Гость слушал внимательно и, как показалось хозяину, таил на губах снисходительную улыбку. Проведя рукой по глазам, словно стремясь смахнуть с них морок, Корнев перешел к следующему пункту своих наблюдений:

– А уже тут, в деревне, я увидел на крыше одного дома… – он замялся, – человека, в майке и трусах. Он прохаживался по верху – от края до края!

Филиппович кивал головой и теперь слегка хмурился.

– Ну, насчет чудовища – тут никаких загадок нет: корова, она и есть корова, даже в Африке.

– Так как кричит корова, я слышал, – заверил Андрей:

– Му-у, а тут был настоящий рык, как не знаю… как у медведя.

– Ну да, ну да, – похоже, – отозвался старый. – Это мой бык Борька бомжует, скоро, наверное, придет. А может – нет, шибко своенравная скотина. Были бы еще копытные, он, может, держался бы стада, а так шляется везде один. Последнюю корову наша баба Пина сдала закупщикам в прошлом году. А теленок остался. Вот подрос, уж два года почти ему, скоро до полтонны дорастет. Но надо его пустить на мясо. Мне-то уже не под силу, а ты, случайно, не мастер по этому делу? Я бы заплатил, без обиды.

– Нет-нет, не приходилось, – чистосердечно признался Корнев. – Разве что курицу – могу.

– Вот ведь жизнь-то какая, неправильная какая-то! Придется закупщиков вызывать, пусть едут со скотовозом, забирают. Только его еще заловить надо. Да я заплачу, переплачу, лишь бы разделаться с ним, с нечистой силой!

Тут Андрей вспомнил про ведьмака на крыше.

– А это Генка, Генка Лузин, – ответил на его вопрос старик Филиппович. – Родители как уехали, тут у него лунатизм какой-то проявился. Компании, наверное, не хватает. Ну я, тьфу-тьфу, вроде ночью по крышам не хожу. Хотя кто его знает – сами-то лунатики, сказывают, и не помнят о своих похождениях. Но парень, в общем-то, хороший – поможет, когда надо, соль там, сахар, гречку привезет. Нормальный парень. И рыбак, охотник. Еще какие-то поделки из дерева мастерит. Да только тут покупать-то некому. Будто бы возит в райцентр, еще куда-то, как накопится. Зимой-то рыбалки нет. А никаких заморочек не делает. В общем, у нас не Диканька какая.

– А проехать зимой до автобуса можно? Ведь снег, наверное, никто не чистит?

– Да, с проездом тяжеловато. Но изредка администрация отправляет сюда «Белорус» с лопатой, если грейдер занят. А после метели он всегда занят, сюда добирается хорошо, если через неделю.

– А что же нормальную дорогу не сделать, хотя бы летом?

– Да ты что? Ведь это ж наедут туристы, натуралисты, которые голые – тоже, экстремалы разные, повесы-бездельники всякие. Все тут затопчут, загадят, рыбу-ягоду изведут. Да лучше мы будем сидеть без дороги! Электричество есть, и ладно. А то ведь знаю, в красивых местах, где они шарахаются, потом волонтеры кучи мусора собирают. А нам это зачем? Со своим бы мусором справляться! А те пусть едут в Хургаду, там их, вроде, любят.

– Так что же это мы? – спохватился Корнев. – Егор Филиппович, присаживайтесь к столу, немного перекусим, хотя до завтрака далеко. Я сейчас чай подогрею. Да ведь за знакомство полагалось бы принять что-нибудь покрепче. Граммов по 50. Вы как?

Гость потер лоб, крякнул:

– А, давай!

– С закуской у меня пока что небогато, но уж в следующий раз, – говорил Корнев, доставая из холодильника свой третий и последний чебурек, бутылку водки, оставленные хозяином в большой банке соленые огурцы и хлеб, который Андрей купил перед отъездом сюда. И не зря купил, потому что в холодильнике больше ничего не нашлось. Это несколько смущало племянника съехавшего хозяина, но он продолжал начатое дело: разрезал пополам чебурек, раскромсал на кружки два остро пахнущих уксусом огурца и нарезал хлеб.

Они выпили по маленькой стопке, и еще по одной, после чего гость поблагодарил соседа-вахтовика и поспешил откланяться, отказавшись от чая.

– Уж не могу крупными дозами употреблять, – извинился он. – А ты заходи ко мне – дом с зелеными ставнями. Запросто заходи. Собака на привязи, потому что они с Борькой не переносят друг друга. Ему во двор ходу нет, а ей – за ограду. Скорей бы спровадить его!

Наконец, он нетвердой походкой направился в сторону своего дома, а Корнев, окинув взглядом все крыши селения и не найдя ничего заслуживающего внимания, вернулся во вверенное ему жилище.

Он расстелил на диване привезенную с собой простыню и, убрав со стола, лег спать, только теперь почувствовав, как гудят ноги.

«Будто полмарафона пробежал», – сквозь дрему подумал он и провалился в сон.

Просыпался Андрей долго и неуверенно, оттого, что почему-то в спинки кровати упирались то ноги, то голова, вдобавок ложе источало тонкий звон, когда спящий поворачивался. Наконец, осознав, что это совершенно чуждая постель, открыл глаза. Сквозь шторы пробивался яркий свет – солнце уже проделало от восхода приличный путь.

– С добрым утром тебя, новосел! – поприветствовал себя домохозяин и поднялся, разминая затекшие от непривычного лежбища члены.

Раздвинув на всех окнах шторы, он поспешил на улицу. Красота! Яркий свет лился на зеленеющий сосняком и березами склон ближней горы, перед которой блестела изогнутая лента воды, редкие облака неторопливо плыли с востока на запад, где-то недалеко вещала кукушка. Замечательный денек! Но что же он употребит на завтрак? После вчерашних посиделок остался только хлеб. Есть еще сахар, чай в пакетиках и макароны. Не густо. Чем же питался дядька накануне отъезда?

Захватив телефон, Андрей предпринял обход подворья. Старинный амбар, почерневший от времени, был заперт на откидную планку, в которую в виде стопора была вставлена щепка. Изучив внутреннее содержимое строения, ничего интересного он не обнаружил: здесь хранились старые пальто, дубленки с натуральной, но фиолетовой шерстью, два сундука – большой и маленький, один из которых зиял глубокой трещиной аккурат под замком, будто кто-то открывал его с размаху посредством топора. Здесь же складировались старые журналы, пластинки и иной хлам. Полезными вещами он нашел только лыжи с ременными креплениями и древний велосипед «Урал», подвешенный на крюк, вбитый под потолком. Два деревянных весла стояли, прислоненные к трехногому столу, на котором стояла старая швейная машинка под холщовой накидкой. Выходя, он заметил над дверью большой высушенный рыбий хвост, прибитый кованым гвоздем. Хотя хвост усох и скукожился, размах его был с две ладони. Андрей покачал головой: это какая же должна была быть рыбина? Пожалуй, метра два!

Он осмотрелся и заметил погнутую вилку, воткнутую в щель между бревен. Тоже старинная, коротенькая и толстая, она обладала порядочным весом, хотя к драгоценным металлам отношения не имела. Это исследователь определил сразу. Пристроив метиз рядом с хвостом, сделал несколько снимков. Хвост в сравнении с вилкой смотрелся очень эффектно.

Рядом с амбаром Корнев увидал корявую маленькую дверь, углубленную на полметра в землю. Дверь вела в приземистое сооружение, засыпанное глиной с густой щеткой постриженного бурьяна наверху. На двери красовался висячий замок, и он был закрыт без всяких щепочек.

Озадаченный Корнев прошел на противоположный конец двора, где имелся навес с тремя дощатыми стенами. Тут были аккуратно сложены ящики от ульев, но без крышек. Их еще обернули полиэтиленовой пленкой, видимо, рассчитывая со временем вернуть к жизни. Но это время так и не пришло. Дальше размещался огород, где главенствовала картошка, но выгодную позицию занимали и огурцы, размещенные в теплице. Они чувствовали бы себя вообще вольготно, если бы не тыква, высаженная Надеждой Ивановной без уведомления агротехника Клочихина. Овощ с наступлением жары совершенно раздобрел, благо, его поливали. Но размеры плода не шли в сравнение с его вегетативной массой: самая скороспелая плеть достигала толщины руки, и начала уже на второй ряд опоясывать теплицу изнутри, как удав, стискивая огуречные слабые плети и сминая листья. Росла тут еще морковка, изреженная и угнетенная, которой, по всей видимости, недоставало воды, выкачиваемой влаголюбивыми тыквенными.