А в Сибири той же весной я стал свидетелем еще одного тягостного зрелища. Омские хлеборобы понимают значение лесных полос, говорят о необходимости новых защитных посадок для благоденствия своих засушливых, плоских, расположенных на продуве полей. Но вот дикая картина: летит самолет и засыпает гербицидами, предназначенными для уничтожения сорняков на полях, прекрасные лесные полосы. Нельзя без боли смотреть на умирающие, словно охваченные пламенем стены многокилометровых насаждений, загубленных таким «способом» в предыдущие годы.
И хочу в заключение рассказать о моем последнем путешествии по весям.
Спустя почти десять лет после памятной поездки по Украине снова я побывал в одном из ее районов — на Полтавщине. Первый секретарь Полтавского обкома КПУ, замечательный партийный и хозяйственный организатор Ф. Т. Моргун пригласил меня посмотреть не совсем обычную украинскую новь. Федор Трофимович — бывший директор целинного совхоза. В своей книге «Хлеб и люди», боевой, интересной, полной раздумий, он рассказал о подвиге первоцелинников, о битве людей за хлеб, о пыльных бурях, о поездке в Канаду, о начальном нашем опыте борьбы с ветровой эрозией почв.
Ровные, как на целине, земли Полтавщины, десятилетиями подвергаясь традиционной плужной обработке, ухудшали свою структуру, ежегодно теряли влагу, а плохая озимь на больших площадях веснами пересеивалась яровыми культурами. Ф. Т. Моргун выступил за решительное расширение озимого клина, позаимствовал не только целинный опыт, но и целинные машины — культиваторы, плоскорезы, стерневые сеялки. И вот в 1976 году, когда я побывал здесь, полтавская земля отозвалась невиданными доселе урожаями — по 36 центнеров пшеницы и ячменя с гектара; еще бы не славно!
Сохранение, рациональное использование и повышение плодородия наших почв — задача общенародная, и, должно быть, одно из важнейших условий ее выполнения — создание в обществе особой нравственной атмосферы. Это замечательно, что в последние годы принят ряд важных решений и постановлений по охране наших почв, по борьбе с эрозией. Десятки научно-исследовательских институтов сельского хозяйства развернули сейчас комплексные исследования. При ВАСХНИЛ создан совет ученых и производственников для обобщения достижений науки и ее связи с практикой почвозащитного земледелия. Госплан СССР взялся за составление перспективного плана всей работы на последующее десятилетие; определяются ее масштабы, капитальные вложения, получают конкретные задания аграрники, лесники, мелиораторы, поставщики сельскохозяйственной техники.
Земля — главное богатство нашего народа. Если сложить стоимость всех лесов и подземных сокровищ, подсчитать цену всем озерам и рекам, городам и постройкам, заводам и фабрикам, шахтам и рудникам, железным и шоссейным дорогам, локомотивам, тракторам и автомобилям, мостам и каналам, кораблям и самолетам, вещам и товарам — все это в итоге составит только четверть национального достояния советских людей. Три четверти, семьдесят пять процентов общенародного добра, содержится в почве. И еще хорошо бы помнить всем нам — за последние десять лет площадь пашни на душу населения уменьшилась у нас с девяноста трех соток до восьмидесяти восьми. Только эта потеря составляет столько, сколько иные земледельческие страны мечтают иметь на ту же потребительскую душу… Одни лишь овраги забирают у нас навсегда двести шестьдесят гектаров пашни ежесуточно.
И хотя расходы по проектированию и осуществлению всех противоэрозионных работ берет на себя государство, каждый из нас должен ясно понять, какая великая ответственность лежит на плечах нашего поколения. Ведь земля, которой мы пользуемся и называем своею, не принадлежит только нам. «Даже целое общество, нация и даже все одновременно существующие общества, взятые вместе, не есть собственники земли, — писал Карл Маркс, — они лишь ее владельцы, пользующиеся ею, и, как boni patres familias (добрые отцы семейства), они должны оставить ее улучшенной следующим поколениям». Будучи временными владельцами родной земли, мы обязаны сделать все, чтобы не обеднить, не испоганить ее, не помешать осуществлению грядущего, которое осчастливит всех людей.
1968–1976
Города в тени деревьев
Приангарскую тайгу вырубали и жгли, вокруг перемалывалась траками почва с весенними травами и цветами, а за пологом этой палатки кустился шиповник, цвели роскошные саранки, несравненный багульник — даурский рододендрон, жарки, а по-нашему, среднесибирскому, «огоньки», таежные орхидеи, ирисы русские…
— Друзья! — обращался к собравшимся братчанам-новоселам молодой инженер-дендролог Герман Тафинцев. — Ну почему вот это, например, чудо не должно расти на клумбах будущего нашего города? Гляньте, какие у него причудливые листья и лазурные цветы! По-ботанически оно называется довольно скучно — «дельфиниум высокий», но вы послушайте, какие имена дали ему разные народы! Наши предки, издревле употреблявшие дельфиниум в народной медицине, назвали его «живокостью», немцы — «рыцарскими шпорами», англичане — «забавными шпорами». Древние греки считали «дельфиниум высокий» цветком печали. По-своему именуют его французы — «ножка жаворонка», но, наверно, красивее всех зовут это растение буряты — «бэрн с эсэг», то есть «невестин цветок»… Мы обязаны украсить город будущего здешней чарующей красотой — местными деревьями, кустарниками, цветущими дикоросами. Нам только начать, друзья, а потом пойдет! Сибирские растения со временем будут украшать и другие города!..
Идея и вправду была замечательно хороша, хотя и не очень-то нова. Выдающийся ученый XVIII века, один из первых исследователей растительности Сибири, Петр Паллас писал:
«…Россия имеет в своих восточных и южных областях, особливо в обширной Сибири, такое великое множество изрядных, отчасти только сей стране присущих природных дерев и кустов, что в состоянии насадить оными, не заимствуя иностранных родов, весьма прекрасные сады и рощи, которые красотою и переменою ни в чем Аглинскнм не уступят…»
Посмотрим повнимательней на деревья, кусты и цветы, на зелень, окружающую нас, и вместе подумаем о настоящем и будущем этого немаловажного участка социалистического строительства.
О пользе зеленого убранства, особенно для пыльных, дымных, шумных и тесных городов, не стоит слишком распространяться — она общеизвестна. Деревья, кусты и травы поглощают углекислоту и выделяют живительный кислород, ионизируют и фильтруют воздух, испускают фитонциды, убивающие болезнетворных микробов, выравнивают перепады микроклимата, приглушают шумы, ослабляют силу вредных излучений. И есть еще у «зеленого друга» ценности, не поддающиеся никаким подсчетам, но столь же неоспоримые, многообразные и незаменимые.
Деревья, растения, живая природа вообще действительно по-дружески успокаивают и волнуют человека, сберегают и восстанавливают его душевное здоровье, способствуют расцвету чувств, воспитывают, помогают думать и творить.
И как бы мы ни любили, как бы ни стремились сохранить «дикую» природу, похоже на то, что земля будущего почти повсеместно захорошеет культурными ландшафтами. Облагороженная разумной и доброжелательной деятельностью человека природа таит в себе новые качества и достоинства. Вспоминаю свои смутные мальчишеские ощущения, когда после девственной тайги вдруг открывается твоему взгляду просторная поскотина за околицей сибирского села, обрамленная кедросадом. Столетиями крестьяне ухаживали за этим лесом — в нем ни больного сучочка, ни валежинки, а шаровидные кроны величественных дерев так правильны и хороши, что кажется, их подстригали какие-то умные и добрые великаны. А в юности, помнится, не раз проезжая бесконечной железной сибирской дорогой, с нетерпением ждал я Петропавловска. У вокзала там — после пустых зауральских земель — было что-то вроде рая. Вяз мелколистый, кизильник и другие неизвестные мне кустарники представали кубическими, пирамидальными, яйцевидными, ромбическими образованиями, сгруппированными в радостные по общему тону сочетания. Этот скромный, продуманный в мельчайших деталях скверик нес на себе светлую печать любви, терпения и трудолюбия; мне всегда хотелось сойти с поезда, разыскать и поблагодарить за праздничное впечатление человека, который все это затеял и осуществил. Позже я узнал такие шедевры садово-паркового искусства, как Кусково и Архангельское, Тростянец и Павловск, посмотрел сказочный Версаль и великолепный Сан-Суси, побывал в польских Лазенках, шведских пейзажных парках, в древних садах Киото, поселяющих в душе человека тихую радость и умиротворение…
