Нетрудно подсчитать, во что обходится это народному хозяйству. Байкальский целлюлозно-бумажный комбинат ежесуточно сбрасывает в Байкал 250–260 тыс. м³ промышленных стоков, прошедших очистные устройства, и около 150 тыс. м³ так называемых условно-чистых вод. Промышленные стоки, прошедшие очистку, ежесуточно выводят из нормального, пригодного для жизни состояния в 10 тыс. раз больший объем воды Байкала, т. е. 2,5–2,6 млрд. м³. Если принять, что население Советского Союза расходует ежесуточно московскую норму воды, т. е. 500 л на человека, то все население страны довольствуется 130 млн. м³ воды в сутки, Байкальский же завод портит в 20 раз больший объем только «очищенными» стоками. Условно-чистые стоки также выводят из строя не меньший объем воды озера.

Эго цена ущерба, наносимого только одним Байкальским целлюлозным комбинатом. А в бассейне озера на главном притоке р. Селенги есть еще Селенгинский целлюлозно-картонный комбинат с такой же системой очистки, как и на Байкальском комбинате. Действует огромный комплекс предприятий в Улан-Удэ, некоторые из них имеют несовершенную систему очистки или совсем ее не имеют. Существует также в бассейне Селенги Джидинский вольфрамомолибденовый комбинат, действует и увеличивает мощность Гусиноозерская ГРЭС и др. В Селенгу сбрасывается столько стоков, что она с расходом воды 900 м³/с не может обезвредить эти стоки разбавлением, загрязненные воды реки поступают в Байкал и распространяются на площади более 1500 км²».

Г. И. Галазий, с которым я когда-то познакомился на Байкале, рассказывает о новых научных открытиях, старых нерешенных проблемах озера и новых, обостряющихся с каждым годом, предлагает:

«Для сохранения чистоты байкальских вод и обеспечения нормального функционирования экосистемы озера необходимо:

— отвести стоки Байкальского целлюлозно-бумажного комбината за пределы бассейна Байкала или изменить профиль предприятия на безотходное;

— перевести СЦКК на замкнутый цикл, как требует постановление ЦК КПСС и Совета Министров от 16 июня 1971 г.;

— прекратить сброс в р. Селенгу промышленных стоков предприятии Улан-Удэ, отвести их в бессточные котловины или в глубокие горизонты земной коры;

— прекратить став леса по озеру плотами, заменив сухогрузными перевозками на судах;

— организовать совершенную очистку пыле-газовых выбросов всех предприятий в бассейне Байкала;

— упорядочить плавание водно-моторных судов как государственных, так и находящихся в личном пользовании, так как вред от них уже соизмерим с государственным судоходством;

— для охраны экосистемы Байкала нужно сохранять такое ее состояние, при котором могли бы нормально существовать и воспроизводиться гидробиоценозы. Это возможно при условии, если в озеро не будут попадать промышленные стоки» (Г. И. Галазий. «Экосистема Байкала и вопросы ее охраны», журнал «География и природные ресурсы», 1980, № 1, с. 30).

Полностью разделяю эти предложения, часть которых была высказана, как читатель помнит, еще два десятилетня назад, и я считал бы себя счастливым человеком, если б мне не довелось в жизни писать очерка, подобного «Светлому оку Сибири», и такого послесловия.

1982

Течет река Волга…

В низовьях Волги глазу легко и просторно; до белесого осеннего горизонта взгляд не на чем остановить, лишь кое-где из плоской равнины выступают отлогие холмы. Рассказывают, что на них, в сухих вершинных ковылях, находят иногда темные черепушки. Должно быть, на этих глинистых буграх спасали себя и свой скот от разливистой реки-кормилицы какие-то древние народы — может, сарматы, бесследно растворившиеся почти двадцать пять веков назад, в дыму истории, или овеянные легендами гунны, а может, и какое-то другое племя, пришедшее позже из бездонных глубин Азии…

Проходили века, сменялись на холмах народы, но текла мимо неизменно широкая и вольная Волга, черпая силы в лесах и болотах далекого Севера. И оттуда, с истоков, еще тысячу лет назад проходили по Волге — на море, на персидское побережье — русские. А совсем недавно — каких-нибудь триста-четыреста лет назад — русские пришли насовсем, обжили реку до устья, и стала она величаться Волгой-матушкой.

Многолюдно и многоязычно здесь в наши дни. На средней Волге меж русских областей расположились автономные республики татар, чувашей и марийцев, а в дельте, куда мы держим путь, совсем уж редкое национальное своеобразие — тут среди русских постоянными селениями осели казахи, украинцы и местные низовые татары, живут армяне и греки, азербайджанцы и калмыки; всех приветила, накормила и напоила великая русская река.

Край, в котором ты никогда не бывал, издали видится в красках ярких и контрастных, — зимний север белее и безмолвнее, а летний юг пестрее и шумнее, чем вблизи…

У волжской дельты свои краски и своя экзотика, манящая ароматом неизведанности. Где-то в этих тихих бесконечных протоках цветет священный лотос, где-то вот тут, в шумливых камышах, над этой красной, дрожащей, озаренной закатным солнцем водой, гнездится фламинго, редчайшая птица, само имя которой произошло от слова «пламя». И память услужливо подсказывает завораживающие строки «Гайаваты»:

То не солнце ли заходит

Над равниной водяною?

Иль то раненый фламинго

Тихо плавает, летает,

Обагряет волны кровью…

Скажу сразу, что краснокрыла — так по-русски называют фламинго — мы так и не увидели, и лотос, как оказалось, отцвел давно и ронял уже в воду свои крупные семена…

Однако мы вдосталь насмотрелись на самый ценный дар волжской дельты, наслушались про него восторженных, а иногда и грустных рассказов. С этим даром родной нашей природы связаны тут надежды и образ жизни тысяч людей, вокруг него кипят страсти, о нем думают колхозники и партийные работники, ученые и государственные деятели. Дар этот — рыба.

Дельта Волги сама по себе — уникум земной природы. Прежде всего она поражает своими размерами. Более двенадцати тысяч квадратных километров, около тысячи проток и рукавов! Интересно также, что дельта, едва приподнимаясь над уровнем Каспия, лежит вместе с Каспием значительно ниже уровня Мирового океана. Каспий — это величайшее в мире бессточное озеро-море — и волжская дельта образовали очень любопытное географическое единство, которое предопределило пышность жизни, цветущей в этом уголке земли.

Значит, о рыбе? Да, о ней стоит говорить! Ведь в лучшие свои годы Каспий давал с гектара почти в два раза больше рыбы, чем, например, Северное море — самое продуктивное из внешних морей, а до революции здесь брали больше половины всей рыбной добычи России. Воды этого района нашей Родины вечно кишели, да и сейчас еще кишат рыбой. Почему? Дело в том, что северный Каспий очень мелководен. Весной его быстро прогревает солнце, и бесчисленные растительные и животные организмы бурно размножаются и развиваются, давая обильную пищу рыбе. Кроме того, Волга в своих мощных струях выносит в дельту и северный Каспий огромные массы питательных веществ. Наконец, у лучшей здешней рыбы, можно сказать, нет врагов. В Каспийском море не водится акул, всяких там свирепых барракуд. И это единственное море на Земле, в котором не живут дельфины — красивые, как утверждают некоторые ученые, мыслящие, но тем не менее очень зубастые и прожорливые животные. А тут им было бы где разгуляться при их-то сообразительности!

Мы на тоне, в бригаде рыбаков. Поздний вечер, почти ночь. Несильный ветер рябит широкую протоку, и в лунной дорожке будто бы играют неведомые золотые рыбки. В темноте, под ивой, дышит вишневый костер, там обсыхают рыбаки, а мы у воды — ждем притонения. От протоки тянет чистым речным дном и… свежей рыбой. Да, волжская вода пахнет рыбой!