Я не удержалась и пригубила, едва не закашлялась от количества пряностей, но это было всё же очень вкусно. Я начала жадно пить его, оказывается, я и есть тоже хочу. Надеюсь, ужин скоро.

– Тёть Галь, я в душ, можете начинать ужинать без меня! – сказал Евгений, появившийся у моего левого плеча и напугавший меня так, что я поперхнулась. Он постучал меня слегка по спине своей раскалённой ладонью. – Всё хорошо? Я напугал?

– Нет, – откашлялась, я – не в то горло просто, – отмахнулась я.

– Что значит, без тебя? Ты наш гость! Без гостей ужинать не садятся! – мама была иного, чем он мнения и уже хлопотала с какими-то блюдами, что-то вынимала из духовки. Кажется, наш приезд – отдельный праздник.

– Я постараюсь быстро! – кинул он, уже убегая из кухни.

Вместо него ввалился Денис, который снял куртку и тоже слегка благоухал.

– И ты бегом в душ! – махнула на него мама полотенцем, мне вонючки за столом не нужны, – на первом этаже иди, в верхнем Женечка.

– Ладно, – Денис распрямился, потому что за мгновение до этого пытался отпить глинтвейн из моей чашки. Развернулся к выходу и пробубнил себе под нос, – в верхнем Женечка.

Кажется, кто-то ревнует, подумала я и вернулась к своей чашке, ожидая, что сейчас и меня куда-нибудь отправят. Хотя зачем ждать?

– А где наша с Денисом комната будет? Я хочу свитер переодеть, а то жарко.

– Конечно, дорогая, – улыбнулась мама Дениса, – наверх, направо и вторая дверь, первая это ванная комната.

– Спасибо! – я сделала ещё глоток напитка и, выдохнув пряный жар, встала и направилась в указанном направлении. Судя по тому, что сумок в прихожей не было, их отнесли в нашу спальню.

Я поднялась по широкой деревянной лестнице с блестящими лаковыми балясинами и перилами, свернула направо, отсчитала вторую дверь, слыша, что за первой шумит вода и вошла в нашу с Денисом спальню. Большая светлая комната с широкой кроватью, массивными шкафами, коврами, как точно обставила бы и моя мама. Правда, не так дорого.

У кровати стояла моя сумка, и я сразу же её расстегнула, достала тонкий джемпер с треугольным вырезом, чтобы жарко больше точно не было. Сменила свитер на него и глянула на зеркало над комодом. Пригладила растрепавшиеся от капюшона светлые волосы и подмигнула сама себе. Возьми себя в руки, родители твоего парня не такие уж и страшные.

На этой бодрящей мысли я вышла из комнаты и осторожно заперла дверь, развернулась, чтобы тут же увидеть выходящего из ванной Евгения. Он был в одном полотенце и совершенно мокрый, будто вытереться было слишком сложно или некогда. Капли воды, кожа и мышцы, перед моими глазами зарябило.

– Ой! – удивилась я его внезапному появлению в почти неодетом виде.

Он тоже вздрогнул и развернулся, захлопывая дверь за своей спиной.

– Прости, я не хотела тебя напугать! – тут же попыталась я извиниться.

– Катя, не знал, что ты тоже тут, – решился пойти в открытую дверь другой комнаты, которую я теперь заметила с другой стороны лестницы.

Полотенце почему-то решило остаться на двери.

– Ой! – сказала я снова, закрывая рукой глаза.

– Блин! Прищемило! – услышала его смущённый голос.

Я не выдержала и слегка раздвинула пальцы, чтобы ещё сильней расширить глаза. Пока Евгений боролся с заевшей ручкой двери, я была удостоена округлым великолепием на два полушария чистейшего совершенства. А потом я увидела её…

Маленькая тёмная родинка над левой ягодицей.

 Нет! Нет! Нет!

Я резко вдохнула и провалилась в открытую дверь своей спальни, захлопнула её и прижалась спиной. Перед моими глазами всплыла картина, которую я теперь не могла стереть. Эта маленькая тёмная родинка и краснеющая от удара моей ладони кожа. И его низкий стон удовольствия…

Ужин был уже накрыт на стол, и Денис с родителями рассаживались на свои места, шумно обсуждая поездку  и попадание в сугроб. Варфоломей восседал на большой тумбе в углу, и его морда выражала верх самодовольства. Евгений ещё не спустился со второго этажа, а я отошла к кухонной стойке, чтобы взять корзиночку с хлебом.

Увидела чашку со своим недопитым глинтвейном и осушила её одним глотком. Как пряно, но же не горячо, только послевкусие на языке, воспоминание об этом жаре.

Как воспоминание о жарком идеальном теле под моими руками, вот я глажу его рельефные грудные мышцы, обхватываю ладонями плечи, царапаю спину… И эта родинка…

Нет! Ну нет, пожалуйста!

Это же было так давно. Память, родненькая, не подкидывай мне эти образы. Как жаль, что глинтвейна больше не осталось, а лучше бы чего-то покрепче, чтобы я смогла расслабиться. У меня от волнения сердце не хочет замедляться, так и колотится, после того как я услышала хлопнувшую дверь в спальню Жени и убежала поскорей вниз.

Меня позвали, и я вспомнила про корзиночку, понесла её на стол, доброжелательно улыбаясь. Меня уже терзает совесть, ну как так?

– А вот и Женечка! – радостно провозгласила мама Дениса и скомандовала всем садиться.

Я разместилась на предложенный стул, и оказалось, что напротив меня место пустует. Через мгновение туда приземлился Женя и мельком бросил на меня взгляд, тут же отвёл его, будто не хочет смотреть мне в глаза. Я и забыла, какой он сногсшибательно красивый, какие у него удивительные серо-зелёные глаза под загнутыми ресницами.

Эти глаза я запомнила лучше всего, потому что именно их я могла лицезреть в прорезях маски всё то время, что… Я опустила свой взгляд в тарелку, в которую Денис накладывал все три вида салатов, что наготовила его мама, а потом ещё кусок запечённой буженины. Я, конечно, голодная, но не до такой же степени.

– Какой я голодный! – и я снова смотрю на то, как Женя, наполняет свою тарелку угощениями. Как он улыбается всем, будто они его самые родные и близкие, хвалит салаты, заставляя маму довольно сиять.

Большая вилка была занята, и он подцепил кусок буженины с блюда рукой, плюхнул себе на тарелку и облизнул кончики пальцев, украдкой поглядывая, не увидел ли, кто этого жеста. Я увидела… и я медленно плавлюсь, глядя на его пальцы и блестящие губы.

Господи, боже мой…

Чёрный мартовский кот между моих ног, целует внутреннюю сторону бедра, глядя мне прямо в глаза своими гипнотизирующе-зелеными, проводит пальцами по нежной коже моего раскрытого бутона, размазывает моё возбуждение, а потом сладко облизывает блестящие пальцы, закры…

…вая глаза.

– Галина Васильевна, ваша буженина – это просто оргазм для желудка! – сказал он, раскрыв глаза, и внезапно поймал мой взгляд.

Я сжала ноги под столом, у меня всё горит, пульс бешеный, медленно еду крышей, утопая в этой зелени, я почувствовала, что дышу часто и взволнованно. Схватилась за вилку, чтобы замаскировать своё смущение и тоже воткнула его в кусок мяса. Только почему-то глаз не могу оторвать от Жени.

Он что-то мне сказал без звука, я лишь увидела медленное отчётливое движение красиво очерченных губ. Сознание попыталось догнать зрительный сигнал. Он сказал: «извини».

«За что?» – точно так же одними губами спросила я?

За то, что я словила мартовский флешбэк с вечеринки, и у меня чуть не случился самопроизвольный неожиданный оргазм?

«Я был голый», – сказали его губы, и у меня перед внутренним взором тут же возник его силуэт полностью без одежды. А потом тот, что стоял возле двери ванной без полотенца, слился с тем, что шёл ко мне через освещённую красным комнату и из одежды на нём только шелковая чёрная маска-бандана с кошачьими ушками и…

…он восхитителен, воплощение совершенства мужского тела, как мраморная статуя из музея. И я не знаю, почему из всех «кошечек» он выбрал меня, маленькую, сиамскую, смущённую от обилия обнажённых тел вокруг. Он идёт ко мне, соблазняя одним только взглядом, и я не могу не любоваться этими движущимися мышцами, этими плечами, прессом, бёдрами, чле…

– Котёнок! Вина тебе налить? – голос Дениса вывел меня из транса резче, чем пощёчина.