Карцев начал перечислять на память цифры, но пристальный взгляд Хасимото его смутил, и он совсем тихо посетовал:

— Правда, с некоторыми из них связь потеряна. Отдельные пошли по пути предательства и выдали себя красным властям. С этими я рассчитаюсь… Резидентов, преданных и прошедших выучку, пока мало.

— Вот с этого нужно и начинать, — резко прервал его Хасимото. — Нужно не мечтать, господин генерал, а действовать. Дей-ство-о-вать! — Его голос стал гневным. — В противном случае история может окончательно вышвырнуть вас за борт. Для вас должен быть поучительным урок 1920 года. Мы дали тогда вашему атаману оружие, деньги, предоставили власть, но он не оправдал наших надежд. Сейчас можно превосходно обойтись и без вас. Только из снисхождения мы помогаем вам. Или вы оцените это или…

4

Генерал-лейтенант Савельев, облокотившись о край стола, скользил взглядом по лежавшей перед ним карте.

— Да-а! — тяжело выдохнул он. — Задача!

Отправка под Москву дивизии оголила, хотя и на второстепенном направлении, целый участок обороны. Командарм не считал целесообразным направлять в полки первой линии пополнение, поступившее из строительных батальонов, с полигонов и из рабочих команд. Пока позволяла обстановка, его надо было держать в резерве и обучать. Ничего другого не оставалось, как «растягивать» соединения и части по фронту.

— Какую дивизию отдали! — проговорил начальник артиллерии Николаенко, меряя комнату беспокойными шагами. — А артиллеристы там какие были! Ай-яй-яй! Если возьмут еще — от армии ничего не останется!..

— В том и суть, Николай Константинович, чтобы армия осталась. И не хуже, а лучше! Но отдавать, действительно, больше нечего, — нахмурил брови Савельев.

— Как нечего? — удивился Николаенко и смущенно добавил: — Ну не дивизию… Батальончик, полчок… За счет пополнения как-нибудь выкрутимся…

— Там нужны сейчас не сборные части, а хорошо обученные, боеспособные дивизии, которые с хода могут идти в бой, — задумчиво проговорил командарм и снова взглянул на карту.

Генерал Николаенко присел рядом.

— Главный удар на нашем направлении, как предполагает командующий фронтом, будет нацелен сюда, — черкнул карандашом Савельев. — В лоб — на Сабурово. Севернее — озеро, через него не пойдут. Южнее — тайга и гористый район… Да и излишняя уверенность в успехе толкнет генерала Сато сюда.

— Это вероятнее всего, Георгий Владимирович, — согласился Николаенко. — На флангах и при пятикратном превосходстве застрянут, танки и артиллерия там не пройдут.

— Значит, крепкий кулак нужно иметь в направлении Сабурова, — Савельев умолк, продолжая напряженно размышлять.

Постучав, вошел начальник штаба.

— Добрый вечер, товарищ командарм! Мне дежурный и не доложил, что вы возвратились из маршевой дивизии.

— Я приказал не тревожить вас, — оживился Савельев, — но раз пришли, прошу кое-что записать и подработать, чтоб к утру подготовить на утверждение командующему фронтом.

Начальник штаба подсел к столу. Савельев медленно прошелся по кабинету и начал диктовать приказ об изменении в расположении войск.

— Дивизию Мурманского снять с занимаемого рубежа и перебросить в образовавшийся разрыв, — повторил он в конце. — Фронт для нее должен быть минимальным. Записали?

Начальник штаба утвердительно кивнул и уточнил:

— Остальные соединения корпуса, значит, будут растянуты на широком фронте?

— Да.

— Укомплектованность соединений низка, товарищ командующий. Отправляем дивизиями, получаем командами.

— И еще придется отдавать, — заметил Савельев. — Кого действительно надо полностью укомплектовать, так это артиллерийские части.

— Покорнейше прошу, Георгий Владимирович! — вмешался Николаенко. — Я, пожалуй, обойдусь, если дадите из пополнения ограниченно годных к строю. Распоряжусь перевести во всех частях кадровиков из тыловых подразделений в линейные.

Командарм одобрительно взглянул на начальника артиллерии. Он уже оценил этого невысокого плотного генерала. Николаенко был потомственным пушкарем и знал орудия всех систем и калибров лучше любого конструктора. Общительный, умеющий увлечь людей, он был отличный организатор. При его появлении все начинало двигаться быстрее, становиться на свои места, устраиваться. Двадцатипятилетняя служба в артиллерии выработала в нем почти безупречную точность.

— Прекрасная мысль, Николай Константинович! — одобрил командующий. — Сколько у нас наберется в службах тыла кадровых бойцов? — обратился он к начальнику штаба.

— На память не скажу. Но ориентировочно, с техническими и специальными службами, пожалуй, на дивизию наскребем.

— Подготовьте приказ — в ближайшую неделю отправить кадровый состав в строй, заменив его пополнением. Оставить в каждой службе только ведущих специалистов и инструкторов. Но обязательно потребуйте, чтобы с пополнением, кроме основной специальности, занимались ежедневно не менее пяти-шести часов боевой подготовкой.

— Есть, товарищ командующий!

— Готовьте к утру Документацию, взглянув на часы, приказал Савельев. — В шесть утра выедем на рекогносцировку. Командиров дивизий предупредите шифровкой. Члену Военного Совета сообщите, что дивизия полностью отправлена.

— Слушаюсь!

— Хорошо! Можете идти работать.

Начальник штаба быстро вышел.

— Николай Константинович, — обратился командарм к Николаенко. — Необходимо, по-моему, и левый фланг усилить армейской артиллерией.

— Так точно, Георгий Владимирович. Я уже прикидывал, — Николаенко взял со стола густо исписанный лист. — Вот, стволов сорок — сорок пять можно добавить. Предлагаю полк Картавого и полк большой мощности.

— Согласен.

В вестибюле штаба фронта Смолянинова встретил оперативный дежурный.

— Совещание началось, товарищ бригадный комиссар, — доложил он. — Член Военного Совета фронта приказал зайти, не дожидаясь перерыва. А это вам шифровка. Наверное, обогнала в дороге, — подал он телеграмму.

«Вручить Смолянинову тчк доложите выполнение приказа 00306 тчк последний эшелон отправлен 1.20 сегодня тчк Савельев», — прочел Смолянинов, подымаясь по лестнице на второй этаж.

При первой встрече командарм произвел на бригадного комиссара невыгодное впечатление. «Действительно, суховат, — подтвердили в политуправлении фронта, — но свое дело знает». А через несколько дней за внешней холодностью командарма Смолянинов увидел простого и умного человека.

У дверей зала заседаний комиссар предъявил дежурному адъютанту удостоверение личности и прислушался.

— Почему японцы во время последней провокации на вашем направлении смогли углубиться в оборону на триста метров? — услышал он густой грубоватый голос командующего фронтом.

— Неожиданное нападение, товарищ генерал-полковник… Потом, количество…

— Чего же вы ожидали, если для вас японская провокация — неожиданность? — перебил командующий.

«Кажется, бригадному комиссару Горяеву голову мылят… Вот они, результаты самовлюбленности», — подумал Смолянинов, узнав по ответам члена Военного Совета соседней армии — человека, излишне мнившего о себе.

Смолянинов открыл дверь и взглянул на командующего фронтом, сидевшего за столом рядом с секретарем крайкома партии.

— Разрешите, товарищ генерал-полковник? — спросил он.

— Садитесь, недовольно отозвался тот, продолжая глядеть на Горяева.

По лицам присутствующих Смолянинов почувствовал, что совещание было напряженным, вопросы членов Военного Совета фронта лаконичны и по-деловому сухи.

— Почему не выполнен приказ о вывозке дров для населения? — обратился к Горяеву секретарь крайкома партии.

— Напряженность обстановки… С транспортом тоже… Горючего не хватает…

— Почему в частях много больных? — снова спросил секретарь крайкома.

— Питание недостаточное… Холода… Авитаминозность и непривычка…

— Так почему же кормите бойцов сухарями? Под Москвой и то едят хлеб, — возмутился командующий.