего звонить?

– Нет, – строго возразил директор, – так не пойдет. Через тот же час весь город будет об их аресте говорить, а французы здесь в субботу будут. К субботе город не успокоится.

– Если, его еще, чем ни будь не удивить, – добавил к словам директора свое замечание Колчинский. – Да так удивить, чтоб покрепче и тогда народные думы на это покрепче перебросятся. Может цену на водку процентов на двадцать снизить или зарплату у тебя на комбинате процентов на тридцать приподнять? Удивятся люди, Николай Алексеевич, как считаешь?

Николай Алексеевич предложение прокурорского следователя проигнорировал и продолжал озабоченно молчать, видимо придумывая новые планы своих действий.

– Так может ты их Алексеевич, сюда вытащишь, – выдал очередное предложение начальник милиции. – И мы их здесь с Юрием Альбертовичем покумекаем что да как. Может чего получится, мы же профессионалы как никак. Попробуем Юрок?

Колчинский, которого, как, оказалось, звали Юрием Альбертовичем, согласно покачал головой и изобразил руками жест, замещающий в большинстве случаев фразу: «Нет вопросов».

Директор быстро взял телефон и строго, но ласково заворковал в трубку.