Два года назад я забрался в знаменитый Кыгинский кедрач, старейший в стране. Зачарованный, бродил меж исполинских стволов, слушая, как высоко-высоко над головой шумят вершины — их перекатный и глухой голос доносился будто с неба, — а внизу царила первозданная тишина, недвижимо стоял мягкий, прохладный воздух, струились тонкие смоляные ароматы.

Этим кедрам было уже по 500 лет, и они еще плодоносили! Здесь заказник, однако тут и там лежали по долине поверженные стволы; великанов валили, выпиливая для клепки лишь самую здоровую часть хлыста, остальное бросали.

А на промышленных лесосеках много раз видел погубленный молодой кедрач. Он и плодоносить-то еще как следует не начал, и древесина его только еще поспевала, а его уже рубят. Но самое грустное — подростковые кедры, маломерки, брошенные догнивать тут же, на лесосеке…

Кедровые леса России — уникальная сокровищница разнообразных богатств, и пора наладить ее разумное использование. Чтобы сберечь наш кедр от окончательного истребления, необходимо срочно сверить практику с данными науки, экономических расчетов и опыта. Некоторые ученые в качестве первоначальной меры предлагают перевести все кедровые леса в первую группу. Вместе с практиками-лесоводами, экономистами мы разработали, если так можно выразиться, программу-минимум, вполне реальную и осуществимую.

Мы предложили пересмотреть возраст рубок кедровых лесов в соответствии с научными данными по технической спелости древесины и плодоношению: для эксплуатационных лесов второй и третьей групп установить возраст рубки 201–220 лет, а для орехово-промысловых зон и других кедровых лесов первой группы в зависимости от условий — 260–300 лет.

По нашему мнению, пора категорически запретить и кедровых лесах сплошные рубки, не обеспечивающие естественного возобновления. При этом способы рубок должны быть научно обоснованные, различные для разных районов.

Пятилетний практический опыт Горно-Алтайского опытного леспромхоза не должен пропасть зря. На основе его материалов по лесоустройству, изысканий, технического проектирования следовало бы перестроить по принципу комплексности работу нескольких обычных леспромхозов в Тюменской, Томской, Иркутской, Кемеровской, Читинской областях, в Красноярском, Алтайском и Приморском краях. Одной из важных задач комплексных леспромхозов является, как нам думается, организация лесосеменных и питомниковых хозяйств, чтобы снабжать саженцами лесные предприятия своего района.

По нашему глубокому убеждению, кедр надо выделять из общего понятия «хвойных», и цены основных продуктов кедровой тайги (древесины, ореха, кедрового масла, живицы) должны быть приведены в соответствие с их техническими или пищевыми свойствами, с фактическими затратами на заготовку.

Рассмотрим пристальнее главный, коренной вопрос — принципы, методы современного лесопользования. Лесопромышленные организации, как мы уже видели, осуществляют в эксплуатационных лесах временное, краткосрочное пользование лесом. Вырубив сырьевую базу, леспромхоз перебирается в новые, нетронутые леса. Этот метод, дающий лишь кажущийся эффект, ныне узаконен.

Давно пора подсчитать, сколько мы теряем от этих бесконечных «кочевий». Ведь три четверти основных средств лесной промышленности вкладывается в недвижимости — в здания и сооружения. На новом месте средства вкладываются вторично, затем в третий раз и так далее во всевозрастающих размерах.

Сплошные рубки, варварские методы разработки лесосек вызывают бесконечные дополнительные вложения в дороги, так как добираться до нетронутых лесов все труднее и дальше. В погоне за «сливками», за лучшими древостоями лесозаготовители строят часто в полтора-два раза больше дорог, чем это необходимо при разумном и полном использовании спелых лесов.

Одна из важных задач в лесной промышленности — переход на полное, комплексное использование древесины и ее отходов. Экономика подсказывает, что невыгодно перерабатывать это лесное сырье при бесконечных кочевьях. Предприятия по утилизации отходов будут убыточными, если станут возить сучья или хвою издалека, а перебазирование этих предприятий вслед за лесозаготовками — уже совершеннейшая нелепица.

У всех временных леспромхозов есть еще одна общая беда: сводя лес сплошь и растягивая коммуникации, они с каждым годом все труднее выполняют планы, начинают работать с убытками, и положение не спасает ни новая техника, что в огромных масштабах поступает в леса, ни щедрые премии, ни грозные приказы. Производственные здания ветшают, на длинных и уже разбитых дорогах «горит» резина, рвутся траки, перерасходуется топливо Вкладывать же деньги в новые объекты, на ремонт и реконструкцию старых невыгодно, потому что затраты не успеют окупиться: близится время переезда. При таком способе эксплуатации русских лесов нельзя решить острейшую проблему создания постоянных кадров, невозможно избежать текучести рабочей силы. Современный лесоруб не хочет жить в тех условиях, в которых жил его отец, и он прав. Разбросанные по лесам бараки-времянки лишены элементарных бытовых удобств, они быстро сгнивают и часто отвлекают на ремонт и восстановление больше средств, чем вкладывается в строительство новых поселков.

«Кочевой» метод хозяйствования ставит перед лесной промышленностью неразрешимые проблемы Но есть еще одна, самая большая опасность в подобном методе — неизбежное обесценивание лесного фонда страны. При теперешних способах рубок лесные сырьевые ресурсы совсем не восстанавливаются или восстанавливаются очень медленно, причем малоценными или сорными породами. Пустыри, болота, заросли кустарников и осины — вот какой «лесной» пейзаж все чаще и чаще можно увидеть в России. Недавно один из лесозаготовителей выступил в прессе со статьей о необходимости «прекратить столь значительные и неоправданные лесозаготовки в центральных и северо-западных районах Российской Федерации». Но какой же выход он намечает? Перебазирование!

А давно пора набраться мужества и сказать правду: срочное перебазирование лесозаготовок за Урал, если даже каким-то чудом лесозаготовители получат на это необходимые средства, не решит проблемы, а лишь ненадолго отодвинет ее и поставит вновь с еще большей остротой. Дело в том, что и за Уралом не так уж много лесов, если учесть наши способы их эксплуатации и наши потребности. Один из специалистов лесного хозяйства, используя имеющиеся статистические данные, подсчитал, что, за вычетом лиственницы (ее до сих пор почти не рубят), северных недоступных и горных лесов, березовых колков, гарей, шелкопрядников, защитных и кедровых массивов, остается в лесном фонде Сибири всего 15–17 процентов площадей, на которых в ближайшие десятилетия можно вести заготовки древесины…

Ясно видится не столь уж далекое будущее: при теперешнем «кочевом» способе заготовок лесного сырья мы быстро дорубимся до тундры и гольцов, выроним топор из рук и растерянно оглянемся назад. Неужели, спросим мы себя, нельзя было по-другому? Нет, жизнь требует отказа от нынешней лесопромышленной практики!

О том, как надо добывать наше лесное сырье, вот уже несколько десятилетий среди ученых идут дискуссии. Некоторые представители лесной науки оправдывают существующее положение в русских лесах, которое, дескать, «сложилось исторически». Не берусь утверждать, что это положение создалось в результате того, что у нас стало слишком много грацианских, хотя, правду сказать, есть и такие ученые, которые не понимают, как это можно бороться за какие-то научные принципы, если отказ от них неплохо оплачивается: деньгами, должностями, спокойствием…

И все чаще специалисты обращаются к наследию основателей отечественной лесной науки Ф. К. Арнольда, А. Ф. Рудзкого, М. К. Турского, М. М. Орлова, Г. Ф. Морозова, Н. С. Нестерова, М. Е. Ткаченко, все с большей настойчивостью говорят о необходимости ведения у нас настоящего лесного хозяйства, о реабилитации и восстановлении лесоводства в своих правах. А что такое лесоводство?